Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 400Проблема, вынесенная в заголовок статьи, представляется мне важной в связи с принципиальным для полевой фольклористики вопросом о специфике коммуникации между исполнителем и собирателем. Эта проблематика разрабатывается в последнее время достаточно активно [1] , хотя, как представляется, многие аспекты по-прежнему остаются вне зоны научной рефлексии. Данная статья не претендует на обобщающие выводы, она является «разбором случая», когда взаимодействие между членом сообщества и чужаками спровоцировало появление особого, специально сконструированного образа пространства.

Все материалы были собраны в ходе выезда в с.Азаполье Мезенского р-на Архангельской области в 2009 г. в ходе комплексной исследовательской экспедиции московского лицея № 1553 «Лицея на Донской» и Дома научно-технического творчества молодежи.

Сама возможность осуществить представленные ниже наблюдения представилась мне в силу стечения ряда обстоятельств. В первый же день приезда нашей группы местный краевед Михаил Владимирович Падрухин провел для нас экскурсию по Азаполью. Маршрут был составлен так, чтобы продемонстрировать все ключевые моменты азапольской истории в проекции на местный культурный ландшафт. Обрадованные возможностью такого погружения мы попытались использовать список объектов в качестве основы для вопросника по локальной истории. Результат был неожиданным: карта идентичности [2] М.В.Падрухина достаточно сильно отличалась от карты идентичности сообщества в целом. Она была, с одной стороны, неполной, с другой – избыточной. Другими словами, в список попали отнюдь не все объекты, культурно и исторически значимые для большинства опрошенных старожилов, и из экскурсионных объектов значимыми оказались также не все. Причем было очевидно, что именно ориентация на «чужого» (в данном случае, членов нашей группы) оказалась одним из ключевых факторов, определивших разницу.

Здесь необходимо сказать несколько слов о личности М.В.Падрухина. Уроженец д.Целегора (1965 г.р.), расположенной на другом берегу Мезени, М.В.Падрухин переехал в Азаполье недавно и активно занялся его культурным возрождением: собирал архивные сведения по истории места; добился средств на восстановление старинных деревянных качелей; собирается восстановить единственный сохранившийся в Азаполье колодец с воротом; пытается реанимировать детский оздоровительный лагерь «Стрела». Такая позиция, конечно, принципиально отличается от позиции коренного жителя, так сказать, простого «пользователя» традиционного культурного ландшафта.

Ориентация на создание определенного образа села определила и маршрут, сложившийся в экскурсионной практике М.В.Падрухина. В него входят (в порядке следования по маршруту): (1) Ишанов холм с обетным крестом, детский оздоровительный лагерь «Стрела» у его подножья, (2) Азручей, давший название селу, (3) здание детского сада, закрытого несколько лет назад, (4) азапольская школа, находящаяся на грани закрытия, (5) клуб и библиотека, расположенные в перестроенном здании церкви, (6) памятный крест, посвященный четырехсотлетнему юбилею села, на высоком берегу над Мезенью; до недавнего времени на этом месте стоял дом азапольского священника, (7) «поповский амбар», напротив (8) дом И. М. Фофанова, азапольского поэта и краеведа, (9) старинный охранный крест, поваленный в советское время и не так давно восстановленный, (10) мемориал в память о погибших в Великую Отечественную войну и памятник солдатским матерям, выполненный жителем Азаполья И. М. Фофановым, (11) колодец с воротом, (12) камень, установленный в память о самосожжении 109 староверов в 1724 г., (13) граница между околотками села, Верхним и Нижним Азапольем, (14) здание интерната, (15) река Чуега, (16) гончарня (дом потомственной гончарки М.В.Юдиной), (17) пекарня, (18) восстановленные качели, (19) частный музей крестьянского быта «Семенушкова подызбица».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В приведенном списке явно выделяются разные типы объектов.

1. Объекты социальной инфраструктуры (1, 3, 4, 5, 14). Количественное соотношение показывает, насколько значимыми они представляются М.В.Падрухину, в особенности те из них, которые уже упразднены или в скором времени будут закрыты. Заколоченные здания преподносятся как памятники былого расцвета. Для коренных азаполов объекты этого типа не соотносятся с культурно-историческимстр. 401 дискурсом. Вопросы о школе, здании детского сада и т. д. вводят разговор в русло рассуждений о современности, о разрухе на селе.

2. Памятные объекты. Набор М.В.Падрухина можно назвать официальным. Характерно, что отправной точкой для начала основной части экскурсии он выбрал новый (установлен в 1996 г.) «юбилейный» крест «400 лет Азаполью» (6). Датировка делает крест как бы символической точкой отсчета не только временного, но и пространственного.

Местные жители не воспринимают крест как «свой», хотя установлен он был по инициативе «снизу».

Его не упоминают ни в ответах на вопросы об основании и истории Азаполья, ни в связи с рассказами о крестах, которых в самом Азаполье и ближайших окрестностях установлено по меньшей мере семь. Единственный его постоянный эпитет – «новый». Зато историческим, «своим» является сам угор, на котором установлен крест: здесь, в непосредственной близости от храма, стоял «поповский дом». Позже он был разобран на строительный материал, но до сих пор само место часто определяется именно по этому признаку – «у поповского дома».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Аналогичная ситуация складывается и с двумя другими «официальными» памятниками: военным мемориалом (10) и памятным камнем (12), установленном в память о самосожжении старообрядцев. Для М.В.Падрухина они являются центральными объектами на карте историко-культурной идентичности, чему способствует и центральное расположение в селе. Большинство жителей же не воспринимают памятники в историческом измерении. Гораздо более значимым для них оказывается тот факт, что они установлены одним из членов сообщества, их односельчанином.

Памятник солдатским матерям, отлитый И.М.Фофановым, оценивается в контексте неожиданно проявившегося художественного дарования Ивана Михайловича («все сам сделал, как живая», «как ему удалось так сделать»).

Памятный камень также связан с личностью И.М.Фофанова. Именно он узнал о самосожжении из архивных документов г.Архангельска, установил камень и распространяет известную ему информацию. Для жителей эти сведения, по-видимому, не представляют большого интереса – мало кто из информантов знает хоть какие-то подробности, даже те, которые зафиксированы в надписи на камне. Сам факт самосожжения оценивается как непонятный, пугающий, отношение к нему очень дистанцированное. Зато устойчиво бытует мнение, что камень установлен не там, где событие имело место на самом деле. В этом сомнении по поводу точности расположения камня явно прослеживается неприятие самого памятника: он не является частью «своего» культурного ландшафта, как не является фактом «своей» истории отмеченное им событие.

У жителей есть «свои» камни – Никольский и Ильинский. Названия отсылают к истории строительства азапольской церкви, которая была освящена именно в честь свв. Николая Угодника и Ильи Пророка. Но этот исторический пласт, как и вообще все, связанное с историей церкви, не вошел в экскурсию. М.В.Падрухин только упомянул о «знаменитом Никольском камне в реке», переадресовав нас к «бабушкам».

В списке достопримечательностей М.В.Падрухина есть несколько объектов, действительно являющихся «своими» для азаполов. Это обетные и охранные кресты (1, 9). Один из них (9), самый богатый с точки зрения резьбы, недавно выкрашенный, мы рассмотрели подробно; другой (1) был показан издалека; третий, обетный, расположенный далеко за селом в лесу, который местные называют Фальчихин, – просто упомянут.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

При этом именно третий является особенно интересным. Это «действующий» крест, куда регулярно приносят самые разные обеты.

Интересно, что один из старинных азапольских крестов вообще не был нам показан, хотя мы, как выяснилось позже, прошли в нескольких метрах от него. По воспоминаниям, через этот «скотий» крест в день св. Власия прогоняли коров. Он малозаметен: некрашеный, невысокий (основание сильно подгнило), верхняя резная перекладина заменена досками. Видимо, М.В.Падрухин счел его внешний вид недостаточно «презентабельным» и не отметил в экскурсии.

Выборка памятных объектов обнаруживает тенденцию нашего экскурсовода к созданию «парадного» исторического образа Азаполья, очень наглядного, яркого и при этом лишенного исторических двусмысленностей и деталей. Восприятию самих жителей не свойственна такая линейность, их версии азапольской истории многогранны и преломлены через призмы судеб отдельных людей.

3. Дома «особенных» людей. М.В. выделяет тех, кто, по его мнению, может составить культурную и историческую славу Азаполья: поэт И.М.Фофанов (8), потомственная гончарка М.В.Юдина (16), основательница музея И.А.Максимова (19) [3] .

Для сравнения приведу воспоминания коренной азаполки Марии Васильевны Бобылевой (1938 г.р.). В интервью об истории села, записанном по дороге с кладбища, она отметила два дома, оба – заброшенных: 1) изба на краю деревни напомнила ей, как когда-то туда собирались на игрища, причем бывало, что волки заглядывали в окна (тогда еще лес вплотную примыкал к селу). 2) изба с заветным деревом. По мнениюстр. 402 М.В.Бобылевой, именно завет «выжил» из дома его владельцев. Эти воспоминания построены на принципиально иных основаниях. Они ориентированы не на представление «лица» села во внешнем мире, а на рефлексию внутренних закономерностей течения жизни отдельных семей и сообщества в целом. Фоновым контекстом для Марии Васильевны является постоянный вопрос о причинах и динамике его умирания – не случайно внимание привлекают именно пустые дома. Это проявляется для нее и в «съеживании» села (когда-то отвоеванная у леса территория теперь заброшена), и в сбое механизмов самовоспроизводства (добротный дом, по-строенный когда-то полноценной семьей, стал не нужным).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

4. Приметы «традиционного культурного ландшафта», столь важные для Падрухина, жителями не осмысляются как культурно значимые объекты. Не действующий колодец (11) не маркирован никак. Качели на Стрелке (18) также не соотносятся с культурно-историческим дискурсом. Наоборот, присутствие собирателей (в основном школьниц старших классов) актуализировало тему «Стрелка как место молодежных гуляний» и соответствующие повороты разговора. Услуги пекарни (18), по всей видимости, не пользуются у населения спросом, единственный постоянный клиент пекарни – детский лагерь «Стрела».

5. Топонимически маркированные объекты. В ходе экскурсии М.В.Падрухин последовательно отмечал топонимы финно-угорского происхождения: названия Ишанов холм (1), Азручей (2), р.Чуега (15). Видно, что сама тема дославянского населения очень интересует М.В.Падрухина – он возвращается к ней несколько раз. Для местных жителей она не является актуальной. Так, несмотря на постоянные расспросы, мы смогли зафиксировать лишь одно историческое предание о чуди, да и то не в связи с Азапольем (о происхождении названия д.Чучепала). Действие же большинства записанных топонимических преданий разворачивается в сугубо славянском пространстве: два брата Чу и Ега в предании о названии р.Чуега «приплывают по течению», что явно сближает их с новгородцами, а Азручей оказывается поименован по первой букве славянского алфавита.

М.В.Падрухин упоминает также названия концов деревни – Верхнего и Нижнего Азаполья. Это упоминание спровоцировано ситуативно: в этот момент мы как раз переходили из одного околотка в другой. Реально азапольская топонимическая система является, конечно, гораздо более разветвленной. Но поскольку многие локусы не имеют внешних примет (чаще всего это связано с утратой объекта, давшего название месту), они не подходят для демонстрации «чужим» и, соответственно, не попали в экскурсию. Собиратель может обнаружить их почти исключительно в ходе включенного наблюдения и вслушивания, когда он перестает занимать позицию «чужого».

Итак, в результате сравнительного анализа становится несомненным, что экскурсия М.В.Падрухина представила нам образ села, специально сконструированный в расчете на внешний взгляд. Это образ традиционной, «исконной» деревни с богатым прошлым, некоторые из уникальных составляющих которого сохраняются и по сей день. Для его создания М.В.Падрухин осуществляет не только словесное конструирование, но и реальное, например, организует восстановление характерных артефактов, полностью принимает мемориальные объекты.

Именно они становятся опорными точками новой версии культурного ландшафта, не традиционной и не фольклорной по своей природе. Наличие подобных материальных маркеров позволяет и заставляет подчеркивать в разговоре с чужаком значимость тех мест или событий, которые на самом деле часто отсутствуют на карте идентичности сообщества. С другой стороны, отсутствие маркера зачастую является не менее значимым фактором: подобные локусы оказываются в категории наиболее «своих», можно сказать, интимных, скрытых от внешнего взгляда. Выявить их собиратель может только в том случае, если хотя бы в какой-то мере войдет в культурно-историческое пространство сообщества.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] Ср., например, ряд публикаций в сборниках «Актуальные проблемы полевой фольклористики» (М., 2002. Вып.1; М., 2003. Вып.2; М., 2004. Вып.3; Сыктывкар, 2008. Вып.4), а также: Щепанская Т.Б. Полевик: фигура и деятельность этнографа в экспедиционном фольклоре (опыты автоэтнографии) // Журнал социологии и социальной антропологии. 2003. Т.6, №2. С.165–179; Панченко А.А. Инквизиторы как антропологи, антропологи как инквизиторы // Живая старина. 2001. №1. С.7–9.
• [2] Подробнее см., например: Ментальные карты Ижевска. Атлас городской среды // Иднакар: методы историко-культурной реконструкции. №2(6). 2009. URL: http://www.idnakar.ru/2009/2009_2/mentalnye-karty-izhevska.pdf (дата обращения: 14.01.2011).
• [3] Надо сказать, что многие жители, неожиданно для нас, достаточно прохладно относятся к основанию музея.