Метки текста:
КраеведениеЕлтышева Л.Ю. (г.Кунгур)
Фольклорно-этнографическая тема в краеведческом издании «кунгурско-красноуфимский край» (20-30 годы XX в.)
@kizhi
Аннотация: Многие произведения фольклора исчезали из жизни народа, но продолжают жить на страницах краеведческих изданий, как свидетели былого. В 20–х годах XX в. произведения устной поэзии собирались и записывались в краеведческих сборниках общества краеведения «Кунгурско–Красноуфимский край» краеведами и учеными из Кунгура, Перми, Ленинграда. В докладе анализируются фольклорно–этнографические материалы, опубликованные в краеведческом издании.
Ключевые слова: Кунгурский край; краеведение; народное творчество;
Summary: Many works of folklore disappeared from life of people, but they are still living on the pages of regional editions. Works of folklore were collected in the 20ies of XXieth century by members of local history society and published in «Kungur and Krasnoufimsk regions». Local historians, scientists from Kungur, Perm and Leningrad do it. Folklore and ethnographic materials, which was published in regional edition, were analyzed in this report.
Keywords: Kungur Region; Lore; Folk arts;
стр. 38В 20–х годах XX в. в Кунгуре наблюдается всплеск краеведческой работы и выпуск информационных и краеведческих изданий. В 1925 г. Кунгурским обществом краеведения был подготовлен к изданию сборник «Кунгурско–Красноуфимский край», который «ставил своей целью посильное освящение и изучение истории края, обслуживание краеведческого движения и предоставление страниц ежемесячника для освящения работы этих краеведческих гнезд». [1] Уже с первого номера складывались отделы ежемесячного сборника, в том числе отдел народного творчества и этнографии. В сборнике стали появляться публикации ученых Прикамья и из других городов: профессора А. В. Шмита (Ленинград). П. С. Богословского, В. Н. Серебренникова (публиковался под псевдонимами Г. Аргентов и Г. А.), В. А. Воскресенского и других. Страницы сборника были предоставлены и местным маститым и начинающим краеведам.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Со второго номера стал традиционным отдел «Народное творчество. Этнография». Произведения народного творчества записывались разными авторами и публиковались в номерах краеведческого сборника.
Большое место в исследованиях занимали свадебные и любовные наговоры и заговоры, свадебные величальные песни. Исследователь Г. Аргентов записывал свадебные наговоры дружки на свадьбе. На свадьбе самым большим вниманием пользовался дружка, «говорок». Он произносил наговор в доме невесты, указывая тем самым ход свадебного действия: «Господи Исусе Христе Сыне Божей, помилуй нас (трижды). Хожу я по новой горнице, по светлой светлице, вижу у вас пол скребёной, потолок лошшоной, окошечки–оконенки стекольчаты, ножички булатны, вилочки укладны, блюдички муравлены, ложечки серебрены. Хожу–похожу, гляжу–погляжу, все люди люди добры, сусиди приближонные, сватовья и сватьи дружевья и братья. Скажите в доме начальничка. В начале Бог… и т. д.» [2] (запись 1911 г.). Затем дружка по очереди обращался к гостям, соседям, к родителям невесты. День венчания – самый переломный день в жизни девушки–невесты. На самом пороге к новой жизни, в чужом месте среди чужих людей, с чужим «чужанинином», девица пробегает думой годы, прожитые в доме отца, и невольно «вперяет» взор в неизвестное будущее. Причетами народного женского творчества пробуждается в этот день невеста, под причеты раздает она подругам «красоту–ленты», под причеты же расплетают невесте косу. Причеты невесте про «дивью красоту» в старину пелись полностью той невесте, которая «красила дивью красоту» своим умом и своим разумом, хорошим поведением: «Пала, пала с неба звездочка, потряслася мать–сыра земля, сколыбалося море синее, стрепеталася лебедь белая. У моева родимова тятиньки, у моей родимой мамоньки, помутился ум со разумом. Не ставай–ко, родимой тятинька, не ставай–ко, родима мамонька, со брусчатой белой лавочки, не зажигай–ко, родимый тятинька, дорогу свечу воску ярова, ты не бей–ко, родимой тятинька, рукобитье великое, со чу- жим–то со чужанином. Ты не пей, родимой тятинька, чару зелена вина. Уж ты пьешь, родимой тятинька, мои горючи слезы» [3] (записан в 1910 г. в Вильвенской волости Чердынского уезда Пермской губернии). стр. 39 «Вой», «вытье» – грустный напев причетов по невесте: «Охти – мнеченьки тошнешенько, ретиву серцу тяжелешенько. Росплелась моя трубчата коса, россыпались русы волосы по моим–то крутым плечам. Мне куды будет с горя детися, с крутой–бы горы скатитися, о бел камешок зашибитися…». [4]
Заговоры интересны с литературной стороны и с точки зрения бытовых особенностей, отразившихся в них. Собирателем Л. Лосевым были записаны народные заговоры, записанные в Кунгурском округе: приворотные, на любовь, «остудные» – противолюбовные, заклинания любви, приворотный приговор на питье, на «разожжение сердца», от тоски, для присухи мужчин, на разлучение: «Черт идет водой, волк идет горой, оне вместе не сходятца, думы не думают, плоды не плодят, плодовых речей не говорят, так бы и у раба божья (имя) с рабой божьей (имя) мысли не мыслили, плодов не плодили, плодовых речей не говорили, а все бы как кошка да собака жили». [5] Профессор П. С. Богословский исследовал рукописные заговоры, записанные в Кунгурском уезде в XIX в.: «Что касается идейного содержания и внешней оболочки заговора (символистики), то здесь мы видим две стихии – народнопоэтическую и христианскую. В первой проявилось древнейшее мировоззрение, во второй – книжные традиции: “Стану я, раб божий имярек, благословесь, пойду перекстесь, из избы дверми, из ворот воротами, остренной росой умоюся, тканным преденьем утруся, буйным ветром оболокуся, месяцом подпояшусь, чистыми звездами оптычусь, красным солнцем изукрашусь, и пойду я на восток лицом, в запад спиной и господу богу помолюся, пресвятой матере божьей богородице пресвятой деве Марие: сам господь христос, царь небесный творец и мы все, господи, созданы великой милостью, отпусти, господи, с небеси семьдесят ангелов, семьдесят архангелов.”» [6] и т. д. Автор отмечает, что кунгурские заговоры богаты символикой, типичны со стороны литературной композиции. Они носят следы диалектологических особенностей. Любопытны фонетические явления местного говора. Например: стриляйте, еритика, порцу, благословесь, сгляду, преденьем, стричающего и т. д. Морфологические: крепкими крепостями, мудрыми мудростями, семидесятыми семимя ключами и т. д. Имеется в заговорах и интересный лексический материал: оболокуся, черенья, хомутца, хитки и т. д. [7]
Мудрость народа выражается в загадках как особом виде народного умственного развлечения, в пословицах, скороговорках, песнях–частушках. Многие загадки носят на себе знаки местного происхождения: «В густом “сколке” ходят волки». Или, например, географические названия: «В Верхотурье рубятся – в Конгур шепки летят» (звон колокола). Есть загадки краткие, а есть и в виде небольшого рассказа, или загадки, состоящие из вопросов и ответов: «Черная? – Нет. Красная. – А почему она белая? – Потому что зеленая» (красная смородина). Некоторые загадки имеют рифмованные окончания: «Шел долговяз, в сырую землю увяз». Встречались загадки–скороговорки, загадки–шутки: «Отчего петух, когда поет, глаза закрывает?» (хочет показать, что поет наизусть). Есть загадки, ответ на которые звучит в рифму с последним слогом: «Что в избе за бятки?» [8] (грядки, т. е. полки). Некоторые загадки весьма трудны для отгадывания: «Из города Магазея шла баба Лобазея и встретила Кухарея. – Кухарей, Кухарей! Не видала царя Кощея? – Царь Кощей на печигорских горах почивает, свои силы набирает, по утру будет наш город воевать. – Ах–ти, горе горевать, куда детушек девать, разве живых в землю закопать» [9] (мышь, петух. кот). Отдельный блок был посвящен человеку и частям человеческого тела, родству, возрасту, рождению и смерти: «Обулся не так, оболокся не так, завалился в ухаб и не вылезти никак» (умер). Загадки на библейские и церковные темы: «Есть дуб, есть клен, есть платье на ем позолоченное» [10] (икона). Пословицы и поговорки местного характера: «Кунгур богат церквами, кабаками да грязью»; «Дешева рыба на чужом блюде»; «Голова без ума – «шабала»; «Руки–то золотые, горло–то медное»; «Ему хоть масло на голову лей, он все говорит вода». Шутки: «Хитрый Митрей, на полу спит и не падает»; «Ну–ка попробую, не примется ли утробою». [11] Провинциализмы – местные слава, употребляемые в данной местности. Ученик в школе говорил учительнице по–русски, но она его не понимала: «Я лажу понаровить бегать в школу ту: мне мамка ладит лопатину справить». [12] А мальчик говорил: «Я хочу подождать ходить в школу, мне мамка хочет сшить верхнюю одежду». Интересные провинциализмы: «изнабазулиться» – привыкнуть что–нибудь делать неладное, «залетный» – пожилой, стр. 40 «исставленный» – очень похожий, «полупесшъ» – побежать. Примеры присловий (прозваний): Кунгурцы, сарапульцы – «шилокопы»; «Усть–Гаревцы – шашмурники». [13]
Записывали краеведы и материал по народным обычаям прошлого, например о проводах рекрутов (записано крестьянином с. Медянка Уинского уезда П. И. Юшковым): «Будущий “слуга государев” очередной, по местному “рестовой”, уже за несколько лет до призыва пользовался в своей семье некоторыми поблажками: его лучше одевали, подольше давали поспать поутру; мать старалась угостить его лучшим куском и т. д. В последний день перед проводами каждого рекрута возили отдельно. При этом он прощался не только с родителями и родными, но и с соседями и односельчанами, подъезжая к каждому дому, низко кланялся в ноги и прощался. В ответ одаривали его деньгами. Во время катания по селу пели песни: “Как по Питерской да по Московской, эх, да шли–прошли казенные обозы. За обозами–то новобранцы молодые, а за ними отцы–матери родные, по бокам то сестры–братчики милые, с ними рядом идут жены молодые. Молодой то рекрутик да из дому уезжает. Да со всеми то рекрутик да распростился. С одной Сашенькой да позабылся, да сополу–то дороженьки да воротился… и т. д.”». [14] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Такое негативное явление в народной жизни, как пьянство, довольно полно отражено словесным народным творчеством. Запечатлены шутливое приветствие гостя («Здравия желаю, с похмелья помираю; нет ли гривен шести, мою душу спасти»), шутливый ответ хозяина («Садись – гостем будешь, водки купишь – хозяином будешь»). Некоторые выпивающие люди употребляли специальные поговорки, шутливые намёки хозяину дома: «Между первой и второй не дышут»; «Емщик едет. Погоняет лошадь плетью, хозяин подаст нам третью». [15] Поднося рюмку ко рту, произносили шутливые поговорки: «Будьте здоровы быки и коровы, овечки гладки, наши бабы как латки»; «Всяк пьет, да не всяк крякнет». Сам хозяин, иногда подавая вино, шутил: «Черным да русым бородам по рюмке подам, а которы без бород – а тех ишо у ворот палками пороть». Были пословицы про брагу, местный напиток: «Добрая брага три дня не укиснет». Отмечается в народном творчестве и последствия пьянства: «Стаканчики да рюмочки доведут до сумочки»; «Пьем мы водку, вино пьем, завтра по миру пойдем». Про пьяного говорили: «Пьяному море по колено, а лужа по уши»; «Шило в мешке, вино в кишке не утаишь»; «У пьяного семь коров дойных, а проспитца – единой нет»; «Пьяная баба вся чужая». Шутливые советы, как пить вино: «Ешь вполсыта, пей вполпьяна, проживешь век до конца». [16]
Моменты революционных переживаний нашли отражение в городских и деревенских частушках: «У нас “ходи” нынче в моде, / Можно “ходю” полюбить; / У “ходи” денег очень много, / Можно лавочку открыть». [17] «Ходя» – это китайцы, которые в большом количестве с начала революции жили в Перми и Кунгуре. «Меновые знаки» революционного времени нашли также отражение в частушках: «Подари мне гуся - / Я в тебя влюблюся, / Подари мне мяса - / Поцелуев масса». По частушке в некоторых случаях сердечного соревнования победа могла склониться на сторону богача: «Эх не любишь ты меня, / Моя милка Дарья, / В спекулянта ты влюбилась / Вместо пролетарья / Потому как “пискулянт” / Лучше купидончика: / Подарил бутинки в рант / В триста миллиончиков». [18] В частушках про молодежь виден «партийный подбор» деревни: «Мой–то милый большевик, / А я – большевичка, / Милый сел на броневик, / Улетел как птичка»; «Дайте вострую пилу, / Я березку подпилю, / На березке жолтой лист, / Мой–от милой коммунист»; «Комуниста не любила - / Коммунисткой не была, / Коммуниста полюбила - / Коммунисткой стала я». [19] Антирелигиозные настроения 1920–1930–х также нашел свое отражение в народном творчестве: «Уж вы попики, попы, / Макробесы черные, / Скоро будете ходить / По миру голодные». [20] В городской частушке отмечен «шкраб» – школьный работник: «Милый нюнить точно баба, / Продал брюки и жилет, / Не любите девки шкрабов, / В наркрмпросе денег нет». [21]
В декабре 1925 г. вышел последний номер ежемесячника «Кунгурско–Красноуфимский край». В фондах Кунгурского музея заповедника хранятся все номера краеведческого сборника «Кунгурско–Красноуфимский край».
- [1] От редакции.// Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 1. С. 1.
- [2] Аргентов Г. Наговоры дружки на свадьбе.// Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 2. С. 17.
- [3] Аргентов Г. Причиты невесты на свадьбе у крестьян Чердынского края.// Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 3. С. 28.
- [4] Там же. С. 32.
- [5] Лосев Л. Заговоры народные, записанные в Кунгурском округе // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 2. С. 21.
- [6] Богословский П. С. Кунгурские рукописные заговоры и их научное значение // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 3. С. 25.
- [7] Там же.
- [8] Аргентов Г. Особенности народных загадок, как вида народного умственного развлечения // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 3. С.33–34.
- [9] Попов В. Из народного творчества Кунгурского края // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 8–10. С. 33.
- [10] Г. А. Загадки, как народное развлечение // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 11–12. С. 33.
- [11] Г. А. Из пословиц и поговорок населения г. Кунгура // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 11–12. С. 38.
- [12] Аргентов Г. Запись произведений народного творчества // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 6–7. С. 32.
- [13] Аргентов Г. О записывании произведений народного словесного творчества // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 2. С. 14.
- [14] Юшков П. И. Обычай проводов рекрутов // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 11–12. С. 30.
- [15] Аргентов Г. Из пословиц и поговорок крестьян б. Оханского уезда Пермской губернии о вине и пьянстве // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 2. С. 22.
- [16] Там же. С. 22.
- [17] ГА. Моменты революционных переживаний в отражении городских и деревенских частушек // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 3. С. 36.
- [18] Там же.
- [19] Там же. С. 37.
- [20] Волин В. Новый быт в отражении современного народного творчества // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 3. С.36.
- [21] ГА. Моменты революционных переживаний в отражении городских и деревенских частушек // Кунгурско–Красноуфимский край. 1925. № 3. С. 36.
Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.