Метки текста:

Вышивка Карелия Ремёсла Финляндия

Сурво А. (г.Хельсинки, Финляндия), Сурво В. (г.Хельсинки, Финляндия)
Полотенечный дискурс: традиционное наследие карелии в финляндских интерпретациях Vkontakte@kizhi

Рис. 1. Почтовая марка «Käspaikka», 1980 г. Дизайнер П. Рахикка.Рис. 2. Вышивка двусторонним швом, обрамляющая наплечье рубахи. Олонецкая губерния. Середина XIX в., из коллекций РЭМ. Прорисовка В. Сурво, 1987 г.Рис. 3. Выставка в Музее культур (Хельсинки). Фото В. Сурво, 2008 г. Собранные в годы оккупации «восточнокарельские» материалы значительно пополнили коллекции финляндских музеев. […]

Аннотация: Сегодня символы вышивки, как важная часть традиционного наследия Карелии, подвергаются очередной актуализации и перекодировке, приобретая новые конфигурации и значения.

Ключевые слова: традиции Карелии; вышивка; интерпретации традиционного наследия;

Summary: In the changed conditions of life the symbols of folk art are able to be actualized and to recode again. Now the traditional symbols of embroidery as part of the cultural heritage of the peoples of Karelia are subject to yet another actualization and recoding, acquiring new configurations and meanings.

traditions of Karelia; embroidery; interpretation of the traditional heritage;

стр. 151В 1980 г. в Финляндии появилась почтовая марка «Карельское полотенце» («Kaspaikka»), воспроизводящая вышивку на конце старинного полотенца. Узор выполнен архаичным двусторонним швом красными нитями по белому домотканому полотну и представляет собой типичную для карельской вышивки трёхчастную композицию с женской фигурой по центру и всадниками по сторонам. Марка была отмечена престижной международной премией филателистов благодаря оригинальному художественному исполнению и впоследствии публиковалась в различных изданиях о карельской культуре (рис.1).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Для того времени был характерен интерес к традиционной карельской вышивке, что связано с общей тенденцией фольклоризма в Финляндии, ставшего особенно популярным в 1960–1970–е гг. Потомки карельских переселенцев из Приладожья росли в условиях широкой ассимиляции, но в последней четверти XX в. под влиянием внешних импульсов (школа, развитие краеведческого интереса и туризма, деятельность финляндской православной церкви) наступил период так называемого «карельского ренессанса».. [1] Обращение к традиционным женским рукоделиям, технике их исполнения, приведение образцов вышивки и руководств по вышиванию, повествования о карельских традициях были характерны для публикаций 1970–1980–х гг. В 1975 г. землячество прежних жителей приладожского Суоярви организовало в г. Иоенсуу выставку рукоделий, где были представлены традиционные вышивки с целью «донести современным женщинам потребность в красоте их предков по женской линии, показать их искусные умения и чувство стиля». Около сотни полотенец и предметов одежды затем демонстрировались в различных финляндских музеях и центрах по обучению рукоделиям. Результат выставки воплотился в книге–альбоме, где приведены около семидесяти образцов вышивки полотенец с объяснением традиционной суоярвской орнаментики, основных сюжетов и ритуального смысла. Знаковость издания подчеркивалась дублированием финноязычного текста на английском и немецком языках [2] В некоторых изданиях акцентируются религиозные контексты функционирования вышивки. Например, Музеем Православной церкви Финляндии и Нововалаамским монастырём недавно издан альбом «Святые полотенца» с фотографиями карельских полотенец и описаниями их современного церковного использования. [3]

В этнографических работах конца XIX – начала XX вв. (Т Швиндт, А. Хейкель, У. Т Сирелиус) вышивка, наряду с другими ремеслами и народными промыслами, рассматривалась в качестве эстетически ценного образца народного декоративного искусства, демонстрации мастерства рукодельниц и так называемой «воскресной стороны» крестьянской жизни. В «карельском ренессансе» увлечение эстетикой декора вернулось на круги своя, вышивка выполняет роль нарративноиллюстративного фона в ностальгических отсылках авторов альбомов, пособий и их аудитории к доиндустриальному прошлому и военным воспоминаниям (из последних изданий данного корпуса текстов см., напр.: «Полотенце памяти» [4] ). В сфере рукоделий нашли себе применение специалисты по вышивке, работавшие в так называемой «Восточной Карелии» в период оккупации. Как отмечает стр. 152 К. Хейккинен, учёные, занимавшиеся традициями карел и вепсов, по–прежнему на первое место ставили этнический аспект, были заняты поиском родственных черт, тогда как, например, социальные и экономические стороны жизни не привлекали особого внимания, поскольку в них интерпретаторы видели лишь отражение русского влияния [5] (рис.2).

До 1880–х гг. в научной среде существовало представление о византийской архитектуре как об исключительно продолжательнице созданных греческой культурой совершенных форм. На самобытные черты византийского строительного искусства обратил внимание И. Я. Тикканен (18571930), первый финляндский профессор искусствоведения. [6] Помимо прочих документов, в архиве учёного хранится более 55 тысяч карточек, из них 6,5 тысяч по геометрической, орнитоморфной, зооморфной и фитоморфной орнаментике. Эти заметки и рисунки представляют собой географически и хронологически многосторонний материал, среди которого финно–угорских мотивов мало. В планах учёного было создание классификации образов орнамента с привлечением фондов различных музеев, а также азиатских, северноафриканских и прочих неевропейских материалов. Архив учёного стал исследоваться лишь недавно. [7] Для первой поры изучения орнамента, особенно на фоне критиковавшихся учёным догматических взглядов XIX столетия, важное значение имела широта искусствоведческого взгляда на проблему. Однако по теме орнаментики вышивки И. Я. Тикканен почти не публиковался, [8] что, наряду с недоступностью его архивов в дальнейшем, ограничило научные разыскания в этой области в основном этнографическими штудиями, о характере которых говорилось выше.

Всё же более существенное значение имели внутрикультурные установки исследователей, увлечённых конструированием «племенного» родства финно–угров и «аутентичного» визуального ряда для эпоса «Калевала». Отправляясь в Карелию, И. К. Инха писал Обществу финской литературы: «Моим первоочередным намерением было бы собрать материалы, которые потом могли бы использоваться в иллюстрировании Калевалы, в географических описаниях и в этнографических целях». [9] Вышивка православных карел менее всего подходила для обоснования околокалевальской риторики, построенной на иных образах и довольно однозначных представлениях о религиозно–цивилизационных «коридорах культуры», как выразился один из собирателей: «Там, где коридоры культуры кончаются, и сама природа берёт своё начало, встаёт образ Вяйнямёйнена. Будто хочет он показать и напомнить, что это был он, кто вывел фин(лянд)ский народ из дикого природного состояния к знанию и умению». [10]

При отсутствии преемственности изучения семантика традиционной вышивки не стала предметом интереса учёных. Сегодня предпочтение отдаётся понятным и близким массовой культуре аспектам, т. е. производному от неё самой: вышивальное ремесло как хобби пожилых людей, знаковые функции костюма, роль традиционных рукоделий в промышленном обществе и прежнем деревенском социуме, эстетика рукоделия, социальные и личностные аспекты восприятия рукоделия вышивальщицами, семантика костюма и т. п. Научное изучение семантики традиционной вышивки надолго застыло на уровне византийских и арабских параллелей У Т. Сирелиуса – за исключением дипломной работы Анникки Луккаринен «Kaspaikka» («Полотенце») 1982 г., посвящённой орнаментике и обрядовой роли карельских вышитых полотенец. На основе материалов, хранящихся в Национальном музее Финляндии, исследовательница проводит картографирование по различным районам Карелии и восточной Финляндии, даёт статистические данные по технике исполнения и тематике орнамента, а также использует сравнительный музейный материал, собранный у тверских карел и в Ингерманландии. Из использованных научных источников треть представлена трудами стр. 153 российских исследователей, причём остальные работы имеют, как правило, дескриптивный характер: «О полотенце у нас публиковались статьи в журналах по рукоделиям и в периодических изданиях, но никакого более широкого обзора не существует. Буквально в последние годы оно стало предметом внимания в связи с возрождением карельскости и карельской традиции, и в 1979 г. появилось целых две брошюры, в которых представлены фотографии и сведения о полотенце и его использовании». [11] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Более столетия назад В. Салминен, в будущем известный фольклорист, писал об увлечении собирательством фольклорно–этнографических фактов, игнорирующем элементарные данные о функции и среде бытования материала: «Существует и такое собирательское рвение, когда считается достаточным, если для музея удаётся ”спасти” хоть бы последнее кантеле кантелиста, и нет дела до того, что он уже не в состоянии продемонстрировать своё умение. Деревянный ящик собирателю важнее, чем то, как он используется». [12] В одной из брошюр, упоминаемых А. Луккаринен, приводится вышивка из Суоярви (Приладожье). Авторы атрибутировали её как пример явного западного влияния, имеющего свои корни в XV–XVI вв. В качестве «контекста» фигурируют рукоделья католических монастырей, активная торговля Выборга с немецкими и голландскими городами, византийское влияние и т. п. [13] Как показывает сравнительный архивный и современный полевой материал, такие вышивки датируются концом XIX в. Они появились под влиянием городских узорников и вписываются в один ряд с множеством подобных изделий. Почти идентичные вышивки бытовали в Каргополье, Заонежье и Вытегорском уезде. [14]

В финляндском культурном пространстве сложился особый « полотенечный» дискурс, отвечающий ностальгическим и военным воспоминаниям. В свою очередь, для российского пространства характерно обращение к архаичным смыслам орнамента как в научных исследованиях, так и в работах современных мастеров, а преемственность религиозных практик обеспечивает актуальность традиционного ритуального использования текстиля. Финляндские и советские исследования дополняют друг друга, выявляя «пробелы» противоположной стороны и нередко оставляя вне рефлексии собственные. Естественно, труды советских учёных также наделялись политизированными значениями – тем более, что речь идёт о приграничном регионе. Причина обращения к традиционному наследию и в целом к прошлому в перманентной актуальности различных способов самоописаний, свойственных той или иной культуре и отвечающих её запросам и ожиданиям [15] (рис.3).

Специфика финляндских интерпретаций нашла достойное отражение в рассуждениях Р. Толонена, руководившего на оккупированной территории сбором и складированием икон, вышитого текстиля и прочих исторически ценных предметов. В отчёте о проделанной работе он восторженно стр. 154 повествовал о высочайшем мастерстве вепсской вышивки, в карельской трёхчастной композиции усмотрел изображение «ассирийского бога войны» и на том же уровне истолковал красный цвет русской заонежской вышивки: «Не знаю, может, это примитивное восхищение красным цветом или пропитанность догматичностью большевисткого периода». [16] Трансформация женского образа вышивки в «ассирийского бога войны» по–своему логична для военно–пропагандистского контекста. Милитаристские пассажи сегодня сменяются филистерской противоположностью, характеризующей догматику «полотенечного» дискурса: периферийные образы трёхчастной композиции превращаются в «дочерей богини», а вышивка на кумаче атрибутируется уже как «карельская», [17] хотя почти идентичный экземпляр русской вышивки Пудожья представлен в собрании В. Н. Харузиной 1887 г. [18]

// Рябининские чтения – 2015
Отв. ред. – доктор филологических наук Т.Г.Иванова
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2015. 596 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф