Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Статья подготовлена в рамках исследования, поддержанного грантом РФФИ, проект № 18-00-00814-КОМФИ (18-00-00813).

Аннотация: В архивах учреждений, занимавшихся фиксацией «устной истории», сохранился значительный пласт «жизненных историй» рядовых участников судьбоносных событий ХХ в. Их интерпретация, проведенная с помощью диахронного анализа биографических сведений, приближает к пониманию источников особой жизнестойкости людей «переходного» от патриархального мира периода (Гражданская война).

Ключевые слова: Гражданская война; источники личного происхождения; носители традиционной культуры;

Summary:  In the archives of institutions engaged in fixing the «oral history», a significant layer of «life stories» of ordinary participants in the fateful events of the ХХ century remained. Their interpretation, carried out with the help of diachronic analysis of biographical information, brings us closer to an understanding of the sources of special resilience of people in the «transitional» period from the patriarchal world (Civil war).

Keywords: civil war; sources of personal origin; carriers of traditional culture;

В связи с особенностями российской истории, состоящей из плотной цепи кризисных периодов, требовавших от населения напряжения сил, встает вопрос о природе устойчивости человека перед лицом экстремальных вызовов. Можно предположить, что в результате длительного социально-исторического развития сформировался особый психофизический тип людей, который проявил себя в тяжелых условиях военно-революционной эпохи. Отложившиеся в архивах источники личного происхождения (пространные автобиографии, воспоминания и другие документы) предоставляют большое количество конкретных случаев жизнестойкости отдельных людей и человеческих коллективов, когда накопленная в предыдущий период жизненная энергия растрачивалось с той или иной степени интенсивностью под влиянием экстремальных и в значительной степени шоковых событий. Интерпретация этих воспоминаний, проведенная с помощью диахронного анализа биографических сведений, приближает к пониманию источников особой жизнестойкости людей «переходного» от патриархального мира периода.

Во втором десятилетии ХХ в. население России оказалось вовлеченным в военные события, к которым относятся бои Первой мировой и Гражданской войн, а также крестьянское повстанческое движение. Столь длительный военный период имел в своей основе кроме иных причин и тот факт, что на каждом из этапов находился человеческий ресурс, способный включиться в вооруженную борьбу. Это отличает Россию от ситуации в Европе тех же лет. Там с фронта вернулось «потерянное поколение», причем конец войны совпал с психическим истощением европейского социума, вызванного ужасами войны. Территория бывшей Российской империи находилось в состоянии войны еще какое-то время, и население, как воюющее, так и мирное, пребывало в еще более тяжелых обстоятельствах. Можно предположить, что на жизнестойкость людей оказали влияние определенные базовые предпосылки, под влиянием которых сформировался особый физико-психологический тип. К таким предпосылкам следует отнести весь предшествующий образ жизни, традиции питания, отношения к труду, в первую очередь физическому. Тяжелая, полная лишений жизнь выстраивает особо мощную нацеленность на стойкость и преодоление любых невзгод. Для «революционного поколения» следует отметить еще такое обстоятельство, как «демографический взрыв», в результате которого общество наполнилось огромным количеством молодых людей, выживших «наперекор всему» – будучи «лишними ртами», а потом и «руками», они отличались особой жизнестойкостью и нацеленностью на достижение цели. [1]

Подобное преодоление в традиционном обществе воспринималось как естественное; если же оно присутствовало у людей, чья жизнь была лишена объективно обусловленных страданий (таких, как голод, холод, тяжелый труд), принято было воспринимать это качество как проявление особой духовности. (В повести Б. Лавренева «Сорок первый» пленный белогвардейский офицер говорит восхищенному его выносливостью красноармейцу: «У тебя тело подавляет дух, а у меня дух владеет телом».)

Но на фоне отдельных, ярких проявлений жизненной стойкости представителей «высших классов», для «простых людей» подобное было явлением массовым, и в своих «жизненных историях» авторы воспоминаний не столько рефлексировали по этому поводу, сколько констатировали выпавшие на их долю трудности.

Эти источники содержат фактический материал об исключительных случаях выживания человека в самых тяжелых, безвыходных ситуациях, которые возникали в условиях войны, в условиях плена и лагерной повседневности, при соприкосновении с более сильным и беспощадным врагом; особый травматический эффект имели характерные для внутренних войн формы насилия (допросы, казни, убийства без суда и следствия). Так, в Национальном архиве Республики Карелия хранится рассказ красногвардейца П. Г. Плечкина об истязаниях, которым он подвергся, попав в руки белых финнов. Его кололи штыками, но он, испытывая сильную боль, сумел притвориться мертвым, что позволило ему выжить. Несколько дней он добирался домой («сильно текла кровь, а в правом боку вследствие сквозных ран получался хрип …»), где мать «насчитала на теле 28 ран». [2] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Не менее уникальными являются подтвержденные архивными документами факты преодоления тяжелых условий голода, недостаточности тепла и подходящей одежды, болезней. Для примера, возьмем наступление Красной армии на Архангельск зимой 1919–1920 гг. Бывшие красноармейцы указывали в своих воспоминаниях, что наступать приходилось при морозе от 25 до 40 градусов. Кстати, интервенты объясняли остервенение красноармейцев, буквально бросавшихся на пулеметы, желанием захватить «теплые квартиры»; это подтверждается и воспоминаниями: «…красные были одеты плохо, стоять на одном месте было не в силу, и, не дождавшись условного знака, рота начала наступать…». [3] Однако на огромной и слабозаселенной территории было мало селений, и часто приходилось ночевать в лесу, у костров. Большинство красноармейцев были жителями других регионов, им приходилось особенно тяжело: «20% полка обморозили конечности» (ГААО. ОДСПИ, ф.8660, оп.3, Д.375). «многие в ту ночь померзли» (Там же, д.224). «Товарищи засыпали на морозе», командир «кричит – не спать! – размахивал плеткой, не давал спать, чтобы не замерзли» (Там же, д.403). Ночуя у костров, красноармейцы «покрылись копотью и казались черными. Снегом и водой ее было не отмыть. …Когда в Архангельске выгружались из вагонов в таком виде – то жители города стояли молча, с мрачными лицами от страха…» (Там же, д.159).

Тяготы, связанные с холодом, людям приходилось переносить при недостаточном питании и обмундировании: «Снабжение отрядов было скудное, нередко за счет конфискованных у кулаков излишков» (Там же, д.293). «Выдавали в день по 2 штуки вяленой воблы: постучим ее по стволу, на костре нагреем, она становится розовая покроется жиром – и нам казалась вкуснее шоколада…» (Там же, д.159). В караул выходили, одетые в заимствованные у крестьян тулупы, в валенках, обмотанные женскими шалями…

К голоду и холоду добавлялись эпидемические болезни: «больные испанкой почти все поголовно... Потеряли больше, чем в боях» (Там же, д. 293). При этом, как отмечал бывший красный командир, «простудными болезнями мало болели, организм приспособился». Однако сам он «из-за постоянной ответственности заболел истерией…» (Там же, д.159); подобные «нервные срывы» также массово фиксируются в источниках, как подтверждение сложного перехода человека от традиционных, хотя и тяжелых условий жизни к новым реалиям.

Тяготы физического и материального характера носитель «традиционной культуры» переносил легче, чем новые для него психологические проблемы. В условиях Гражданской войны людям приходилось спасаться от врагов, подолгу живя в полной изоляции, в отдаленных лесных избушках. Здесь им помогали особые навыки, приобретенные в условиях ведения полунатурального хозяйства. Так, зырянский «белобандит» Н.А. Шахтаров, спасаясь от ареста, несколько месяцев жил в шалаше: «…охотой добывал пропитания, а на одежду не было, но жену взял с Вычегды, и она умела прясть и ткать…» [4]

Представители традиционной культуры относительно легко (с точки зрения своих «интеллигентных современников») расставались с жизнью. Ценность коллективная и имущества была для них выше, чем личное благополучие, в некоторых случаях даже жизнь. Чтобы «выманить» идеологических врагов или укрываемых обществом дезертиров, практиковалось «взятие в залог» не только старших родственников, но и имущества; молодой человек не считал свое личное благополучие в таких обстоятельствах дороже «предметов роскоши», ценных для семьи (например, самоваров).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Философское отношение к смерти, свойственное носителям традиционной культуры, дополнялось не только жестоким опытом войны, участниками которой было большинство молодых мужчин того времени, но и спецификой социализации поколения эпохи «большого демографического перехода», а также «наивным фанфаронством, типичным … для молодых крестьян, старающихся сохранить свою индивидуальность в жестких рамках семейных ограничений…». [5]

Пренебрежение к собственной жизни, насмешка над ожидаемыми страданиями и даже смертью – это не было признаком пассивного отказа от сопротивления, а некой бравадой, составной частью традиционной «молодежной культуры». В условиях идеологической и Гражданской войны эта бравада проявлялась в формах «оптимистической трагедии». Архангельский моряк вспоминает о своем аресте во время переворота в 1918 г.: «В тюрьме терпенья нет сидеть… Терехин говорит в коридоре охране – Палачи! Хотя бы последнюю минуту умирающих осчастливили куревом!..» (ГААО ОДСПИ, ф. 8660, оп. 3, д. 315). Большевик говорит своим товарищам по заключению: «Недолго мне осталось дышать на этом свете, ну и черт с ним!» (Там же, д.426). Даже перед смертью не забывают о своем долге товарищам. Приговоренный к расстрелу «Теснанов передал из одиночки: деньги подпольной кассы у жены зашиты в юбку.., и вообще – не поминайте лихом!» (Там же).

Анализ содержащейся в воспоминаниях и других источниках личного происхождения информации дает богатый материал для изучения социокультурного генокода нации, установки которого «проверяются на прочность» в периоды, подобные Гражданской войны и Революции, когда Традиция особенно упорно конкурировала с Инновацией.

• [1] [...]Об этом подробнее см.: Трошина Т.И. Динамика и направленность социальных процессов на Европейском Севере России в первой четверти ХХ века. Архангельск, 2011.
• [2] [...]Национальный архив Республики Карелия, ф. 1752, оп, 1, д. 1/18, л. 19–21.
• [3] [...]Государственный архив Архангельской области. Отдел документов социально-политической истории, ф. 8660, оп. 3, д. 249. Далее в тексте статьи – ГААО. ОДСПИ.
• [4] [...]Национальный архив Республики Коми, ф. Р-868, оп. 2, д. 16, л. 38.
• [5] [...]Шанин Т. Крестьянство как политический фактор // Великий незнакомец: Крестьяне и фермеры в современном мире: хрестоматия. М., 1992. С. 278.