Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: Высшим проявлением народного зодчества в православии было храмостроительство. Строители храмов в отличие от жилища считались святыми людьми, наделенными божественной силой. Это противопоставление двух ипостасей сакрального по своей природе плотницкого мастерства основано на оппозиции дом/храм, подтверждением которому служит предание о построении Преображенской церкви на о. Кижи.

Ключевые слова: традиционная культура; храм; сакрализация плотницкого ремесла;

Summary: Church building was the greatest manifestation of the folk architecture in the Orthodoxy. The builders of the temples in contrast to dwelling were considered to be Holy men endowed with divine power. This two hypostasis opposition of the sacred in nature carpentry skills based on the opposition house/temple. The legend about the building of the Transfiguration Church serves a confirmation of this on the Kizhi island.

traditional culture; temple; sacralization carpentry craft;

Исследование выполнено при финансовой поддержке ФАНО России в рамках темы № 0410-2014-0027 «Состояние и использование биоресурсов в контексте оптимизации природопользования, обусловленного историко-культурными и этно-социальными процессами на Европейском Севере и в Арктике».

стр. 216Высшим проявлением народного зодчества в православии было храмостроительство. В храме воплощался образ Вселенной. Храм как обобщенный, семантически насыщенный образ мироздания занимал центральное место в сакральном пространстве северного крестьянского мира. Церкви, колокольни, часовни, обетные кресты, ставившиеся в ходе освоения территорий, включались в важнейшие объекты крестьянского мира – деревни, дороги, угодья, холмы, водоемы. «Сакральными символами различного уровня служили природные элементы ландшафта, такие как горы, деревья, камни. Часто получившие противоречивые значения, в наиболее высоком смысле, они символизировали ось мира и самого Христа. Каждому из возвышенных мест в мифопоэтическом и традиционном сознании придавался особый статус. Они выступали медиаторами между земной и небесной сферами». [1]

Для человека организованное им жилое пространство – своеобразная модель окружающего мира. Храмы как символы мироздания господствуют в этом пространстве, жилище человека составляет второй план, хозяйственные постройки – третий.

Так же, как и названия деревень, храмонаименования отразили становление народного религиозного сознания и миропонимания насельников этих территорий. В этом явлении просматриваются определенные черты системы духовных ценностей общества, особенности мировоззрения создателей этих храмов. «Имя оценивается церковью, а за нею – всем православным народом, как тип, как духовная конкретная норма личностного бытия». [2]

Известно, что в именованиях храмов отражалась иерархия православных вероучительных ценностей. На вершине ее – учение о Боге как творце мира, сущем в единстве Святой Троицы. О почитании его свидетельствовала группа храмов с господскими (освещенными во имя Господа) храмоименованиями: Рождественские, Воскресенские, Вознесенские, Преображенские и др. Вслед за нею следует группа храмоименований, отражающих почитание предводителей небесных сил бесплотных (архангелов): Михайло–Архангельские, Гаврииловские. Затем следует группа храмов, посвящение которым отражает почитание Богородицы: Богородице–Рождественские, Введенские, Благовещенские, Успенские. Еще одну группу составили храмоименования, напоминающие о роли ветхозаветных пророков, а также первых учеников и последователей Христа – апостолов: Ильинские, Андреевские, Иоанновские. Наконец, сознанию православного крестьянина было присуще почитание святых – мучеников, преподобных, праведников, исповедников, в том числе и местночтимых: Георгия, Николы, Параскевы Пятницы, Зосимы и Савватия, Макария и др. [3]

Роль храма в структуре микро- и макрокосмоса отразилась также в исторических преданиях и легендах о выборе места для строительства храма (часовни) и поселения. Существует корпус исторических преданий и легенд, введенных в научный оборот Н. А. Криничной. Часто этот выбор определялся стр. 217 с помощью гаданий. В ритуале использовались живые священные животные (конь) и предметы (дерево, икона, крест, свеча), имевшие сакральный статус в традиционной крестьянской культуре и обладающие высокой степенью семиотичности. Выбор места для строительства деревни и храма в народных представлениях был идентичен. Он отражал их сакральное значение и божественное указание на место постройки. «Хотели построить деревню – бросали икону в воду. Три раза бросали – три раза она приплывала на одно и то же место. Куда икону принесло, там и деревню построили. Вирму (речь идет об основании д. Вирма в Карелии) хотели вначале выше построить: вода здесь соленая…. А так и поселились здесь. И церковь построили Петру и Павлу.». [4] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

