Метки текста:

Вологда Литература

Воронина Т.Н. (г.Вологда)
Севернорусская усадьба в рассказе И.В.Евдокимова «Метель» Vkontakte@kizhi

Аннотация: Статья посвящена анализу источников образа дворянской усадьбы в рассказе И. В. Евдокимова. В результате сопоставления текста данного произведения с монографией «Север в истории русского искусства» и очерком «Куркино» того же автора, делается вывод, что поместье из «Метели» имеет конкретные прототипы: имения Вологодского края Покровское, Погорелово и Куркино.

Ключевые слова: И. В. Евдокимов; дворянская усадьба; Вологодский край;

Summary: In the paper the sources of the image noble estate by Yevdokimov are analyzed. As a result of comparing the story «Snowstorm» to monograph «The North in the History of the Russian Art» and feature story «Kurkino» by the same author we make the conclusion that the noble estate in the story «Snowstorm» has exact prototypes: noble estates Pokrovskoye, Pogorelovo and Kurkino.

Keywords: I. V. Yevdokimov; noble estate; the Vologda region;

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 15–04–00364 «Вологодский текст в русской словесности).

стр. 466И. В. Евдокимов (1887–1941) – практически забытый сегодня писатель. Между тем во второй половине 1920–х гг. по популярности у читателей он стоял в одном ряду с такими авторами, как М. Горький, И. Бабель, Л. Леонов, М. Зощенко, а роман его «Колокола» (1926) до войны издавался девять раз. Судьба Евдокимова тесно связано с Вологодским краем, где он жил с 1895 по 1922 г.

Вместе с рано проснувшейся тягой к писательскому труду Евдокимов проявлял пристальный интерес к искусству Русского Севера, был активным членом Вологодского общества изучения Северного края, Северного кружка любителей изящных искусств, работал в архивах, много ездил по губернии, изучал памятники гражданского и церковного зодчества. Искусствовед–любитель отстаивал идею национальной самобытности русского художественного творчества, необходимости его бережного сохранения для потомков. Итогом его десятилетних разысканий в этой области стали многочисленные публикации по истории искусства Русского Севера, пожалуй, самой значительной из которых является монография «Север в истории русского искусства» (1921). Горячий сторонник революции, Евдокимов в то же время остро переживал разрушение памятников старины, отстаивал их художественную ценность и важность спасения для новой России. В неопубликованном очерке «Куркино», посвященном помещичьей усадьбе Спасское–Куркино, он писал: «Образы прошлого и настоящего перемеживаются [1] : безвозвратно сгинуло тягчайшее рабовладение, но не должно уйти искусство старого быта, оно должно быть сохранено для будущих, надо думать, культурных счастливых поколений». [2] Стремясь запечатлеть «уходящую натуру» хотя бы в слове, Евдокимов работал над книгой «Вологодские усадьбы», но замысел остался незавершенным. После переезда в Москву в 1922 г. он вошел в состав Общества изучения русской усадьбы, выступавшее против уничтожения усадебных ансамблей.

Раздумья о судьбе барского имения нашли художественное воплощение в рассказе 1924 г. «Метель». В основе сюжета – типичная ситуация послереволюционных лет: председатель волостного исполкома приезжает в поместье изгонять прежних владельцев и конфисковывать имущество для нужд новой власти. Символическое заглавие отсылает к давней традиции русской литературы, согласно которой, как отмечает С. Ю. Баранов, метель «обозначает не только социальный катаклизм, но и утрату ценностных ориентиров». [3] С неотвратимостью природной стихии приходит на сонную дворянскую землю новая жизнь с иными установлениями и хозяевами и закрывает плотной снежной пеленой жизнь прежнюю, тем самым ее отменяя со всем плохим и хорошим, что в ней было, выравнивая площадку для другого мира. Метель символизирует потерю пути, хаос, смешение всего и вся. Это неотъемлемые спутники эпохи перемен и предвестники невосполнимых утрат.

В рассказе предстает собирательный образ типичной севернорусской помещичьей усадьбы: «господский большой дом в колоннах, флагшток на красных воротах со львами», «ружная» церковь, покрытая «ротондой, как юбкой на китовых усах, и парк, закутавший, будто мехами, родную вотчину». [4] Конкретные источники данного образа можно выявить, обратившись к искусствоведческим и публицистическим работам Евдокимова. Само название усадьбы – Покровское – отсылает к вологодской топографии: поместье с таким именем расположено недалеко от Вологды в бывшем стр. 467 Грязовецком уезде. Это не случайное совпадение. В предыстории к основному повествованию писатель использует семейное предание рода Брянчаниновых, владельцев Покровского. Данную легенду он приводит в книге «Север в истории русского искусства»: «А. С. Брянчанинов, устраивавший усадьбу, уезжая во время отечественной войны в 1812 году в действующую армию, прощаясь с усадьбой, горестно восклицал: «Отрада моя, кому–то ты достанешься»», [5] причем совпадение с текстом рассказа практически дословное. В той же монографии есть краткие описания барских домов близ Вологды с колоннами и каменными воротами, упоминается помещик Зубов, устроитель усадьбы Погорелово, [6] фамилию которого автор дал владельцам имения в «Метели».

Но главным источником образа дворянского имения в рассказе является поместье Спасское–Куркино, подробно обрисованное Евдокимовым в одноименном очерке. Сравним описание барского дома в Куркино с приведенной выше цитатой из рассказа: «Березовая аллея подходит к каменным воротам с высоким флагштоком Николаевских времен. Ворота красные с красной крышей, солидные, крепкие о трех пролетах». «От главных въездных ворот с флагштоком, направо сразу будут каменные высокие рустованные ворота в форме двух пилонов с остатками на них львов, другие такие же ворота по прямой линии находятся в двадцати саженях. Лет 30–40 тому назад “львы на воротах” были целы – и тогда двойня гостеприимных ворот северного фасада делали эту часть дома очень интересной». [7] Те же красные ворота с флагштоком, пилоны со львами рисуются в «Метели», но разрушение последних в «Метели» связано с приходом новой власти: «Через сто шесть лет львам отбили головы и туловища: на одном пилоне осталась львиная лапа, на другом – хвост, а на флагшток воздели красный флаг. Досталось Покровское волостному исполкому». [8] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В очерке описаны и господская церковь с ротондой, и обширный парк с прудами, аллеями и тенистыми деревьями, упоминается и увлечение последнего владельца усадьбы разведением французских груш и персиков. Французская груша, которую выращивал помещик Зубов, играет в рассказе особую роль: именно о ней больше всего печется выдворяемый из своего имения хозяин: «Только груши ему и было жалко. Словно кто–то шептал ему сначала нежным голосом, а потом переходящим в клокочущую злость: «Такое нежное и тонкое дерево!.. Гордился им на весь уезд… Не уберегут, варвары! Сломают, заморозят!»» [9] Нежное оранжерейное растение, метафора хрупкой красоты провинциальной дворянской усадьбы, требует деликатного обращения, невозможного без специальных знаний. Вряд ли окажется способной к этому новая власть: неграмотный председатель, ее представитель, «беря на глаз» помещичье имущество, бессмысленно пересчитывает плоды на груше, дивится на необычное дерево.

Не может председатель оценить и художественные достоинства внутреннего убранства барского дома. Хозяйским взглядом обозревая обстановку, он в мраморной скульптуре Венеры Медицейской видит лишь голую бабу, «срамницу», а в огромном диване–самсоне – добротную удобную мебель. Общий вывод после осмотра следующий: «Помещение подходящее. Ка–а–к раз нам канцелярия». [10] Автор с горечью дает понять, что новая власть в лице невежественных и часто недалеких людей, хоть и одержима идеей восстановления социальной справедливости, не в состоянии грамотно распорядиться доставшимся ей наследием материальной и духовной культуры старой России, она способна лишь к утилизации прошлого: превратить памятник архитектуры в сельскую канцелярию, а столетний парк распахать под озимые. В свете судьбы дворянской усадьбы далеко не так жизнеутверждающе выглядит сон председателя в финале рассказа: «Снились ему огромные покровские поля, ходили по ним, попыхивая, машины, взрывали, как в полую воду реки, разбухшую землю – и вырастала из–под колес густой мохнатой зеленью озимь». [11]

Детали интерьера дома Зубовых взяты Евдокимовым из реальной обстановки усадьбы Куркино. В одноименном очерке упоминается многое, что впоследствии перекочевало в рассказ: диван–самсон, трюмо–жакоб, огромное зеркало, «подставки красного дерева с бронзовыми энкалюрами». [12] Первое, что сделал председатель, войдя в дом, – бросил свою шубу на покрытый белой скатертью обеденный стол и тем самым символически обозначил переход собственности и власти, как бы погасил еще теплящийся домашний очаг имения. Эта выразительная деталь указует на конец старой жизни. В стр. 468 рассказе представлен начальный эпизод перемены участи усадьбы, отдельные штрихи (разрушенные львы на воротах, брошенная на обеденный стол шуба, французская груша в оранжерее) создают у читателя тревожное предчувствие относительно ее будущего. В очерке о Куркино судьба реального поместья вполне определена, автор с болью в душе описывает запущенное и разоренное гнездо: «В настоящее время весь дом очень загрязнен, кое–где в хаотическом беспорядке стоит мебель, кое-где не соответствует надписи углем и карандашом на стенах, все сдвинуто, передвинуто, ансамбль погублен навсегда. Весь второй этаж заселен канцелярскими служащими треста». [13] Когда Евдокимов создавал «Метель», рачительность власти рабочих и крестьян по отношению к дворянскому наследию была ему уже хорошо известна.

Таким образом, собирательный образ севернорусского поместья в рассказе имеет конкретные прототипы и слагается из реальных деталей истории и убранства имений Вологодского края: Покровского, Погорелово и, в первую очередь, Куркино. Дальнейшая трагическая судьба этих памятников провинциального усадебного искусства в 1920–е гг. уже наметилась, и писатель был не просто свидетелем начинающегося их разрушения и упадка, но и остро переживал происходящее. Подводя итог анализу источников образа дворянской усадьбы, можно привести цитату из очерка И. В. Евдокимова «Куркино», которая, на наш взгляд, во многом созвучна идее «Метели»: «Старый быт навсегда пережит. В наше время Куркино потеряло прежний замкнутый характер, в нем теплится другая жизнь, и пусть – но памятники архитектуры должны остаться неприкосновенными, ибо они представляют самовладеющую (так! – Т. В.) художественную ценность, единственным владельцем их является русское искусство». [14]

// Рябининские чтения – 2015
Отв. ред. – доктор филологических наук Т.Г.Иванова
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2015. 596 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф