→ Электронная библиотека
→ Рябининские чтения – 2015
→ К вопросу о репрезентации острова Кижи в рассказе Ю. Казакова «Адам и Ева»

Метки текста:

Кижи Литература Остров Поэтика

Шилова Н.Л. (г.Петрозаводск)
К вопросу о репрезентации острова Кижи в рассказе Ю. Казакова «Адам и Ева» Vkontakte@kizhi

Аннотация: В статье рассматриваются особенности художественного пространства в рассказе Ю. Казакова «Адам и Ева» (1962). Кижский ландшафт, получивший отражение в художественном тексте, сохраняет свои узнаваемые черты и приобретает новые связи и смыслы, становится частью авторской поэтической топографии.

Ключевые слова: пространство; образ; поэтика; ландшафт;

Summary: The article observes specific of the space in the story «Adam and Eve» by Yu. Kazakov (1962). Kizhi landscape being represented in the literary text saves its charasteristic features, and at the same time purchases new relationships and meanings passing into the part of author's poetical topography.

Keywords: space; image; poetica; landscape;

стр. 521В новеллистике Ю. Казакова пространственные детали играют роль, которую трудно переоценить. Их анализу посвящены некоторые страницы биографических и монографических исследований И. С. Кузьмичева и Е. Ш. Галимовой. Но в силу малой изученности творчества писателя в целом, думается, что мы находимся скорее в начале пути. Причем движение здесь может осуществляться как в направлении комментирования реалий, привлекавших внимание писателя и нашедших отражение в очерковых и художественных текстах, [1] так и в осмыслении особенностей поэтики пространства, в изучении детальной и изобильной поэтической топографии автора, ее границ, констант и, главное, тех смыслов, для передачи которых она и была выработана писателем.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Любопытные наблюдения, как в первом, так и во втором означенном нами направлениях, позволяет сделать известный рассказ Ю. Казакова «Адам и Ева» (1962). Художественное пространство рассказа распадается на два локуса – город и остров, на который герои едут из города. При этом озеро и остров присутствуют так или иначе и в городских эпизодах рассказа. Так, в гостинице главного героя раздражает картина, изображающая озеро. Об озере и острове кроме того заходит разговор в привокзальном буфете, где Агеев ждет приезда своей подруги. Город является в рассказе своего рода преддверием острова и озера как основного места действия, что отчасти отражено в начальной фразе рассказа, где соединены городские (гостиница) и внегородские (рыбаки) образы: «Художник Агеев жил в гостинице в северном городе, приехал сюда писать рыбаков». [2] Позже, едва прибыв на остров, Агеев удивится реплике местной жительницы о «гостинице» на острове, т. е. там, куда он бежит от городской жизни и где он не ожидает найти никаких гостиниц. А встреча на острове с рыбаком станет для героя одним из самых легких контактов, по контрасту с его очень непростыми городскими отношениями.

В организации художественного пространства «Адама и Евы» большую роль играет прием глубинного контраста. Глубинного, потому что в рассказе этот контраст не выпячен, и формирование его осложнено регулярным указанием на те связи, которые соединяют оба полюса. Это и присутствие симметричных мотивов в описании двух пространств (см., например, выше о гостинице и рыбаках), и мысленные усилия героя соединить две местности, установив между ними событийную и временную связь: «Он вспомнил, как в первый раз поцеловал ее в Москве, в коридоре, в гостях у приятеля–художника <…> Да, это хорошо вдруг потом, где–то на севере, вспомнить недавний, но в то же время уже навсегда ушедший вечер. Это значит, что у них есть история» (С.262). Эта осложненность в изображении мира, одновременное применение вроде бы противоречащих друг другу принципов изображения (поляризация и сближение), очень характерна для в общем–то непростой поэтики Казакова и выдает в нем писателя ХХ столетия, чуткого к урокам не только классической реалистической литературы, что неоднократно отмечалось и прежде, но и модернизма с его «принципом дополнительности». Интерес писателя к Бунину и Хемингуэю дал свои плоды и в формировании собственного художественного мышления Юрия Казакова.

Большая часть событий отнесена в «Адаме и Еве» к путешествию героев на остров, в котором угадывается остров Кижи. [3] Три локуса особенно выделяются в общем пространстве рассказа. Это озеро, остров и церковь. Маркированы они частотностью помещения в поле читательского внимания. стр. 522 Например, озеро и его субституты («вода», «волны») встречаются в тексте относительно небольшого, в печатный лист, рассказа в общей сложности 24 раза, остров – 25 (и сюда же можно добавить 5 указаний на это же пространство через вымышленное название Сег–Погост), церковь – 22 раза (и погост – 3 раза). Для сравнения, лексема «город» встречается в рассказе 9 раз, «дом» со всеми словоформами – 10, изба – 5, Москва – 6, Ленинград – 4 и т. д.

Кижская земля представлена в рассказе во всем богатстве впечатлений – зрительных, слуховых, ольфакторных. Зрительные впечатления в значительной степени сосредоточены в этом рассказе на перепадах и переходах освещения, борьбе света и тьмы, на игре взаимных отражений озера и неба, финальных переливах северного сияния. Звуковая картина, всегда важная у Казакова, в «Адаме и Еве» значительно более компактна. Лишь изредка первозданную тишину нарушают человеческие голоса, одинокий звук моторки или гул самолета. Эта тишина – «полная», «немая» или даже «неестественная мертвая» – атрибут пространства, еще не освоенного человеком и, одновременно, параллель к тому началу времен, к той исходной точке, которая играет большую роль в сюжете рассказа и обозначена в его заглавии. «Адам и Ева» в этом смысле не просто рассказ о современном преломлении истории мужчины и женщины, но и очередная попытка писателя вернуться к началу начал, подойти к решению главных вопросов, как бы отмотав время и человеческую историю назад. Причем это путешествие во времени осуществляется через путешествие в пространстве к заповедному острову. «Немая чернота» острова, церкви, окружающего мира – один из доминирующих мотивов в описании островной жизни героя. Дополняют картину запахи осенней травы, чистоты, свежести и воды, явно противопоставленные ольфакторным впечатлениям города и парохода, где мешаются вонь табака, горелой пробки, варева из соленой трески. И целый пассаж посвящен запаху сухого чая, переносящего героя совершенно по–прустовски в детство: «Ему тотчас вспомнилась, пришла из детства и чайница из матового стекла с трогательным пейзажиком вокруг, и как он мечтал пожить в домике с красной крышей, и как открывала и сыпала туда мать с тихим шуршанием чай, как пахло тогда и как опалово–мутная чайница наполнялась темным» (С. 268). Навеянное островом детское воспоминание еще один шаг в направлении обратного отсчета времени.

Очевидно, что в формировании художественного пространства рассказа наибольшую роль сыграли личные впечатления Казакова от пребывания на острове Кижи, островные реалии, узнаваемые в тексте – причал, располагавшийся в то время напротив погоста, дебаркадер, принимавший туристов, мельница, музейные избы, Преображенская и Покровская церкви. В не меньшей степени узнаваем и мир карельской природы – воды, земли, неба, звезд. И особый, не похожий на столичный, способ жить – просто и как будто вне времени. К сожалению, в разрозненном и плохо сохранившемся архиве Ю. Казакова не так много зафиксировано личных впечатлений о сентябрьской поездке на остров Кижи, но в том, что до нас дошло, явно звучит интерес и стремление к уединению и первозданности, которые роднят автора «Адама и Евы» и его героя: «Ну вот, старик, груз новостей сброшен на твои плечи, теперь мне осталось только сказать, что девочка моя приехала в Петрозаводск и мы с ней уединились на десять дней в Кижах, питались рыбой, молоком и картошкой» (3: 388–389).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Это не означает, конечно, фотографического воспроизведения кижских впечатлений в рассказе, в ткань которого могли вплетаться впечатления иных биографических событий и мест. Не случайно, в противовес очерковой прозе и путевым заметкам, автор уходит в «Адаме и Еве» от топонимической точности, оставляя безымянными город и озеро и придумывая вымышленное имя для острова. И здесь, так же как и на других уровнях текста, детализация и точность описания реального и узнаваемого кижского ландшафта осложнены противонаправленной тенденцией к уходу от фотографичности в сторону поэтического обобщения. Кроме того, закончен и опубликован рассказ был спустя три года после кижской поездки автора и мог вобрать в себя впечатления и от других непрекращавшихся поездок Казакова по русской провинции. Сам Казаков так охарактеризовал относительную роль реалий в художественном тексте: «Произведения всех авторов автобиографичны – автобиографичны в том смысле, что все, чем их произведения наполнены, – события, детали, пейзажи, вечера, сумерки, рассветы и т. д., – когда–то происходило в жизни самого автора. Не в той последовательности, в какой описано в рассказе или в романе, но автор это должен пережить сам» (3: 221).

Опубликованные воспоминания друзей и близких писателя дают примеры такого рода «непоследовательности», мигрирования реалий разного периода и их относительно свободного появления в том или ином сюжете. См., например, у Т. А. Жирмунской, расставшейся с Ю. Казаковым незадолго до его поездки в Карелию в конце 1950–х гг. и за несколько лет до написания «Адама и Евы», в эссе «Мы – счастливые люди»: «Что же в твоих рассказах мое, только мое, что я в них узнала и никому не уступлю? Пудреница с молнией из «Адама и Евы»! У меня была именно такая. Вспоминаю, как ты пристально стр. 523 ее рассматривал, втягивал запах кожи, едва не брал на кончик языка». [4] Или другой пример. В начале «Адама и Евы» Казаков вводит картину провинциального гостиничного ресторана, где пили «здешнюю водку–сучок, которую буфетчица всегда не доливала» (С.256). И кажется, что эта водка – «сучок» появляется здесь в качестве одного из карельских локальных штрихов наряду с финскими и карельскими словами «ярви» и «салма», образами заонежских рыбаков и финки–официантки. Но в воспоминаниях М. Литвиновой та же водка–сучок и тоже в качестве локального штриха появляется применительно к их с Казаковым совместной поездке на Оку в 1960 г.: «Там была маленькая сельская лавка, в ней, кроме водки самого низшего качества – “сучка”, который, как поговаривали, гнали из опилок, – были только макароны, подсолнечное масло, рыбные консервы с крупой и килька в томате, ну и, конечно, сахар, соль и спички». [5] В итоге оказывается затруднительно определить «родину» этой «здешней» водки, которая, как кажется, была широко распространена до 1961 г. по всей стране. А «здешнесть» ее в «Адаме и Еве» при ближайшем рассмотрении служит скорее сигналом противопоставления локального и глобального в принципе, а в системе координат 1960–х гг. – провинциального и столичного пространств со всей гаммой их социальных и культурных антиномий. Ср. у Е. Евтушенко: «Что, привык небось к “столичной”? // А ну–ка, выпьем нашего “сучка!”» (поэма «Станция Зима», 1955)». [6] В итоге, пространство «Адама и Евы» это одновременно и точно воссозданный узнаваемый карельский ландшафт с набиравшей тогда среди туристов популярностью Преображенской церковью, и обобщенный локус, о котором герой может помыслить в категориях «где–то на севере».

Сложная и в то же время стройная система пространственных отношений в «Адаме и Еве», на наш взгляд, это еще один аргумент в пользу внимательного изучения поэтики пространства Казакова. Сосредоточенный на вечных вопросах человеческого бытия, неразрывно связанных с категорией времени, Казаков как будто стремился найти ответы на них, изучая и осваивая пространство. В этом контексте понятен особый интерес писателя к Русскому Северу как месту исторической и культурной русской традиции и одновременно природной, доисторической первозданности. И Кижи на рубеже 1950–1960–х гг. стали важным звеном этой художественной топографии писателя.

// Рябининские чтения – 2015
Отв. ред. – доктор филологических наук Т.Г.Иванова
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2015. 596 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

новости поиск контакты
Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф