Тихонова Е.Л. (г.Улан-Удэ)
Мотив строительства сакральных и профанных сооружений в структуре преданий о заселении и освоении русскими Восточной Сибири
@kizhi
Аннотация: Рассматриваются русские народные предания Восточной Сибири о заселении и освоении края, содержащие в своей структуре мотивы строительства сакральных (церкви) и профанных (дома и постройки хозяйственного назначения) сооружений. Мотив выбора места для сооружения церкви представлен наиболее архаичной своей разновидностью: выбор места при помощи священного животного – коня. В преданиях, повествующих о строительстве профанного сооружения, мотив использования священного животного для определения места строительства представлен двумя образами – коня и петуха.
Ключевые слова: предание; мотив; сакральное животное;
Summary: Discusses Russian folk traditions of Eastern Siberia on the settlement and development of the region, containing in its structure motifs construction of the sacred (Church) and the profane (house and outbuildings) structures. Motive of the choice of location for the construction of the Church presents its most archaic type: site selection using sacred animal – the horse. In the legends describing the construction of profane buildings motive of the use of sacred animal to determine where construction is represented by two images of the horse and rooster.
Keywords: legend; the motive; the sacred animal;
стр. 412В русских преданиях Восточной Сибири о заселении и освоении края часто присутствует мотив строительства церкви на месте нового поселения: «Церква наша по Хилку самая старая. Одну половину двести с лишним лет как построили, потом вторую пристроили» [1] ; «Раньше… от бабушки слыхала, раньше вот по этому берегу от Устья до Глинки, тут церковь стояла. Церковь была, ставил какой–то иркутский купец. <…> в той церкви священники служили, молились старики» [2] ; «У нас была церква очень хорошая. Её спалили. <…> Теперь вот снова пришлось делать. Три церкви было» [3] ; «Сами жили всяко–разно, а ставили в первую очередь церковь. Хоть небольшую, даже маленькую, деревянную. Но она была в первую очередь. (А почему надо было в первую очередь церковь строить? – Соб.). Верили. В Бога верили сильно. Бог тоже с имя'рядом, поэтому церковь в первую очередь строили». [4] Образ церкви не случайно присутствует во многих преданиях о заселении и освоении Восточной Сибири. Дело в том, что, как и повсюду, сооружение церкви на новом месте осмысливалось народной традицией как символ освоения края. Поэтому–то, как отмечают историки, сведения об основании церквей и монастырей в Сибири передавались из поколения в поколение. [5] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
В связи с мотивом строительства церкви возникает и мотив выбора места для этого строительства. В восточносибирской региональной традиции мотив выбора места для сооружения церкви представлен наиболее архаичной своей разновидностью – выбор места при помощи священного животного.
Первопоселенцы, как правило, строго соблюдали традиции и обычаи, связанные с выбором мест для поселения, для строительства церкви. Существовал целый набор признаков и правил определения этих мест. Место должно было быть «чистым». В Восточной Сибири, как и в других регионах, считалось, что определить такое место может конь. Вот что рассказал о выборе места для строительства церкви в селе Малый Куналей Бичурского района Республики Бурятия Кавизин Ф. К., 1900 г. р.: «Начали деревню строить. Сначала церкву построили <…>. Посылали коня вперед, где остановится, там и строить. Пустили коня, он на болоте стал, как в тупик, топнул ногой. Значит, тут и строить надо. Годов десять–двенадцать строили». [6] Как отмечает Н. А. Криничная, «появление коня в обряде определения места для сооружения храма отнюдь не случайно: не только славяне, но и германцы, и финно–угры приписывали коню отвращающую от всего злого божественную силу и заручались через него благословением богов на предстоящее дело». [7] И даже если с чисто практической точки зрения место оказывалось неудобным (болото), церковь строили именно на том месте, которое «выбрал» конь. Однако, стр. 413учитывая, что опорное слово в художественном произведении в семантическом отношении заметно отличается от своего «внехудожественного эквивалента», [8] можно предположить, что место, выбранное конем для строительства церкви, не просто неудобно с практической точки зрения. В народной традиции болото относится к так называемым вымороченным местам, связанным с «нечистой силой». [9] И строительство церкви именно на этом месте освящало «нехорошее место», делало его пригодным для жизни людей. Рассмотрение мотива предания не только в синтагматическом, но и в парадигматическом плане (за что ратовал Б. Н. Путилов), выявление не только поверхностного, но и глубинного семантического слоя мотива (С. Ю. Неклюдов) позволяют установить семиотическую связь между образом коня и местом, выбранным им для строительства церкви: конь, как животное сакральное и, следовательно, связанное с потусторонними силами, чувствовал и указывал «нечистое», «вымороченное» место (опасное для людей). Первопоселенцы строили на этом месте церковь, освящая его и, таким образом, нейтрализуя отрицательное воздействие этого места на людей. Перенос строительства на другое, более удобное место, мог повлечь за собой различного рода несчастья (болезни, неурожаи и т. д.): ведь «вымороченное» место не было бы тогда нейтрализовано. Данный обряд своими корнями уходит в дохристианские верования, когда место для поселения или культового поклонения (это могли быть дерево, гора, река и т. п.) выбиралось тотемными божествами, одним из которых являлось и священное животное – конь. Культ коня, таким образом, обусловлен тотемистическими представлениями древних. Появление образа коня в фольклорном мотиве выбора места для строительства церкви свидетельствует об архаичности как самого мотива, так и его этнографического субстрата.
В древнем мотиве, в котором одним из атрибутов выбора места для строительства выступает священное животное (конь), объектом строительства является церковь – сакральное сооружение. Однако мотив выбора места для строительства при помощи коня встретился нам и в предании, повествующем о строительстве профанного поселения (жилых домов и построек хозяйственного назначения): «Вот, например, едут. Лошадь остановилася, даже в глухой тайге, остановилась – все, здесь останавливаются и начинают выкорчевывать. Строят дом. Потом корчуют для посева. И вот так. Так начинается деревня». [10] Тайга, как и болото, является для людей «неосвоенным», а значит, враждебным, пространством. И конь/лошадь, наделенные в народной традиции апотропеической силой, «помогают» первопоселенцам осваивать новые территории, находят места, пригодные (в дальнейшем) для строительства как сакральных, так и профанных сооружений.
В с. Хасурта Хоринского района Республики Бурятия нами также был зафиксирован текст, в котором в роли священного животного, определяющего место для основания деревни и постройки жилищ, выступает петух. « (Как старообрядцы сюда пришли, в этот район, в Хоринский? – Соб.). Дедушка наш, наш дедушка рассказывал, мы маленьки были, и говорить, на двух конях едут, двояшками – муж с женой и другой муж с женой. Четыре человека. Тут маленькарячушка бяжить. Они остановились ночевать. А, говорить, лясной пятух пропел, лясной. Один мужик говорить: “Нам суждено …”. Это Катерина сослала их, они вот сюды, в Сибирь, приехали. Но и один говорить: “Нам суждено здесь, пятух раз сказал, пропел, значит, мы тут будем ”. И давай они сялиться. Даже могилки вот их, тут помёр самый первый. Такой камень, и выбито… Первый раз похоронили тут ешо. Давно это было, это дедушка рассказывал. Но и потом давай они сялиться, и потом из чатырех у их стало… дяревня–то стала» [11] ; «А как место определяли, что именно тут надо деревню строить? (Соб.). Дак а пятух пропел. <…> Дедушка рассказывал». [12]
В этой версии предания причиной основания села именно в данном месте (практически в лесу) послужило пение лесного петуха. Известно, что у славянских народов петух, приветствуя восход солнца, своим пением как бы призывая появиться это «животворящее светило», сам становится символом новой жизни, нового дня, наступившего после мрака ночи, и, как следствие, – образ петуха в мифологической картине мира наделяется сакральной семантикой. Видимо, поэтому первопоселенцы в данной версии предания восприняли пение петуха как знак, как предзнаменование того, что дома надо строить именно на этом месте.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
На сходные функции, на изофункциональность коня и петуха в мифологии и в фольклорных традициях указывает А. К. Байбурин. [13] Однако в основном ученый рассматривает образы коня и петуха в стр. 414 качестве «строительной жертвы». [14] О выборе «удачного» места для строительства жилых помещений А. К. Байбурин пишет: «С ч а с т л и в ы м м е с т о м считается то, на которое ложится отдыхать р о г а т ы й с к о т». [15] Мы видим, что у восточных славян «счастливое» для строительства жилища место определяет рогатый скот – корова или бык. А. К. Байбурин объясняет это «освоенностью» человеком этих животных, их связью с домом (двором), их плодородной, производительной силой. [16] При этом ученый отмечает: «Стоит также обратить внимание на то, что не всякий скот маркирует место подобным образом, а только рогатый скот», связывая этот факт как раз-таки с его плодородной, производительной силой. [17] В фольклорном материале Восточной Сибири, и, в частности, Западного Забайкалья, присутствуют свидетельства того, что место для строительства сакральных сооружений (церкви) определялось при помощи коня; профанных сооружений (жилых домов и надворных построек) – при помощи коня/лошади и петуха (лесного).
В дальнейшем в восточносибирских преданиях о заселении и освоении края возникает более поздний мотив выбора места для поселения по удобству расположения, богатству промысловых угодий, красоте окружающей природы. «Место для деревни выбрал (первопоселенец. – Е. Т.) неповторимое по красоте своей. Деревня стоит так, что встречает солнце, когда оно восходит, и провожает, когда оно садится. Вот здесь и образовалась деревня Нижняя Карелина. <…> Место было богатое, и жили они безбедно» [18] ; «Пришел сюда Никита какой–то с пятью сыновьями. Пять сыновей у него было, они тут охотились. Увидели, что речка здесь, место удобное, зверья много. И они решили здесь строиться». [19]
Итак, мы установили, что в восточносибирских преданиях о заселении и освоении края мотив выбора места для строительства церкви (сакрального сооружения) содержит в своей структуре образ священного животного (в восточносибирских преданиях это конь), при помощи которого это место определялось. Нарушение традиции выбора места для строительства церкви могло повлечь за собой всевозможные беды. [20] Мотив выбора места для строительства профанного сооружения (дома, надворных построек) также своими корнями может уходить в мифологические представления носителей традиции и быть связанным с образом священного животного (в случае восточносибирской региональной традиции это птица – петух). Однако чаще встречается мотив выбора места для строительства жилых помещений, связанный с практической стороной дела – место, согласно преданиям, выбиралось по удобству расположения, богатству промысловых угодий, красоте окружающей природы.
- [1] Зап. Игумнов В. А. от Фалелеева П. П., 1897 г. р., в с. Малый Куналей Бичурского района Республики Бурятия в 1960 г.
- [2] Зап. Матвеева РП. от Сорокиной Клавдии Ивановны, 1915 г. р. в с. Макаринино Баргузинского района в 1982 г.
- [3] Зап. Матвеева Р. П., Матвеева Т. И., Кушнарева Л. Л. от Родионовой Е. И., 1926 г. р., в с. Куйтун Тарбагатайского района в 2002 г.
- [4] Зап. Тихонова Е. Л., Матвеева Т. И., Миронова Н. А. от Доновской В. П., 1924 г. р., в с. Хасурта Хоринского района в 2001 г.
- [5] МиненкоН. А. История культуры русского крестьянства Сибири в период феодализма. Новосибирск, 1986. С. 35.
- [6] Зап. Игумнов В. А. от Кавизина Ф. К., 1900 г. р., в с. Малый Куналей Бичурского района в 1960 г.
- [7] Криничная Н. А. Русская народная историческая проза. Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987. С. 50.
- [8] ХроленкоА. Т. Семантика фольклорного слова. Воронеж, 1992. С. 15.
- [9] Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы (Древний период). М., 1965. С. 174.
- [10] Зап. ТихоноваЕ. Л., Матвеева Т. И., МироноваН. А. от Доновской В. П., 1924 г. р., в с. Хасурта Хоринского района в 2001 г.
- [11] Зап. Тихонова Е. Л., Матвеева Т. И., Миронова Н. А. от Мартыновой Ф. К., 1924 г. р., в с. Хасурта Хоринского района в 2001 г.
- [12] Зап. Тихонова Е. Л., Матвеева Т. И., Миронова Н. А. от Доновской В. П., 1924 г. р., в с. Хасурта Хоринского района в 2001 г.
- [13] Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 65.
- [14] Там же. С. 63–65.
- [15] Там же. С. 37.
- [16] Там же. С. 38.
- [17] Там же.
- [18] Зап. Потанина Р. П., Матвеева Р. П. от Хохлачева Г. Н., 1924 г. р., в г. Киренск Иркутской области в 1975 г.
- [19] Зап. Матвеева Т. И., Миронова Н. А. от Леоновой М. П., 1934 г. р., в с. Никольское Мухоршибирского района в 2000 г.
- [20] См. об этом: Тихонова Е. Л. Русская народная историческая проза: миф vs история //Вестник Бурятского государственного университета. Улан–Удэ, 2014. Вып. «филология». 10 (2). С. 98–101.
Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.