«Страной зодчих» называл Россию И. Э. Грабарь. Эта метафора точно характеризует высокую крестьянскую строительную культуру. «Чутье пропорций, понимание силуэта, декоративный инстинкт, изобретательность форм – словом, все архитектурные добродетели встречаются на протяжении русской истории так постоянно и повсеместно, что наводят на мысль о совершенно исключительной архитектурной одаренности русского народа. И если бы у кого–нибудь могло возникнуть сомнение насчет возможности приписывать эти свойства народу, среди которого работало так много иностранцев, то достаточно указать на Русский Север с его деревянным зодчеством, созданным исключительно русскими мастерами. Самобытность его форм не может вызывать никаких сомнений… И до сих пор дерево там единственный строительный материал, и поэтому на Русском Севере можно составить себе несравненно более близкое представление о внешнем облике деревянной Руси былых времен, нежели в центральных губерниях, в которых дерево давно уже вытеснено камнем. Человек, бывший на Севере, ездивший по Северной Двине, Онеге, Мезени или по Олонецким озерам, на всю жизнь сохраняет воспоминание об этих сказочно прекрасных церковках–грезах, поднимающихся то тут, то там среди густого елового леса». [5]

Издавна на Руси плотничать умел каждый крестьянин. Древесина была универсальным материалом. Сосна, ель, лиственница, осина – каждая порода обладала присущими только ей свойствами и особенностями, цветом, строением, которое хорошо знали и учитывали при обработке мастера. В дело шла не только древесина, но также луб, корни, кора молодой берёзы – береста. Народные зодчие ценили качества древесины как строительного материала, её обилие и дешевизну, способность сохранять в доме тепло, сравнительную долговечность и, наконец, «спорость» – возможность возводить деревянные строения в короткие сроки и практически в любое время года. Конечно, век деревянных строений был короче, чем у каменных, жилые постройки стояли не более 200 лет, культовые – 400 лет. Плотницкое ремесло требовало больших знаний, опыта и таланта. При строительстве мастера обходились небольшим количеством инструментов, основным которых был топор. Топором плотник мог сделать практически всё, недаром говорилось: «Дай крестьянину топор, и он починит даже часы». [6]

Большое внимание семантическому статусу топора в жизни северного крестьянина уделено в русской фольклорной традиции, в частности в пословицах и поговорках, что отражено В. И. Далем: «Без топора не плотник, без иглы не портной. С топором весь свет пройдёшь. Топор всему голова». [7] Поэтому неслучайно плотников в Древней Руси называли «рубленниками». Именно это название использовалось для определения роли искусных новгородских ушкуйников, которые были не только воинами и торговцами, но и замечательными плотниками. Высокая плотницкая культура Русского Севера берет свои истоки в плотницкой традиции Древнего Новгорода. Уже в начале XI в. новгородские «топорные» плотницкие артели славились на всю Русь. В Новгородской летописи 1016 г. зафиксирован эпизод при встрече ратей: «воевода Святополчь именем Волчий хвост ездя подле реку, укоряти нача новгородци: почто приидосте с хромчем тем? А вы плотнице суще, а пиставим вы хоромрубити». [8]

В XVII–XIX вв. на Русском Севере сформировалась высокая строительная культура, технические и художественные способы обработки дерева. Строительные традиции в культовом зодчестве достигли своего расцвета в XVII–XVIII вв., в гражданской архитектуре к середине – концу XIX в.

Семантика строительной обрядности выступала как целостная знаковая система, с помощью которой крестьяне Русского Севера оберегали свои сакральные и ритуальные ценности и своеобразие традиционной народной культуры, ее связь с окружающим миром.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В свете особенностей ментальности русского крестьянства необходимо также рассматривать устойчивые метафоры, отражающие ценности народного самосознания. «Мера и красота» – эта метафора характеризует единство усилий в борьбе за материальное начало и торжество духа в древней Руси. Эту сопряженность материального и духовного лучше всего демонстрируют два предмета, традиционно стр. 218 присутствующие в каждой крестьянской избе: топор и икона. Эти вещи, необходимые для практической и сакральной жизни, отражают синкретизм материального и духовного в культуре народа и в ее деревянном зодчестве.

Культурные смыслы народной архитектуры, найдя воплощение в плотницком мастерстве, коснулись сакрализации как самого ремесла, так и его главного инструмента – топора. Топор был главным и незаменимым орудием, с его помощью человек подчинял себе лес. Икона как священный образ являлась хранителем крестьянина – ее несли впереди, когда шли с топорами в лес – валить деревья или отражать нападение врага. [9] Топор – это универсальный инструмент в руках северного плотника, с помощью которого «можно и дом построить, и ложку вырезать». [10]

Сакрализация плотницкого ремесла порождала оппозицию святое / нечистое. Это зависело от специализации плотницкой артели. Плотники, строившие дома или хозяйственные постройки, наделялись нечистой, колдовской семантикой: «с плотниками, которые избу рубят, надо честно обходиться, чтобы они не заговорили избы на голову хозяина» [11] Строители храмов, напротив, считались святыми людьми, наделёнными божественной силой. Это противопоставление двух ипостасей сакрального по своей природе плотницкого мастерства основано также на оппозиции дом/храм, которое соразмерно микрокосмосу/макрокосмосу. При строительстве храмов и часовен северные плотники готовились к этой работе заранее в плане духовного очищения от мирской скверны. Накануне они мылись в бане, воздерживались в еде, не употребляли спиртные напитки, не использовали в своей речи бранные выражения и, когда приступали к работе, надевали чистую одежду.

Оппозиция дом/храм позволяет объяснить глубинную семантику мотива священного топора. Предание о построении Преображенской церкви на острове Кижи гласит, что построил её легендарный мастер Нестер и «на одном бревне он вырубил: “Церковь эту построил мастер Нестер, не было, нет, и не будет такой…” Нестер со священным топором поднялся до последней главки, привязал до креста алую ленту, а топор закинул в озеро и поклялся, что такого чудесного храма нет нигде, и не будет больше никогда, и топор этот никто не найдёт. И тогда начали святить церковь, а Нестера больше никто не видел» [12]

Мотив заброшенного священного топора раскрывает глубоко укорененную в массовом сознании мифологическую идею завершённости храма, его уникальности и неповторимости. Храм устремлен к небу, к горнему духу, он всегда закончен в строительстве. Это подчёркивает различие между сакральным характером строительства храма и профаническим характером строительства дома. Последнее не знает конца, никогда не достигает завершённости, поскольку окончание строительства дома знаменует смерть главы семьи или кого–либо из домочадцев. [13] По воззрениям русского крестьянства, плотники, как и представители других древнейших профессий, обладали не только производственными функциями. Им приписывались тайные способности, знания, контакты с нечистой силой, лесом, причём считалось, что чем выше их мастерство, тем сильнее их скрытые способности. [14] В с. Кимжа Мезенского района в интерьере крестьянской избы автором было зафиксировано «злыднево дерево» – это нарост на бревне, использованном для строительства дома 1909 г. По воспоминаниям хозяйки, он приносит несчастье его владельцам: «Два их в доме – над печкой и за печкой. Это злыднево место. Люди не живут. У кого купили дом, были бездетны. И у нас дочь умерла» [15] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В древнеславянских языках «храм» и «хоромы» означают жилище. В русской традиции, которую отчетливо зафиксировал В. И. Даль, толкование слова «храм» органично начинается во вполне обыденном духе: «хоромы, жилой дом, храмина, храм». В. И. Даль рассматривает не только само понятие храм как «здание для общественного богослужения, всякого исповедания, церковь». Он обращается и к таким понятиям, как «Храмовый – к храму относящийся – праздник престольный, когда празднуется святой, во имя коего построена церковь. Храмоздание» (самое дело построение церкви)» и «храмоздатель» (строитель, хозяин, коего иждивением храм строится). Храмозданная (храмоздательная) грамота – даваемая архиереем разрешение на постройку церкви». [16] Как мы видим, само развитие человечества поставило храм в центр жизни верующих людей. Библейские источники указывают не только на смыслообразующую роль храма в пространстве человеческого обитания, но и на особенности деяния людей, объединенных идеей храма. [17]

• [1] Свирида И. И. Ландшафт в культуре как пространство: образ и метафора // Ландшафты культуры. Славянский мир. М., 2007. С. 24.
• [2] Флоренский П. А. Имена. Харьков; М., 2000. С. 38.
• [3] Камкин А. В. Союзы севернорусских крестьянских миров в системе расселения и жизненной повседневности XVII–XVIII вв. // Мировоззрение и культура севернорусского населения. М., 2006. С. 238–239.
• [4] Криничная Н. А. Предания Русского Севера. СПб., 1991. С. 39.
• [5] Грабарь И. Э. История русского искусства. СПб., 1910. Т.1: Архитектура. До–петровская эпоха. С. 4–11.
• [6] Пермиловская А. Б. Русские щепные базары в Архангельске // Музей России. 1993. Вып. 2. С. 33; Permilovskaya A. B. Building traditions of the Russian North. Making carpentry holidays in the open air museum // Association of European open–air museums. Bucharest, 1993. P. 174–177.
• [7] Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 2002. Т. 2. С. 784.
• [8] Евдокимов И. В. Север в истории русского искусства. Вологда, 1921. С. 22–23.
• [9] Биллингтон Д. Икона и топор: опыт истолкования истории русской культуры. М., 2001. С. 56–51.
• [10] Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 2002. Т. 2. С. 184.
• [11] Там же. С. 109.
• [12] Криничная Н. А. Предания Русского Севера. СПб., 1991. С. 45–46.
• [13] Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск, 1993. С. 101.
• [14] Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 56.
• [15] Пермиловская А. Б. Культурные смыслы народной архитектуры Русского. Екатеринбург; Архангельск; Ярославль, 2013. С. 101.
• [16] 11 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 2002. Т.2. С. 905.
• [17] Злотникова Т. С. Светлая душа города.// Рутман, ТА. Церковь Ильи Пророка в Ярославле. Ярославль, 2004. Кн. 2. С. 6–1.