Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: В статье обосновывается, что полевое исследование русского свадебного обряда в настоящее время осуществляется как на апробированных принципах и методах, так и на новых, обусловленных современным состоянием свадебной обрядности и его теоретическим осмыслением. Поэтому оно должно учитывать диалектный характер существования традиции, ее историческую много- слойность, новые формы сохранения и ретрансляции, а также роль личности в развертывании свадьбы в конкретном социокультурном пространстве.

традиция; свадьба; типология; текст;

Summary: The article explains that the field study Russian wedding ceremony is being implemented as approved principles and methods as well as new, due to the current state of the wedding rituals and theoretical understanding. Therefore, it should take into account the nature of existence dialectal tradition, its historical layering, new forms of conservation and relay, and the role of personality in the deployment of the wedding in a particular social and cultural space.

Keywords: wedding; tradition; typology; text;

Публикация подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 14–14–73002.

стр. 362Полевое исследование русского свадебного обряда сегодня основывается как на апробированных принципах и методах, так и на некоторых новых, обусловленных современным состоянием свадебной обрядности и его теоретическим осмыслением. К важнейшим методологическим принципам, определяющим изучение свадьбы, следует отнести известное положение Н. И. Толстого о диалектной природе народной культуры в целом и свадебной обрядности в частности. «Дело в том, что вся народная культура диалектна, что все ее явления и формы функционируют в виде вариантов, территориальных и внутридиалектных вариантов с неравной степенью различия». [1] Этим, на наш взгляд, определяется необходимость поиска тех сущностных, значимых для понимания природы свадебного обряда элементов и признаков, которые позволят аргументированно определить его типы и варианты. Именно так подошел к восточнославянской свадьбе К. В. Чистов, который в качестве элементов для построения типологии свадебной традиции выделил «три основных показателя, имеющих структурообразующее значение: где и когда происходит так называемый «постельный обряд», после которого жених и невеста считаются мужем и женой (фактическое соединение при этом может происходить или не происходить); когда происходит переезд молодой в дом мужа и приобщение ее к роду (семье, дому) мужа; и наконец, когда и где совершается «основной акт санкции происходящего брака и кто в этом участвует», что дало ему возможность отнести восточнославянский свадебный обряд к «вирилокальному типу с определенными пережитками уксорилокальной стадии» и выделить в его рамках два основных подтипа, в которых «подобные пережитки играют несколько различную роль». [2]

Главный дифференцирующий признак, по мнению К. В. Чистова, – где и как происходит «санкция», то есть признание брака совершимся, учитывая, конечно, что таких санкций после принятия христианства стало две: общинная и церковная. Для первого подтипа характерны такие основные признаки, как возвращения жениха и невесты после венчания в свои дома, переезд невесты из родного дома в дом мужа как « особый этап свадебного ритуала», «родственники жениха и невесты встречаются за общим столом, как правило, только после “клети” (“постельного обряда”)», концентрация большинства обрядов в день венчания в доме невесты. Второму подтипу присущи «развитый “прощальный” обряд», «концентрации обрядов свадебного дня в доме жениха», родные жениха и невесты сходятся «за общим столом до “клети” и пируют во время “постельного обряда”». [3]

По–разному проявляются в этих двух подтипах и «пережитки временной уксорилокальности брака». Построенная К. В. Чистовым типология позволила ему сделать принципиально значимый для осмысления восточнославянской свадьбы вывод: «уксорилокальный обряд, вероятно, был тем историческим фоном, на котором развивался восточнославянский свадебный ритуал в двух его основных стр. 363 вариантах, из которых северно–среднерусский был, по–видимому, относительно более поздним». [4]

Развитием этого подхода стала работа Б. Б. Ефименковой, в которой каждый из подтипов рассматривается с точки зрения «развитости и соотношения двух основных планов ритуала – инициационного и коммуникативно–обменного». [5] В исследовании убедительно показывается, что «в севернорусском ритуале преобладает первый, в западном – второй». Поэтому в западнославянской и южнорусской свадьбе «основное место занимают обрядовые акты, воплощающие контакты двух сторон – стороны невесты и стороны жениха: разного рода встречи, переезды, торги и выкупы, одаривания и угощения друг друга и т. п.». А в севернорусской свадьбе «ведущей оказывается инициационная линия, а в ней – инициация невесты, ее переход из группы девушек в группу замужних женщин. Этот план свадьбы подчиняет себе и коммуникативно–обменный ее аспект, ибо всё определяет точка зрения невесты». [6] Указанные особенности обусловили и музыкально–песенные коды этих двух подтипов.

Данные теоретические положения, в свою очередь, определяют необходимость в полевых исследованиях особое внимание обратить на установление места совершения обрядов, санкционирующих брак, и роль в обрядах и актах двух брачующихся сторон. Например, кто и где расплетает косу невесте? Куда приезжают жених и невеста после венчания? Кто заплетает две косы невесте? Где и когда заплетают две косы невесты? Где совершается акт coitus'а? Кто ведет жениха и невесту на брачную постель? где и когда встречаются за общим столом сторона жениха и сторона невесты (социальная санкция свершения брака)? и другие.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Отобранные элементы позволяют увидеть взаимодействие вирилокальности и уксорилокальности, иначе говоря, роль каждой из брачующихся сторон в совершении основных обрядов, санкционирующих или символически обозначающих заключение брака. Дополнительные элементы позволяют устанавливать типологические соотношения в традиции на уровне сел, а также переходить от структурно–типологического анализа к историко–типологическому.

Другой значимой особенностью современных полевых исследований свадьбы является ее многослойность. Фиксируемые воспоминания информантов включают в себя не только личный опыт (выход замуж или женитьбу самого информанта; свадьбу детей и родственников, в которой он принимал участие), но фрагментарные воспоминания своих родителей и порою даже бабушек и дедушек, а также рассказы о свадьбах, которые в момент записи игрались в селе (это могли быть свадьбы собственных внуков, внучек или родственников или подруг). Именно поэтому в процессе интервьюирования важно уточнять, как сам информант хронологически распределяет элементы свадьбы, о каком из пластов традиции идет речь. Индивидуальные особенности также ярко проступают в том, как он выстраивает свой рассказ, какие элементы свадьбы и каких исторических пластов отбирает. Его рассказ о каком- либо отдельном эпизоде свадьбы родственника, соседа, друга или подруги порою развертывается в бытовой фабулат, помогая увидеть, как конкретно воплощаются в брачно–свадебном процессе общие обрядовые константы.

Таким образом, при полевом исследовании русской народной свадьбы региона необходимо учитывать временные границы ее существования, неоднородность традиции, обусловленную историческими и социокультурными процессами, локальные межэтнические культурные взаимодействия, в том числе изменения этнического состава населенных пунктов или изменения этнического самосознания и другие факторы.

Помимо интервьюирования, анкетирования, большую роль в современных полевых исследованиях играет сбор и последующий анализ визуальных и письменных документов. Это прежде всего бытовые или любительские фотографии и видеозаписи. Как полагает О. Ю. Бойцова, они могут быть определены как «фотографии, сделанные непрофессионалами (то есть теми, для кого фотографирование не является основным занятием, не приносит доход или символический капитал) для использования в личных целях». [7] Некоторые исследователи, например, А. А. Петрова, склонны определять такие фотографии как разновидности «визуального фольклора», понимаемого как «артефакты, созданные, используемые и потребляемые в традиционной и массовой культуре. “Визуальным фольклором”, таким образом, можно считать маски, лубочные картинки, открытки, фотоальбомы, девичьи и дембельские альбомы, рекламные объявления, плакаты, стенные газеты, граффити, татуировки… Такие изображения обладают как собственным иконографическим каноном, так и характерными способами применения и использования». [8]

стр. 364Особо в исследованиях таких фотографий выделяют свадебные. Изучая этот тип фотографий, ученые опираются на исследование П. Бурдье, в частности на его утверждение о том, что «свадебная фотография – это настоящая социограмма», в процессе «чтения» которой дети как бы проходят «курс в науке генеалогии», когда «мать, являясь экспертом вопроса, рассказывает ребенку о его связях с людьми на фотографиях»: «Она рассказывает, как образовались пары, и анализирует социальную связь двух семей. Она выделяет некоторые недостатки в семейной жизни (например, отмечает ссоры) и указывает на достоинства (моменты, которыми семья может гордиться)». [9] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В свадебных фотографиях, изображающих ритуальный процесс, его участников, реакции зрителей, обнаруживаются разные типы фотофиксации, отражающие как стереотипные, социально обусловленные способы изображения, так и достаточно свободные жанровые картинки; как постановочные снимки, так и сюжеты, полученные как бы «скрытой камерой». Они являются не просто иллюстрациями к вербальным и аудиальным полевым записям – в них, как документе изучаемой культуры, есть и подтверждение того или иного ее элемента, сведения о котором получены в ходе интервьюирования, включенного наблюдения, самоописания носителя традиции, а порою фиксация уникальных элементов, позднее утраченных. Так, например, на рис.1, где изображены постельники у дома невесты (датирована фотография 1960 г., свадьба проходила в с. Елизаветино Ульяновского района Ульяновской области) мы не только получаем подтверждение существования традиции отвозить постель ряженными, но и точное изображение самих способов ряженья, создания образа. Особо важны в данном случае маски: первая – кусок черной ткани с прорезями для глаз, носа и рта и с бахромой внизу, символизирующей бороду; вторая – уникальная маска свиной головы. По этнографической литературе, полевым записям, образцу маски, хранящейся в этнографической коллекции УлГПУ, известно, что маски первого типа широко использовались во время святок. Включение традиционной святочной маски в костюм ряженого на свадьбе подтверждает существование единого типа ряженья и, наряду с другими фактами, вторичность его на свадьбе. Совершенно уникальна вторая маска – маска свиньи, ибо ни в печатных, ни в архивных источниках, включая записи XIX в., ни в полевых материалах последней четверти ХХ в. на данной территории и Ульяновском Поволжье в целом сведений о ее существовании в прошлом не зафиксировано. Тем не менее ее появление именно на свадьбе в определенной степени закономерно, так как обрядовые действия со свиной головой были очень популярны на данной территории в XIX в. Так, например, в Сенгилеевском уезде Симбирской губернии (ныне Сенгилеевский район Ульяновской области) эти действия совершались во время горного пира в доме жениха после приезда с венчания. «Потом все горные гости садятся за стол и тут подают прежде всего свиную голову, украшенную разноцветными бумажками и с воткнутым в рот ржаным колосом. Отец молодой берет вилку, начинает тыкать ею в свиную голову и приговаривает: “Ты -то теперь попалась, давно я до тебя добирался, теперь только попалась, не ходила бы ко мне в копны, все у меня копны разорила”. Тут все гости вскакивают со своих мест и говорят: “Сватушка, разве она попала? Ну так если она, не давай ей потачки, взаправду все копны разорила” (Надо заметить, что все это не что иное, как тонкий намек на молодую. – примеч. стр. 365 В. Ю.), свекровь же заступается: “Нет, батюшка, это не она”. “Нет, сваха, – отвечает отец, – она–то и есть, а кабы не эта свинья, кто бы меня к вам и зазвал, за ней–то к вам я пошел”». [10]

С появлением цифровой техники, в том числе и цифровых фотоаппаратов, стало возможным создание не отдельных снимков или даже комплекта фотографий обряда, но и возникновение нового жанра – бытового фоторепортажа, в котором запечатлевается, в том числе и с использованием многократной съемки одного и того же акта (своеобразный вид вариативности), обряд в его целостности и протяженности. Тем самым фотография стала приближаться к тому, что раньше было прерогативой только видеокамеры. Как известно, они вошли в повседневность в конце 80–х – начале 90–х годов ХХ в., а к середине 90–х годов видеозаписи, в том числе бытовые, стали неотъемлемой частью культурного обихода жителей города и села. На них порою фиксировались все основные обряды и сценки первого и часто второго дня свадьбы. Чрезвычайно важно, что именно видеозапись позволила увидеть, услышать и сохранить спонтанные и импровизированные вербальные и акциональные тексты. Бытовые видеозаписи, таким образом, дали возможность исследователям получить видеотекст обряда, который обладает максимально возможной информативностью при минимальном знаковом объеме; выявить, установить, что эмоциональное состояние участников обряда и зрителей, общая психологическая атмосфера происходящего не просто дополнительные, хотя и важные элементы текста, а неотъемлемое, имплицитное качество, свойство традиции – сделать объектами фиксации пространственно–временной, бытовой, социально–культурный контексты актуализации традиции. [11]

Принципиально иной характер имеют сегодня и свадебные тексты (поэтические и музыкальнопоэтические), среди которых главенствующую роль играют уже не устные, а письменные тексты или документы. Под письменными текстами современной свадьбы мы понимаем не только те, в которых воспроизводятся разнообразные письменные официальные документы, существующие в современной культуре. Это может быть текст, устно произносимый, точнее говоря, зачитываемый на свадьбе, но созданный по законам письменного творчества, оформленный по законам письменной графики (шрифтовое выделение отдельных фрагментов, слов, букв) и книжного дизайна (рисунки, виньетки, фотографии, в том числе сканированные изображения и т. д.) и вручаемый после зачитывания в виде письменного документа участнику свадьбы. Среди этих документов в современной городской и сельской свадьбе больше всего распространены смеховые тексты, пародирующие разнообразные официальные документы. [12]

Таким образом, полевое исследование свадебной традиции сегодня должно учитывать особый характер существования самой традиции, новые формы ее сохранения и ретрансляции, роль личности в ее развертывании в конкретном социокультурном пространстве.

• [1] Толстой Н. И. Язык и культура // Толстой Н. И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. С. 20.
• [2] Чистов К. В. Типологические проблемы изучений восточнославянского свадебного обряда // Проблемы типологии в этнографии. М., 1979. С. 225, 226.
• [3] Там же. С. 227.
• [4] Там же. С. 229.
• [5] ЕфименковаБ. Б. Восточнославянская свадьба и ее музыкальное наполнение: Введение в проблематику. М., 2008. С. 25.
• [6] Там же. С. 38.
• [7] Бойцова О. Ю. Любительская фотография в городской культуре России конца ХХ в. (визуально–антропологический анализ): Автореф. дисс. канд. ист. наук. СПб., 2010. С. 6.
• [8] Петрова А. А. Фотографические практики северного села: изобразительный канон и коммуникативный потенциал [Интернет–ресурсы] http://cmb.rsuh.ru/article.html? id=254914 (дата обращения 15.02.2015).
• [9] Bourdieu P. Photography: A Middle–brow Art. Oxford, 1998. Р 23.
• [10] Юрлов В. П. Заметка о свадебных обрядах в Симбирской губернии: Записано в селениях Сенгилеевского уезда: Суровке, Чертановке, Хвостихе, Порецком, Воецком и Собакине // Материалы для истории и статистики Симбирской губернии. Симбирск, 1867. Вып.4. С. 70.
• [11] РождественскаяЕ. Свадьба в Царицыно: видеография любовно–брачного порядка [Интернет–ресурсы] http://mognovse.ru/fec–svadeba–v- caricino–videografiya–lyubovno–brachnogo-poryadk.htm l (дата обращения 15.02.2015).
• [12] Матлин М. Г. Письменные документы как вербальный компонент современной русской свадьбы // Актуальные проблемы полевой фольклористики. М., 2002. С. 180–196.