Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: В статье предпринята попытка выделения мифологического персонажа – оборотня (овёртыша) – медведя на материале записей устной народной прозы из Усть–Цилемского района Республики Коми.

Ключевые слова: медведь; оборотень; мифологический персонаж; Усть–Цильма;

Summary: The article attempts to highlight the mythological character (shapeshifter that turns into a bear) on the records of folk prose from Ust–Tsilemsky district of the Republic of Komi.

Keywords: bear; werewolf; mythological character; Ust–Tsilma;

стр. 438В записях из Усть–Цилемского района Республики Коми (бассейн р. Печоры), хранящихся в Фольклорном архиве Сыктывкарского государственного университета (ФА СыктГУ), выявляется группа рассказов об «овёртышах» (оборотнях) – медведях (на данный момент известно 15 текстов, причем большая часть из них относится к последним годам записи – 2008–2014 гг.).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

На усть–цилемском материале мотив оборотничества чаще всего отмечается в контексте нарративов о колдунах. Однако при этом выделяются сюжеты о персонажах, которые в данной статье представлены под названием овёртышей–медведей. Последний обладает, по нашим наблюдениям, рядом черт, принципиально отличающих его от колдуна–оборотня. Задача данной работы – выделение овёртыша–медведя как самостоятельного мифологического персонажа (МП) и его дискретизация из группы других МП (усть–цилемских колдунов, способных к оборачиванию).

В текстах грань между превращающимися в медведей колдунами и овёртышами–медведями зачастую неявна. В некоторых нарративах колдуна в оборотне можно определить через называние имени, в то время как овёртыша по имени никогда не называют: «Был в Усть–Цильме <…> Триха Волгиных, <…> одевался медведем» (03249–23 [1] ), «Таки люди были и в Замежном. <…> Один Михей был на Михеевых полях. <…> Оборотень был» (0326–3). По ряду записей за отсутствием сюжета как такового можно предположить, что информант имеет в виду не колдуна–оборотня (хотя спрашивают его о колдунах), а особый выделенный нами тип оборотней – медведей–овёртышей: «[А они могут оборачиваться в зверей?] <…> слыхала, а не приваживалось, не знаю. <…> говорят, шо как овёртыши оворачиваются, могут и медведем, могут и. Да. Больше–то всё говорят медведя» (03337–101). В рассказе обращает на себя внимание само использование номинации овёртыш. [2] При вопросе о том, могут ли колдуны превращаться в кого–либо, рассказчик, вероятно, вспомнил не про оборачивающихся колдунов (слова «колдун» или другой подобной номинации не произносится), а про овёртышей–медведей. На это указывает то, что информант не упомянул никаких превращений, кроме медведя, и то, что, по его словам, овёртыши превращаются чаще всего в медведя. В записях имеются другие подобные примеры.

Медведь–оборотень – не специфический усть–цилемский персонаж, сведения о нем широко фиксировались в Сибири. [3] Рассказы об оборотнях–медведях генетически соотносятся с глубоко архаическими мифологическими воззрениями. [4] Медведь в мифологиях многих народов – существо, близкое человеку, [5] у некоторых народов – тотем, первопредок, божество, культурный герой. [6] Много места отведено медведю в русской народной зоологии. [7] Вопрос бытования у русских развитых представлений о медведе и связанных с ним обрядности (см. «медвежий праздник» [8] ) и фольклора остается еще не в полной степени проясненным. [9]

стр. 439Представления об овёртышах–медведях входят в сферу актуальных верований устьцилемов. Записи последних лет из Усть–Цилемского района позволяют заявить о наличии в усть–цилемской несказочной прозе особой «медвежьей» темы. [10]

Важно оговорить, что не всегда эти два типа оборотней четко разграничены в народном сознании. Так, в одной записи информант говорит сначала про «икотника» [11] Михея, медведем «провожавшего» молодежь с посиделок, а затем пересказывает быличку о супругах, оборачивавшихся медведями (0326–3), т. е. уже про тех, кого мы назвали овёртышами–медведями. В одном недавно записанном варианте былички рассказчик прямо называет овёртыша колдуном (03363–86). Если углубляться в таксономические диверсификации, то возможно было бы, наверное, выделить ещё какой–то субтип оборотней–медведей, не относящийся ни к первым, ни ко вторым. Как автономный полноценный МП овёртыш–медведь не имеет реального места в народных представлениях. Номинация овёртыш в языке печорцев не закреплена строго за человеком, превратившимся в медведя, однако даже неглубокий анализ текстов позволяет утверждать, что применительно к нему лексемы овёртыш, овёртыватъся фигурируют чаще, чем в применении к оборачивающимся еретникам, что позволяет, пусть и условно, под названием овёртыша–медведя сгруппировать всех персонажей народных верований, которых объединяет отсутствие колдовской практики и способность к превращению в медведя или зооморфное состояние как данность. Но не подлежит сомнению, что сам «мифичный» и сложный образ медведя уже в какой–то степени гарантирует онтологическое родство всех этих персонажей.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Всё же главное, по чему мы отличаем овёртышей–медведей от оборачивающихся еретников – они не колдуны. Хотя овёртыш–медведь зачастую наделяется носителями традиции номинацией «колдун», однако не вписывается по ряду характеристик в этот мифологический класс. Его сверхъестественная способность превращаться в медведя, как представляется, получена не благодаря контактам с нечистой силой или его полудемонической сущностью. Более того, эта способность описывается как что–то присущее только ему, опять же «видовое» (см. в рассказе о супругах–оборотнях: «На Мезени, говорят, муж да жена ходили, в медведи заворачивались», 03316–86).

Номинация оборотень (овёртыш в Усть–Цилемском районе) кажется не удовлетворительной, так как обозначает чаще только состояние, в котором находится МП (например, колдун). Прямых номинативных аналогий для оборотня–не–колдуна, превращающегося в медведя, в указателях мотивов русской мифологической прозы и наименований МП мы не находим. Персонажами–оборотнями, с которыми по многим характеристикам можно соотнести усть–цилемского овёртыша–медведя, являются оборотень–волк Русского Севера (почти всегда – превращенный колдуном участник свадебного поезда) и волколак южнорусских и других славянских традиций. Во многих работах волколаки и медведи–оборотни рассматриваются «в одной связке». [12] Овёртыша–медведя и волколака [13] сближает, в первую очередь, «монофункциональность» потенциального перевоплощения: оба они могут оборачиваться только в одно, «своё» животное. Это, в свою очередь, отличает последних от оборачивающихся еретников, которые принимают разные образы – птиц, животных, неодушевленных предметов, в то время как овёртыши–медведи трансформируются в животных, по виду и поведению не отличающихся от реальных и обладающих условной «телесностью». Иными словами, животные, в которых превращаются колдуны, являются «ненастоящими», в то время как овёртыши–медведи оборачиваются в животных «настоящих». Как южнорусский волколак, так и усть–цилемский овёртыш–медведь вынуждены следовать физиологии своих животных ипостасей. При этом копируются особенности зверя: овёртыши–медведи живут в берлоге («они берлогу выкопали», 03316–86). «Материальность» проявляется в рудиментарных остатках бывшего перевоплощения у овёртыша: записаны рассказы о том, что после принятия человеческого облика «медвежья лапа так осталась <…> до смерти» (03316–86; см. также: 03363–86). Данный мотив характерен именно для рассказов об овёртышах–медведях, подобного мотива остаточного лиминального сохранения миксантропических черт у еретника (еретницы) после «ретрансформации» из животного в человека в усть–цилемских рассказах ФА СыктГУ не зафиксировано.

Усть–цилемских овёртышей–медведей с волколаками объединяет (и отличает от еретников–оборотней) специфическая магическая атрибутика, связанная с оборотничеством. У овёртышей–медведей это пояс, который находят на убитом медведе (03317–40 и др.), одежда стр. 440 (0326–3 и др.), медвежья шкура (0326–3 и др.). Мотив опоясывания волколака присутствует в украинских поверьях. [14] В усть–цилемских рассказах о превращениях еретников такой атрибутики не встречается: его оборачивание происходит без посредства магических предметов и выполнения каких–либо сложных ритуалов.

Остаются не до конца ясными причины превращения людей в медведей. По некоторым данным, например, по упоминанию того, что у них украли одежду и поэтому они не могут перевоплотиться обратно в человека, а также по прямому называнию одним рассказчиком овёртыша–медведя колдуном (03363–86), можно заключить об их оборачивании как об особом магическом даре. С другой стороны, тот же информант замечает, что «они заколдованные все, не снято с них» (03363–86). Кроме того, типологически эти рассказы похожи на некоторые русские и финно–угорские нарративы об оборотнях, «обернутых» колдунами. [15] Но, опять же, доводом для признания овёртышей–медведей как оборачивающихся по своему желанию, а не превращенных кем–то посторонним, могут служить другие типологические схожие тексты, где человек превращается в животное без чужого вмешательства. [16]

Подобная неопределенность характерна и для волколака, оборотность которого даже в одной традиции объяснялась по–разному: как заклятие колдуна и как индивидуальная магическая способность. [17] Скорее всего, при употреблении слова овёртыш для носителей традиционной культуры не принципиален вопрос о причинах оборачивания этих персонажей. Надеемся, что новые полевые материалы с Печоры, а также типологически близкие данные из других традиций позволят внести ясность в решение обозначенной проблемы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] Здесь и далее подобным образом дается ссылка на шифр аудиозаписи из Усть–Цилемского собрания ФА СыктГУ.
• [2] Словарь печорских говоров дает два значения этого слова: «1. Ловкий, хитрый человек. 2. Оборотень. Есь медведи овёртываюцца, овернецца целовек медведем, только ремень назади есь, овёртыш такой» (Словарь русских говоров Низовой Печоры / Под ред. Л. А. Ивашко. СПб., 2003. Т.1. С. 502). Характерно, что в качестве примеров второго значения (оборотень) приведены сведения об оборотне–медведе.
• [3] Медведева Г. А. Реликтовые формы медвежьего культа у русских Восточной Сибири (по материалам народной прозы 1980–2011 гг.) // Вестник Бурятского государственного университета. 2011. № 10. С. 214–218.
• [4] См., например: Иванов В. В., Топоров В. Н. Медведь // Мифы народов мира. М.,1988. Т.2. С. 128.
• [5] См., например: Медведева Г. А. Реликтовые формы медвежьего культа у русских Восточной Сибири.
• [6] Иванов В. В., Топоров В. Н. Медведь.
• [7] ГураА. В. Медведь // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. М., 1995. Т.3. С. 211.
• [8] Васильев Б. А. Медвежий праздник // Советская этнография. 1948. № 4. С. 78.
• [9] Медведева Г. А. Образ медведя в русской народной прозе Восточной Сибири (по материалам народной прозы 1980–2011 гг.) // Мир науки, культуры, образования. 2010. № 6–2. С. 65: «Вопрос, существовал ли “медвежий” фольклор у русских, до сих пор в достаточной степени не освещен в отечественной фольклористике. Одна из причин этого: отсутствие до самого последнего времени конкретных подтверждающих материалов».
• [10] Канева Т. С. Новые полевые источники по изучению фольклорной традиции Усть–Цильмы (экспедиции СыктГУ 2010–х гг.). (В печати).
• [11] Т. е. колдуна.
• [12] Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 212. В смысле их близости показательно замечание об этимологии слова «волколак», см.: Иванов В. В., Топоров В. Н. Волкодлак // Мифы народов мира. М., 1987. С. 242–243.
• [13] Справедливости ради надо сказать, что в некоторых традициях волколаками одинаково называют как оборачивающихся в волков колдунов и ведьм, так и «естественных» оборотней. См., например: Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа. М., 2000. С. 410, 411.
• [14] Гура А. В., Левкиевская Е. Е. Волколак // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. / Под ред. Н. И. Толстого. М., 1995. Т.1. С. 419.
• [15] См., например: Погодин А. Космические легенды балтийских народов // Живая старина. 1895. Вып.1. С. 444–445; Левкиевская, Е. Е. Мифы русского народа. С. 411.
• [16] См. быличку о превращении колдуна в медведя: Владыкина Т. Г. Знающий (туно) в удмуртской традиционной культуре // Народные культуры Русского Севера: Материалы российско–финского симпозиума (3–4 июня 2001 года). Архангельск, 2002. С. 101.
• [17] Левкиевская, Е. Е. Мифы русского народа. С. 410, 411.