Ершов В.П. (г.Петрозаводск)
Сага о заонежской семье на фоне колхозной жизни… (Дневник заонежского бондаря)
@kizhi
Посвящается внучке автора дневника Раисе Дмитриевне Голициной
стр. 435Дневник крестьянина из д. Красная Сельга (Заонежье) относится к 30-м гг. ХХ в. Это интересный памятник крестьянской письменной культуры эпохи коллективизации. Заонежье славилось книжной традицией, здесь бытова-ли старообрядческие рукописные и старопечатные книги. Но была, оказывается, и другая традиция – вести дневники, памятные и записные книжки (книжки Корниловых из д. Кургеницы, дневник А.М.Пигонена из д.Лонгасы).
40 лет назад, летом 1971 г., я с учениками из школы-интерната №4 г. Медвежьегорска шел по маршруту Мягрозеро – Селецкое – Красная Сельга – Карасозеро – Ламбасручей (Заонежье). Тогда-то мы и побывали в д. Красная Сельга. К этому времени она была уже необитаемая, сказались ужасные репрессии, война и ущербная политика 1960-х гг. укрупнения деревень. Люди бросали дома. Да какие! Заколоченные, они стояли скорбными, но могучими и величественными памятниками умирающей крестьянской цивилизации. Таким архитектурным памятником был и дом П.Т.Ананьина, в котором мы нашли этот дневник. В 1974 г. этот дом был куплен музеем «Кижи».
Автор, Петр Тимофеевич Ананьин, вел дневниковые записи с 1932 по 1936 г. Начало дневника относится к 29 сентября 1932 г. Наверняка, были еще дневниковые тетради, в которых наш автор писал о своих родителях, о строительстве дома в конце XIX в. (это же такое событие!), о детях и т.д. Найденный дневник – продолжение предыдущих, он и начинается без всяких предисловий: «1932 год, октябрь – ноябрь. Вторник, 11–28 (новый и старый стили – В.Е.), пришел от праздника, от черкас (д. Черкассы – В. Е.) шол 4 часа…».
Это неприметная книжечка в картонном переплете, расчетная книжка возчика леса: «Книжка для приемщи-ка хозяйственно-заготовленных бревен в операцию 192… 192… гг.» под грифом «Лесозаготовительного отдела управления лесами А.К.С.С.Р.». Страницы разграфлены на горизонтальные и вертикальные графы. Горизонтальные графы были заполнены убористым текстом, написанным остро отточенным простым карандашом. В дневнике 102 страницы. Нумерация проставлена от руки коричневыми «галловыми» чернилами, которые изготовлялись в те далекие времена домашним способом из шишечек ольхи и железного гвоздя. В послевоенное время в 1940-е гг. в школе я писал такими чернилами, которые делал мой отец.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
В прочтении дневника было не мало трудностей: карандашные строчки иногда перекрывались типографскими графами и шрифтом, где-то карандаш стерся, предлоги писец писал слитно со словами, окончания слов час-то не дописаны, знаки препинания не поставлены, нет грамматических согласований. Но дело облегчалось тем, что алгоритм дневниковых записей помогал, изо дня в день повторялось: я делал то-то, Митька был там-то, Марья ездила и т. п.
Дневные записи автор начинал с указания дня недели сокращенно, например: «В.» – воскресенье или вторник; «Ч.» – четверг, «П.» – пятница, затем следовало число, использовался старый и новый стили календаря. Однако записи чисел сделаны с нарушением соотношения между новым и старым стилями. Дальше следовал содержательный аспект: «Ч. (четверг – В.Е.), 21–8. Я был на озери на Койбозери, сачил 1 рас все озеро объехал и ничего недостал вынес сак Митрий на медвеш (Медвежьегорске – В.Е.) Марья на смолокурки осмол заготов. Хозяйка вколхози огород поливала» (здесь и далее орфография оригинала сохранена). Вот в таком «телеграфном» стиле П.Т.Ананьин вел дневник. Содержание определялось типографскими графами книжки: строчка – событие. По этому алгоритму строится весь дневник: первая строчка – о себе, что он сегодня делал: тесал доски, вязал сеть, делал ушат, «похожал», сколько рыбы достал и т.п. Вторая строка – Митька, его сын: пахал («орал»), косил, был на смолокурке, на ремонте дороги, работал в лесу, праздновал и т.п. Третья строка – Марья, жена Митрия: жнет «рож», сажает картошку, косит, сушит сено, рубит дрова, пасет коров и т.п. Женские крестьянские работы мало чем отличались от мужских в то время. Четвертая строчка – всегда о «Хозяйке» (Апполинарии Ивановне). Имя ее никогда не называется – просто «Хозяйка», потому и передаю это слово с заглавной буквы. Она работала в колхозе, была и уборщицей в конторе Райлесхоза, «стерала», мыла, топила «байну», морозила тараканов – одним словом, исполняла все женские и мужские работы.
Этот алгоритм значительно облегчал писательский труд автору и стимулировал его к этой деятельности.
Написание дневника стало для него частью жизни, стереотипом; под вечер, при свете керосиновой лампы (в д. Красная Сельга никогда не было электричества), он садился за стол, оттачивал простой карандаш и подводил итог прошедшему дню. Жанром дневника он владел в совершенстве, выработал свой стиль. Весь день укладывался в несколько строк, а в итоге получалось эпическое сказание, сага об отдельно взятой семье на фоне колхозной жизни. В дневнике нет размышлений, оценок, проявлений чувств, недовольства, радости, негодования. Это отнюдь не исповедь, не способ самопознания или рефлексии. Нет в дневнике ничего о каждом члене семьи: сколько лет, где учился, какие отношения между ними – все это уже было, видимо, сказано в предыдущих дневниках.стр. 436 Редко промелькнет, что Митрий был пьян, или ушел на «бесёду» в Барковицы, уехал на учебу. Даже о женитьбе Дмитрия на Марье сказано в нескольких строках.
Всего в д. Красная Сельга в 1937–1938 гг. проживало 97 жителей: 47 мужчин и 50 женщин, половина из них – старики и дети [1] . Деревня Красная Сельга имела и другое (старое) название – Грязная Сельга. На это указывал еще известный финский исследователь заонежской архитектуры Ларс Петтерссон (1943 г.). Об этом же сообщил мне и Е.М.Морозов, известный краевед, живший в те времена в соседней д.Селецкой, автор книжки о своей деревне, не раз упоминаемой в дневнике [2] . Это же название деревни сохранили и расстрельные списки Карелии: из д. Грязная Сельга было «взято» и расстреляно в 1938 г. три человека [3] . На примере этой деревни, как, впрочем, и соседних деревень, хорошо прослеживается политика уничтожения, «выбивания» самых активных, умелых, сильных молодых мужчин деревни, что в конечном итоге значительно подорвало как само сельское хозяйство, деревню, так и генофонд населения страны в целом. Бондари, как ремесленники, видимо, представляли особую опасность для Советской власти и деревенского сообщества; они были справными хозяевами. Вероятно, мужики как-то выражали свое недовольство, обсуждали друг с другом, что и как делается в их маленьком мире, а кто-то писал доносы. Для ареста этого было достаточно. В деревне не было школы, электричества, была часовня Казанской Божьей Матери.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Еще меньше по объему занимают записи об общественной жизни или событиях в колхозе. И хотя все записи касались только семьи, все же кое-что из них можно понять о жизни деревни: три человека утонули в озере, долго искали, нашли, вырыли «яму», похоронили, «Митька ушол ккарасозеру на собрание», «Федосковых вычистили из колхоза», «Первое мая, празновал». Проводились собрания и воскресники, на которых работали бесплатно (это автор особо подчеркивает), колхоз выращивал овощи, репу, горох, рожь, лен и т.д. Было большое стадо коров, коней, люди занимались лесозаготовками, «курили» смолу (деготь), ремонтировали дороги, приезжала кинопередвижка, было, как и везде, много разного начальства – десятники, пунктовые, счетоводы, кладовщики, инструкторы – все они аккуратно перечислены в дневнике. Из записей мы узнаем о дневных надоях на корову, приводится даже рецепт, как обрабатывать овчину и выделывать кожи. Давал колхоз и корм для скота: солому – ржаную, овсяную, мякину. Одним словом, автор, не ставя перед собой такой цели, описал жизнь заонежской деревни 1930-х гг.
В изучении дневника мне очень помогла внучка Павла Тимофеевича, дочь Дмитрия Павловича и Марии Дмитриевны, Раиса Дмитриевна Голицина. Ей я обязан ценнейшей информацией и документами: Р.Д.Голицина передала копии фотографий, документов и писем своего отца Дмитрия (Митьки). В 1960–1970-е гг. Р.Д.Голицина работала учителем математики в Падунской школе Медвежьегорского района и значительно пополнила наш школьный музей вышивками своей матери Марии Дмитриевны Ананьиной и бытовыми вещами из своего знаменитого заонежского дома-памятника.
Автор дневника Павел Тимофеевич родился в середине 1860-х гг.; в 30-х гг. ХХ в. был уже человеком по-жилым, но сохранившим работоспособность и жизнелюбие. По рассказам родственников, он хорошо играл на гармошке, был человеком общительным, удачливым охотником и рыбаком: в доме долгое время хранились два его ружья. Кроме того, он был деревенским грамотеем, читал газеты, вел дневники.
Судя по орфографии, он учился, возможно, в церковно-приходской школе или в одно-двухклассном училище. В дневнике встречается старая орфография: «делал лучки новыя», иногда на конце слов встречается буква «ъ». П.Т.Ананьин привык к старому стилю календаря, числа в дневнике указаны по новому и старому стилям. Почерк твердый, устоявшийся.
П.Т.Ананьин ведет какие-то счета в конторе Райлесхоза. В дневнике множество учетных данных по продовольствию, лесу, урожаю, о работах, производимых колхозниками, о семейных расходах: на выписку газет, на покупку марок, конвертов, продовольствия. В колхозе он уже не «орет» пашню, но «починяет» инвентарь, изгороди, дровни, сети. П.Т.Ананьин – хороший хозяин, он и деревянную посуду делает, и катанки «починяет», и сани ремонтирует, но в основном он – бондарь. На странице 89 он перечисляет все виды посуды, которую продает:[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
ведра, ушаты, лоханки, квашни, шайки, стоянки, бураки, щаники. Здесь же приводится «счет посуды», проданной на 366 руб. Это существенный заработок для семьи. Вот соответствующая запись: «… выехали из Викшозера и проехали домой ночью в 2 часа. Посудой торговали хорошо. Продали своего товару на 366 (руб.), из него сделали расходу … 12 руб. …наличные деньги 340, овсом и табак 26 руб.». Спрос на посуду, видимо, был большой, поскольку известно, что в Красной Сельге были и другие бондари – Петр Михайлович Губин, Иван Николаевич Федосков. Печальная информация о них содержится в расстрельных списках по Карелии. В соседней деревне – Карасозере из 13 репрессированных было 6 специалистов по производству деревянной посуды [4] . Хозяйство Павлу Тимофеевичу от родителей досталось справное: несколько лошадей, коров, свиней, овец, мельница, баня, а самое главное – большой дом. Об архитектуре этого памятника Заонежья надо писать отдельный архитектурный очерк.
стр. 437Дом большой. Согласно дневнику, часть дома хозяин сдавал в аренду – под контору райлесхоза, под пекарню. У него останавливаются все приезжие в деревню: печник, пе- карь, таксатор, лесник, сапожник, пилостав, девушкилесоза-готовители, «работчие» от райлесхоза – и это тоже дает доход. В райлесхозе он ведет учет работы возчиков и количества лошадей, учет канцелярских принадлежностей и т.д. К 1930-м гг. хозяйство Ананьина в значительной мере сохранялось. Правда, мельница уже не работала. Но скота было много, он сдавал мясо, шкур хватало, чтобы расплатиться с государством и пошить домашнюю обувь и одежду. В доме были «престижные» (городские) вещи, а на сарае стояли расписанные цветами дровни.
Автор – верующий человек, как, наверное, и большинство жителей деревни в то время. Все религиозные праздники отмечаются «во первых строках» дневника: «Празновали все», или «Я и хозяйка празновали». В церковные праздники родственники собирались вместе, съезжались из ближайших деревень, гостевали. В его доме часто бывает священник, «славит Христа». П.Т.Ананьин жертвует деньги на часовню, покупает свечи, заказывает молебен и отмечает эти расходы в дневнике.
Умер Павел Тимофеевич, видимо, в 1936–1938 гг., Раиса Дмитриевна точно не помнит. Из декабрьского письма Дмитрия из армии 1939 г. можно понять, что в 1939 г. отца уже не было: «во первых строках» он не передает ему приветы, как было принято в письменной традиции деревни. Из дневника видно, что в конце 1935 г. Павел Тимофеевич был серьезно болен: «болел», «очень болел», «сильно хворал» «болел, при см.» (смерти?). На переднем форзаце дневника крупными буквами химическим карандашом сделана запись о взятых автором со 2 по 8 января 1936 г. небольших суммах денег. Почерк и стиль П.Т.Ананьина, но чувствуется, что руки не совсем его слушаются. Записей 1937 и 1938 гг. мы не встречаем. 10 страниц дневника (с 64 по 74 стр.) вырваны. Правда, на частично сохранившемся втором форзаце стоит дата 1938 г. и сделаны какие-то помесячные записи учета (дней?) его почерком, но дата вызывает сомнения.
Дневник П.Т.Ананьина представляет интерес для изучения крестьянской письменности и деревенского быта Заонежья 1930-х гг.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
- [1] Поминальные списки Карелии. 1937–1938 гг. Петрозаводск, 2002. С. 105.
- [2] Морозов Е.М. Память детства. Петрозаводск, 2010. С.7.
- [3] Поминальные списки Карелии, 1937–1938. Петрозаводск, 2002. Ч.2. С.105. Однако, как сообщали жители деревни, «взято» было 7 человек, никто не вернулся.
- [4] Там же. С.105–106.
Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.