Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 396Бинарная оппозиция «свой»/«чужой» – это мысленное деление мира на два универсума, которое присуще каждому народу. Такое восприятие мира является отражением мифологического мышления человека, основы которого зародились в глубокой древности. По словам К.Леви-Строса, когда-то «первобытные общества определяли границы человечества пределами своей племенной группы, вне которой они воспринимали себе подобных лишь как чужаков» [1] . Территориальное деление пространства среди племен на «свое» и «чужое» не было единственным. Бинарные оппозиции находили свое воплощение в таких мыслительных категориях как «вода – земля», «верх – низ», «жизнь – смерть», «свет – тьма» «женщина – мужчина» [2] .

Антропонимы, являясь частью любого языка на планете, заключают в себе много этнолингвистической информации. Эпические имена в особенности становятся носителями этнической культуры, так как осмысливаются народом в течение длительного времени и функционируют в фольклорном контексте, который отражает и мифологические представления людей. О тесной связи языка и мифа писал еще известный ученый А.А.Потебня: «… язык есть главное и первообразное орудие мифического мышления» [3] . Язык как средство воплощения человеческой мысли уникален по своей природе. С его помощью создаются удивительные фольклорные и художественные произведения. В свою очередь, имена эпических героев, являясь языковыми единицами, аккумулируют мифологические представления народа. Способность концентрировать этнокультурную информацию обретается эпическими именами при помощи народной фантазии, способной создавать устойчивые фольклорные образы. При этом важную роль играет языковое окружение антропонима, его словообразовательная структура, а также функции носителей имен в тексте.

Итак, рассмотрим с этой точки зрения группу мужских имен из онежских былин [4] . К «своему» миру можно отнести, прежде всего, имена богатырей, «защитников Родины»: Михайла Потык, Вольга, Святогор, Чурило, Алеша Попович, Дунай Иванович, Дон Иванович, Дюк Степанович, Ермак Тимофеевич, Илья Муромец.

Антропонимы имеют словесное окружение в виде определений, приложений, обозначающих положительные качества героев. Имя каждого богатыря имеет свой набор характеристик. Например: Михайло Потык – молодой, доброй молодец, третий русьский славный бо́гатырь, русский могучий богатырь. Уменьшительная форма имени Михайлушка также вносит свою долю в создание образа доброго богатыря. Вольга – доброй молодец, ясный сокол. Святогор, старше всех богатырей, славный, дивный, порныи («возмужалый» [5] ), один из лучших богатырей. В былинах подчеркивается его «сила великая». Чурило – удалый, дородний («дородный – рослый, полный, здоровый» [6] ), добрый молодец, премладыи молодец, купав («купавый – белый, чистый» [7] ) молодец, самолучший богатырь, щапа («щап – щеголь, франт» [8] ). Алёша Попович – смелый, силой не силен, да напу́ском смел. Упоминается также его красота. Дон Иванович так же, как Дунай Иванович – тихий, а последний еще и славный богатырь святоруськии, удалой добрый молодец. Дюк Степанович – молодой боярин, славный, богатый. Ермак Тимофеевич – удалый добрый молодец, молодец, молодёшенок. Имя богатыря Ильи Муромца имеет, пожалуй, самое разнообразное словесное окружение: старика нет могучее, удаленькой да дородненькой, дородненькой доброй молодец, старыи казак, красно солнышко, слуга верныи, удалой доброй молодец, храбрый. Во многих былинах особо подчеркивается возраст героя, его жизненный опыт и старость – старая собака, седатый пес. Однако несмотря на преклонный возраст, Илья Муромец успешно продолжает защищать страну, к нему неоднократно обращается за помощью князь Владимир. Многие характеристики, сопровождающие имена разных героев, совпадают, играя роль постоянного эпитета в тексте: молодой, удалой, славный, добрый. Таким образом, словесное окружение имен героев создает общий положительный образ сильного и смелого богатыря, защищающего свою Родину.

Имена, чьи носители являются представителями «чужого» мира, составляют группу, выделяемую по нескольким признакам. Во-первых, это иные этнические представители, враждебно настроенные по отношению к русскому народу. Например: Каин (или Калин-царь), царь Золотой Орды, безбожный, поганый вор, собака царь Галин, змей царь Калин, чужда Калин Смарадонович. Батый, неверный царь, и его сын Батыга стр. 397Батыгович, Тороканчик Корабликов, зять Батыги Батыговича, Бахмет Турецкий, Сантал, царь из Золотой Орды, Бухарь, царь заморскии, король бухарьский, Чембал (Чолпан), король Литвы, Юрий, пан орды польской. Некоторые имена мифологизированы: Соловей Разбойник (Соловей Рахматович), Соловеюшко, разбойничек, по прозваньицу Птица Рахманная; Идолищо, Горынчище, Кудриянище царь, царище, поганое татарище, Туга Змеевич, Тугарин, Тугарин Змеевич, неверный, Задолище поганое, Идолищепоганое. К именам представителей «чужого» мира можно отнести и мифоним Водяной царь (Морской царь), черт, водяной. Во-вторых, это имена «чужаков», выделяемых в рамках «своего» локального мира, русской земли, также по-средством негативных характеристик, которыми наделил их русский народ: Малюта Скуратов сын, вор, маленький, Малютка Шкурлатов сын, Малюченко Потанюшка Курлатов сын, Скурлатов.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

С точки зрения оппозиции «свой» – «чужой» можно разделить и женские былинные имена. При этом немаловажную роль играет социальный статус женщины. В былинах особым почетом пользуются матери и вдовы [9] : Апраксия, мать Ванюшки и Потанюшки, Часовенна жена (Часовая жена, Садового жена), Часовая вдова, Катерина Ивановна, Натальюшка, Амальфа Тимофеевна (Мамельфа, Офимья), Емельфа (Мамельфа) Тимофеевна, Ефимья (Офимья) Олександровна, Офимья Тимофеевна, Степанида Обрамовна, Настасья Александровна. В качестве постоянного окружения имен выступают слова: родна матушка, честна вдова, свет родитель матушка, свет государыня моя матушка. Особую стилистическую функцию выполняют отчества, неизменно сопровождающие имена матерей и вдов. Вместе со словесным окружением антропонимы в сочетании с патронимами используются часто в величальных формулах, например, при обращении Дюка Степановича к своей матери:

Уж ты свет родитель моя матушка,А честна вдова Офимья Тимофеевна!Дай прощеньицо да благословеньицоСъездить ко городу мне-ко ко Киеву [10] . Или когда Лука Петрович приветствует свою матушку:Здравствуй, матушка, честна вдова,Честна вдова Настасья Александровна! [11]

Несомненно, что такая форма употребления имен при обращении героев к матерям является общей для былин традицией. Не отец, а мать-вдова провожает сына на войну в эпосе, именно ее благословения просят сыновья прежде чем отправиться в далекий и опасный путь. Вероятно, эта эпическая черта говорит об исторической реалии того времени [12] , когда частые войны забирали кормильцев семьи. Нередко женщина вынуждена была одна воспитывать сына – защитника отечества. Следовательно, имена матерей можно отнести к «своему» миру в эпосе.

«Свой» мир былин составляют не только матери, но и «жены-спасительницы». В онежских былинах в трех песнях эту роль играет одна и та же героиня, которая, переодевшись мужчиной, спасает от смерти своего мужа Ставра. Например, Василиста Никулична (Микулична), находясь в «ляховитских» землях, получает от посланника вести об опасности, подстерегающей мужа:

[Человек Ставра] Он поехал тут во землю ляховитскую, К той же Василисты ко Никуличной, Да к Ставровой молодой жены… [13] Тут Василиста Микулична: Волосы подбрила по мужичьему, Платья надела богатырски… [14]

Василиста Микулична легко перемещается в эпическом пространстве, пересекая границы «своего» и «чужого» миров, и поэтому деление на два универсума здесь можно считать условным. В иных вариантах былины героиня, переодевшись мужчиной, сватается к дочери князя Владимира – Машуте Владимировне (или Настасье Владимировне), представляясь иногда «женихом земли Тальянской» [15] .

К именам «жен-спасительниц» следует отнести также имя Авдотьи Рязаночки, молодой жонки. Героиня удивила мудростью турецкого короля Бахмета, благодаря чему спасла свою семью и город Казань:

стр. 398Да с той поры стала Казань-де богатая, Да тут ли в Казани Авдотьино имя возвеличилось… [16]

Антропонимы некоторых былинных невест можно отнести к именам представительниц «чужого» мира, так как в русском героическом эпосе незамужняя девушка оказывается для жениха неизвестной, непредсказуемой, а иногда таящей опасность. Например, Марья Лебедь Белая, Чернава, Елена волшебница, Маринка, девушка-зельщица, колдунья. В этом случае в рамках оппозиции «свой» – «чужой» реализуется другая мифологическая оппозиция – «женское» и «мужское» начала [17] . Например, Марья Лебедь Белая, которую Михайло Потык встречает у воды в обличии лебедя:

Лебёдушка ему и спроговорит: – Ай Михайла Потык сын Иванович!Не стреляй-ко ты же белою лебёдушки.Я есть же нонь не белая лебёдушка, Есть же я да красна девушка, Марья лебедь белая да королевична,Королевична да я подолянка… [18] .

Традиционно в русском фольклоре белый лебедь является символом женской красоты [19] . В былинах Марья Лебедь Белая способна оборачиваться лебедем и возвращать себе облик человеческий. Пересекая границы «своего» мира, водной заводи, и попадая в «чужой» мир людей, Марья Лебедь Белая в ряде былин пытается погубить Михайла Потыка [20] .

Таким образом, бинарная оппозиция «свой» – «чужой» реализуется в онежских былинах на разных уровнях: локальном, этническом, гендерном. Можно предположить, что деление на два универсума является мифологической универсалией, присущей разным народам мира. Проанализированные примеры дают предпосылки для сравнительных и типологических исследований в области литературной антропонимики.

Так, например, в карело-финских рунах отобранный нами антропонимический материал [21] представляет собой довольно пеструю картину, состоящую из различных по своему составу и генезису (временному и локальному) имен собственных. В большинстве своем это имена мифологического происхождения, которые можно разделить на тематические группы в зависимости от их пространственной принадлежности и функций, выполняемых героями в эпосе.

Приведем примеры некоторых имен мифологических персонажей, которые делятся на тематические подгруппы. А) «Небо». Сюда следует отнести такие имена как: Укко, Бог Всевышний, Отец Небесный, золотой король, Создатель; герой вызывает дождь и снег по просьбе людей, выковывает меч для Куллерво, дает с неба по просьбе Каукомойнена золотой нож. Дева Паво – к ней обращается Вяйнямейни с просьбой вызвать дождь и ветер. Сын Солнца – сватается к земным девушкам Лене и Катрине; ныряет на дно моря вслед за своим падающим гребнем и засыпает под водой. Ильма – небесное божество. Солнце – Божье светило; Месяц – рождается вслед за Солнцем. Вяйнямейни, старый – поднимает на небо месяц и солнце, выкованные Ильморини. Б) «Земля». Мир обычных людей, в котором обитает и Вяйнямейни. В) «Вода». Воды хозяйка – выходит из воды, чтобы послушать игру Вяйнямейнена; Вяйнямейнен делает из костей огромной щуки кантеле; падает с лошади, которую ранит из лука Евкахайни, и плавает в море шесть лет. Дева Велламо – дочь Ахти. Ахти – морское божество. Дева Моря и др. Г) «Горы». Укко – могучий старик, упоминается его гора; Ютас – был прикован к скале; Калева, двухнедельный сын Вяйнямейнена – был объявлен владельцем денежной горы. Д) «Лес». Миэликки – хозяйка леса; Анника – лесная дева; Сямпся Пеллервой (Сампса, сын Пеллервы, Симпура Сампурайни); Хийси – создает волшебного лося; Тууликка – дочь Тапиолы, тонкая невеста Хонкала; Лемпо; Калева – король лесной Меччелы; Вироканнас; Смерть – ищет на болотах жертв; Калеватар, Осмотар – их голоса слышит в лесу девушка Анни. Е) «Огонь». Укко-Ильма, Бог Укко – высекает огонь; Вяйнямейнен – дает небесный огонь; Пану – божество огня [22] , сам огонь [23] ; Исмаройнен, высекал вместе с Вяйнямейненом небесный огонь. Ж) «Железо». Ильмаринен (Ильмоллини, Исмаройнен) – кузнец, вековечный кователь; Хийхто – злой кузнец; Вяйно – в его ножнах родилось железо.

стр. 399Заметим, что на основе вышеприведенных имен собственных бинарная оппозиция реализуется следующим образом: «чужой» мир для людей – это мир богов, которые обитают на небе, в лесу и в воде. Кроме того, в эпическом пространстве выделяются противоположные локусы, например, Пяйвела (солнечная страна) и Туонела (царство мрака и смерти, Маналу). В Пяйвеле живут люди и обитают «свои» боги, а в Туонеле – Хозяйка Туонелы, Дева Туони, Дочь железная Туони, т. е. представители «чужого», потустороннего мира. Итак, можно назвать «добрых» богов, устроителей вселенной, «своего» мира, помощников людей, например – Укко, Сампса Пеллервойнен, и «злых», «чужих», обитающих в Манале, Туонеле – Хозяйка Туонелы. В отличие от представителей мира людей, некоторые мифологические герои, например Вяйнямейнен, легко перемещаются в эпическом пространстве и поэтому для него границы «своего» и «чужого» миров становятся размытыми и подвижными.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Таким образом, общим для онежских и карело-финских рун, несомненно, является мысленное членение мира на «свой» и «чужой», а также выделение бинарных оппозиций «мужчина – женщина» (Вяйнямейнен – Анни; Михайло Потык – Марья Лебедь Белая), «жизнь – смерть» (мир людей – Смерть), «вода – суша»(Ахти, Велламо – мир людей; в былинах Водяной царь, Морской царь – Садко). Универсальной для обоих эпосов является также оппозиция «добро – зло». Приведенный выше материал дает предпосылки для дальнейшего более подробного и глубокого изучения имен собственных онежских былин и карело-финских рун в сопоставлении.

• [1] Леви-Строс К. Первобытное мышление / Пер., вступ. ст. и прим. А.Б.Островского. М., 1994. С.244.
• [2] Леви-Строс К. Мифологики: В 4-х т. М., СПб., 2000. Т.3: Происхождение застольных обычаев. С.29–30.
• [3] Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989. С.261.
• [4] Онежские былины, записанные летом 1871 года А.Ф.Гильфердингом: В 3 т. Л., 1949–1951. Т.1–3. См. также указатели имен, предложенные Тарлановым З.К. в книге: Тарланов З.К. Герои и эпическая география былин и «Калевалы». Петрозаводск, 2002. С.95–142.
• [5] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989. Т.3. C.310.
• [6] Там же. Т.1. С.474.
• [7] Там же. Т.2. С.219.
• [8] Там же. Т.4. С.651.
• [9] Тарланов З.К. Герои и эпическая география былин и «Калевалы». С.52–53.
• [10] Онежские былины. Т.3, №213. С.99, ст.10–13.
• [11] Там же. И.2, №136. С.399, ст.69–70.
• [12] Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976. С.102.
• [13] Онежские былины. Т.1. №7. С.182, ст.56–58.
• [14] Там же. Т.2. №140. С.415, ст.113–114.
• [15] Там же. С.426, ст.139–142.
• [16] Онежские былины. Т.3. №260. С.374, ст.145–146.
• [17] Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1994. С.244.
• [18] Онежские былины. Т.1. №6. С.150, ст.192–198.
• [19] Даль В.И. Толковый словарь русского языка: В 4 т. СПб., 1996. Т.2. С.242.
• [20] Онежские былины. № 150, 158, 169, 82, 52, 40, 39.
• [21] Карело-финский народный эпос: В 2 кн. / Пер., вступ. ст. и прим. В.Я.Евсеев. М., 1994.
• [22] См. комментарии Э.Г.Карху и предложенный им указатель имен собственных, наименований в кн.: Калевала. Карело-финский народный эпос. Петрозаводск, 1985. С.381.
• [23] Turunen A. Kalevalan sanat ja niiden tausat. Joensuu, 1981. S.242.