Веселова Е.Г. (г.Кострома), Ганцовская Н.С. (г.Кострома)
Языковые средства поэтизации природы Русского Севера (на материале записок Ефима Честнякова)
@kizhi
Аннотация: На материале воспоминаний о детстве Е. В. Честнякова описываются особенности изображения им природной среды поунженского края средствами народно–разговорной лексики. Лексика природы, понимаемая нами как лексика культурного ландшафта, представлена в виде полевой структуры со своим ядром и периферией. Показана ценность использования писателем диалектных средств для создания поэтического образа природы.
Ключевые слова: Е. В. Честняков; народно–разговорная лексика; культурный ландшафт; диалектное слово;
Summary: Peculiarities of picturing the natural environment of the Unzha–river territory are described by means of national colloquial lexis on the material of Y. V. Chestnyakov’s memoirs about his childhood. The lexis of the nature being understood by us as the cultivated landscape lexis is represented as a field structure with its own kernel and periphery. The value of the writer’s using the dialect means for creating the poetic image of the nature is shown.
Keywords: Y. V Chestnyakov; national colloquial lexis; cultivated landscape; dialect word;
стр. 540Ефим Васильевич Честняков (1973–1961), уроженец деревни Шаблово Кологривского уезда Костромской губернии на реке Унже, где он прожил почти всю жизнь, приобрёл широкую известность как художник уже после смерти (см. данные о его биографии и творческом пути в книгах, составленных Н. С. Ганцовской и Т. П. Сухаревой, в монографии Г. Д. Негановой [1] и др.). По мере расшифровки и публикации его черновых произведений – воспоминаний, разного рода заметок и разных жанров художественных произведений – стало ясно его значение как самобытного писателя, широко использовавшего средства народно–разговорного языка своего родного края. Как кажется, трудно найти такого автора, который бы столь же хорошо знал родной диалект и так органически и многогранно использовал его выразительные средства, как Е. В. Честняков. Будучи образованным человеком, знатоком искусств (был учителем, много читал, учился у И. Е. Репина в Петербурге и т. д.), он сознательно использовал в своей писательской практике (в силу обстоятельств жизни «в стол», при жизни увидели свет лишь три его сказочки) средства родного диалекта почти в полном их объёме, на всех его ярусах. Это даёт возможность для исследования его творчества в разных направлениях. Прежде всего позволяет точно определить место кологривских говоров в диалектном членении русского языка, использовать его материалы для создания атласов и разного типа словарей. Е. В. Честняков жил в гуще народа: рисовал своих земляков, писал о них и для них свои произведения, участвовал в их обрядах, досконально зная все местные обычаи, занятия населения, природные особенности края, что нашло отражение в его произведениях, в высшей степени насыщенных этнодиалектными сведениями. Искреннее убеждение Е. В. Честнякова в необходимости столь тесного и нераздельного слияния с простым народом, в том числе и в области языка (и говорил он по большей части на диалекте), кроме естественной причины – его крестьянского происхождения – имеет, как кажется, и то основание, которое кроется во влиянии той атмосферы жизни петербургской художественной элиты, в которую он, выходец из кологривской деревни, окунулся во время расцвета европейского модерна. Заметной составляющей последнего был расцвет национального самосознания, влечение к крестьянским корням и гипертрофированная любовь к народу и всему народному, в том числе и к языку. Поляки это называли «хлопоманией».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Рассмотрим изображение природной среды поунженской деревни Шаблово на материале недавно расшифрованных записей воспоминаний Е. В. Честнякова о раннем детстве: «Вот детских дней воспоминанье», «Вот Шаблово в красе родной», «Ручеёк», «Воспоминания о детстве», «Воспоминания о дедушке». [2] Бесхитростные наблюдения ребёнка над жизнью и бытом родных и земляков перемежаются в них с тонким и точным изображением явлений природы, растений, животного мира, местного ландшафта, которые являются жизненной средой обитания крестьянина. Внимательное изображение каждого предмета и явления из тематической группы «Природа» ценно тем, что её составляющие точно поименованы не только общенародными средствами языка, но и языковыми средствами родного диалекта стр. 541 (в этом направлении ведёт исследования Г. Д. Неганова [3] ). Это и придаёт поэтическое очарование честняковским текстам, особенно в настоящее время, когда мы знаем слишком мало местных названий и вообще плохо знакомы с миром природы. В поэтическом вступлении к воспоминаниям уже вырисовываются штрихи дальнейшего почти энциклопедического представления мира природы родного края в неразрывной связи с миром деревни, миром обитания людей (в тексте сохраняется орфография и пунктуация автора): «Вот детских дней воспоминанье Как в солнечных лучах сиянье И раскрасавица гора В цветах пестреет Шабала И речка наша под горой Журчит полдневною порой.. Цветы цветут и расцветают И мительки везде летают Шмели и пчелы на цветах И пташки разныя в кустах у большущим горы Внизу толкутся комары Там кудреватыя яушины И дикий хмель, горох мышиный Лопушки всяким растут И коточижник тоже тут И на лоханке говорят – Там бабы моют свой наряд И по рубахам шлепы–шлеп Слышно хлопает валек.. И на краю горы крутом Стоит к полудню передом И к дому Павлову задом С крылечком Афанасьин дом И сугородчиком, и садом И вплотную с нею рядом Тимофеева изба Только разная труба». [4]
Здесь изображены знаковые приметы культурного ландшафта деревни Шаблово: природные, сохранившиеся и поныне и ставшие известными многочисленным его почитателям, ежегодно посещающим мемориальные честняковские места (раскрасавица гора Шабала, речка под горой), и уже исчезнувшие обозначения жилого деревенского локуса (портомойка по имени Лоханка на роднике–ручье, где «бабы моют свой наряд», и край горы крутой, и дом Павлова, Афанасьин дом, Тимофеева изба с точными, характеризующими их местоположение деталями). На этом фоне поданы и разнообразные флористические и фаунистические составные элементы культурного деревенского ландшафта, изображённые средствами общенародного языка и местного говора. Флора: цветы, кусты, кудреватые яушины, дикий хмель, горох мышиный, лопушки, коточижник. Фауна: мительки, шмели, пчёлы, пташки, комары, которые «внизу толкутся».
Все эти номинативные средства языка вовлекаются в определённую систему, имеющую характер поля. Ядром его являются собственно ландшафтные природные названия, т. е. названия рельефа местности, ближней периферией – флористические и фаунистические названия; дальней периферией – названия культурного ландшафта, связанного с человеком; крайней периферией – именования людей, существующие в этом географическом пространстве. В данном отрывке не встретились названия мифических существ, зооморфных и антропоморфных, обильно населяющих страницы произведений Е. В. Честнякова: медвидь (дедушко медведушко), лизун, кикимора, король тетеревиный, козлоногие и др. [5] Их также можно отнести к самой окраинной периферии культурного ландшафта.
Теперь выборочно представим те диалектизмы, нередко фольклорного характера, в списке типов номинаций, входящих в поле культурного ландшафта в пределах обозначенных нами выше произведений, которые отличаются от экспрессивно–нейтральных названий литературного языка. Именно они в окружении других локально окрашенных средств языка в наибольшей степени способствуют образности и поэтизации текстов писателя.
Рельеф местности: гора, пригорки, тропочка, склон, реука (релка), солотина, бичева, разлев, калужина, кулига Илейно.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Флора: хмельник, чернобыльник, яушинник, яушина, красная и белая кашка, жёлтенький и белый попики, кокушкины слёзы, утошник и др.
Фауна: слепушки, синочки, куличонки, пикушки–утки, травники, перевезиха, Сивко, Бурко, Пегушка, Сивушка, Воронайка, Чауко, рябки, тетеря, мизгирёвы (тенёта).
Человек: девоньки, дедушко, баушка, парнек, дедюшка (Василей), матка, молодица, Самойло (Али на Илейно, Самойло?) и др.
Мифонимы: русалки (сидят и при месяце волосы чешут), чуда, суседушко, кикимора, лизун (А в голче чуда были.. Жили суседушко да кикимора – на подволоке и под подволокой – особенно под листницей – тут место такое все дрян… Ещё они жили в подполье под переборкой – туды не было никакого ходу… Тут темно было всегда… и накопилось много сору.. там они и жили. А Лизун за квасницей.. в трубе да в овине). [6]
стр. 542Иногда поэт по модели народных именований в фольклорной манере конструировал собственные названия, это в основном относится к миру цветов, что, возможно, вообще было характерно для детского деревенского имятворчества. Так создавалась большая многоцветная палитра вещного мира, одухотворённая любовью к природе и её прекрасным созданиям, где перемежаются подлинные (узуальные) названия с вымышленными: Травка зеленая растет по берегам… желтенькия фиалки и голубыя машины глазки… глядят в ручеек… Незабудки и кашка растут, украшая пригорки… Мать-и-мачеха бело–зелеными лопушками устилает лужок у лоханки..<…> После красной весны настало теплое лето… И увидел ручей как вся Шабала от самого (Марькина) Афанасьина дома покрылась цветами – и всякие там были цветы – красная и белая кашка, желтенький и белый попики… Машины и Анютины глазки.. Сенины ножки, Настины сапожки.. гусиный и мышиный горошики… Петушки и курочки, коровьи сердечки, барашки, золотые сердечки, Олины носики, Дунины ушки, Танины звездочки, одуванчики и балванчики, бурачки, дурачки, Одарьины бусы, Аленушкин поясок, Иванушково копытце, Дид и Ладо… незабудки, Маргаритки, козлиныя ножки, овечьи хвостики, бараньи рожки, петушиный гребешок, алоцвет и белоцвет, сосунки.. Иван да Марья.. кокушкины слезы… [7] Почти все эти названия метафоричны, мотивированы деревенскими реалиями из мира животных, людей, хорошо знакомых ребёнку.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Таким образом, изображение мира природы в произведениях Е. В. Честнякова, неразрывно сопряжённой с миром человека, помимо большой культурно–познавательной ценности, имеет и непреходящую эстетическую ценность, во многом обусловленную использованием народно–разговорных средств.
- [1] Ганцовская Н. С. Живое поунженское слово. Словарь народно–разговорного языка Е. В. Честнякова. Кострома, 2007; «Русь, уходящая в небо…»: материалы из рукописных книг / Сост. Т. П. Сухарева; отв. ред. Н. А. Дружнева. Кострома, 2011 (далее – Материалы из рукописных книг); Неганова Г. Д. Феномен красоты в творчестве Е. В. Честнякова. Кострома, 2008.
- [2] Материалы из рукописных книг. С. 18–31.
- [3] См., напр.: Неганова Г. Д. Ландшафтная лексика в произведениях писателей XIX века, связанных с костромским краем // ACTA LINGUISTICA PETROPOLITANA. СПб., 2008. С.199–210 (Труды Ин–та лингв. исслед. РАН; Т 4, ч. 3); Она же. Названия низменных мест Костромского Заволжья в живой народной речи и в произведениях писателей, связанных с костромским краем // Вестник Костромского гос. ун–та им. Н. А. Некрасова. 2012. № 3. С. 80–82; Она же. Типологические черты костромского культурного ландшафта: названия густого леса в костромских говорах // Вестник Костромского гос. ун–та им. Н. А. Некрасова. 2012. № 5. С. 79–83.
- [4] Материалы из рукописных книг. С. 18.
- [5] См.: Неганова Г. Д. Наименования мифологических персонажей в костромских говорах как источник ЛАРНГ (на материале произведений Е. В. Честнякова) // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2008. СПб., 2008. С. 104–111.
- [6] Материалы из рукописных книг. С. 28.
- [7] Материалы из рукописных книг. С. 21.
Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.