Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: На Поморском берегу Белого моря практики тканевых дароприношений у обетных крестов сохраняются в селах Шуерецкое и Нюхча. Пелены, полотенца, предметы одежды – традиционная форма женского дара. Интерес вызывают стратегии перемещений текстиля, поддерживаемые в границах локальных традиций, их роль в производстве и охране социальных порядков.

Ключевые слова: поморы; обетные кресты; стратегии дара; гендер;

Summary:  The custom of leaving of cloth gifts at votive crosses remain in the villages of Shuyeretskoye and Nyukhcha (Pomor coast of the White Sea). Veils, towels, objects of clothing are traditional forms of female gift. The strategies of movements of textiles supported in limits of local traditions and also their role in production and protection of social orders attract researcher’s interest.

Keywords: Pomors; Votive crosses; gender; social relations;

Исследования феноменологии дара и связанных с ним стратегий сохраняют позиции одного из приоритетных направлений социальной антропологии. Особую нишу в круговороте вещей занимают изъятые из дарообменных практик реликвии и священные предметы, а также вещи, оставляемые в святых местах. [1] Тканевые приношения у деревенских святынь – распространенная в севернорусской традиции форма дара. [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В период проведения полевых работ в селах Шуерецкое и Нюхча (рис.1, 2) участникам экспедиции удалось собрать материалы о местной традиции дароприношений. [2] Основу составили наблюдения за ритуальными практиками, совершаемыми у обетных крестов в Троицу и Духов день, интервью сельских жителей, которые либо являлись непосредственными участниками событий, либо слышали рассказы других. При сборе данных внимание фокусировалось на практиках почитания сакральных объектов, их значении для системы социальных связей и экономики.

В этой работе будут рассмотрены особенности локальных перемещений текстиля в сакральное пространство, роль женских тактик в производстве и защите социальных порядков.

Начнем с традиций с. Шуерецкое, современное состояние которых сохраняет отголоски давнего и не столь далекого прошлого – эпохи политических баталий, связанных с нарушением традиционных устоев (спад экономики, отток населения, разрушение сакральных объектов и пр.). С момента разрушения церквей и часовни в Шуерецком, чудом уцелевшие в годы антирелигиозных компаний обетные кресты приобретают статус главной сельской святыни. В 2008 г. нам удалось зафиксировать кресты у домов, [3] на месте сакрального комплекса Кресты (обустроенного по пути следования на рыболовецкий промысел, в месте крутого поворота р. Шуи), Большой (4-х метровый) крест на кладбище (обетный, поминальный) и поклонный крест на месте разрушенных храмов.

В 2008–2009 гг. пелены (или их остатки) были на всех крестах, кроме поклонного. Больше всего изделий из ткани было оставлено у крестов на кладбище и в устье Шуи (Кресты). У Большого креста на кладбище были подвязаны изделия из ткани и нитей, не встречавшиеся на других крестах: женские головные платки, чулки и носки. Комментарии и интервью позволили прояснить причины отличий, выявленных по ходу фиксации сакральных объектов.

Женщины оставляли приношения у дальнего креста, расположенного в километре от селения (Кресты, устье Шуи), в день проводов близких (мужей, сыновей) на рыболовецкий промысел [4] : «когда рыбаки уходили в море, повешают, чтобы пришли с удачей и чтобы вернулися» [8037], т.е. использовалась превентивная (защитная) форма дара. Если обстоятельства не позволяли добраться до этого креста, могли повесить пелену на ближний крест (у сельского дома). [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Пелена – распространенная форма дара. По форме она напоминает поясной передник, состоящий из полотнища и завязок (для крепления на кресте). По центру пришивается крест, который выкраивался из контрастной по цвету ткани или тесьмы: «материал будет называться пелена, платок – не пелена, […] [и] обязательно вырезать с материала крест» [251-А002]. Размеры креста (ширина полос 2,5–4 см, длина 15–25 см) и контрастная цветовая гамма акцентируют внимание на восприятии этого элемента как главного, подчеркивающего ритуальный статус предмета.

Кресты у домов оказывались наиболее востребованными в случаях кризисных ситуаций – «когда припрет», связанных с мужским промыслом: плохие вести или «какой худой сон или […] тоска находит, сразу бегут да молятся» [8038]. Тогда же подносили пелену. Старались, чтобы пелену готовила «старшая в семье по чину, которые уже действительно только молились» [Там же] или же нарушившая устои: «есть в душе вот такое […] может, не желая, кого и обидела», «худое, праздное слово – грех», т.е. приходили, «чтобы замолить грех» [Там же].

Прошения и дары, оставляемые у крестов в селении и в устье Шуи, адресуют Господу, св. Николаю или же самому кресту: «Крестушка неумолённый, прости» [8038].

У Большого креста на кладбище поминают пропавших без вести, «кто не похоронен здесь», в том числе погибших в море, «как дань приносят и всё, всё сюда ложат» [8037]: на дощатый сруб у основания креста приносят съестное, монеты, искусственные цветы. Тканевые приношения (пелены, полотенца, платки, носки) оставляют над срубом – на вертикальном столбе креста: «За мужчину кладут носки, за женщину – платок или полотенце» [5] [8038]. Эти дары для умерших: «завет даем […] своим умёршим, чтоб они там поминали» [8038]. У них просят здоровья и помощи в житейских нуждах: «можно на здоровье, можно на всё» [8038].

Дары у Большого креста имеют косвенное отношение к промыслам, но важны для поддержки коммуникативных связей с умершими, статус которых в локальной традиции сходен со статусом святых. Их приносят в Троицу, Радуницу и дни индивидуальных поминок. [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В Нюхче тканевый дар за умершего могли оставить у обетного креста на территории селения: «когда сестра умерла […] мать повесила шелковый платок» [263-A007], но в настоящее время традиция не сохранилась. Сейчас предметы из ткани оставляют как дар святым или Богу.

В окрестностях Нюхчи три обетных креста. Все почитаемы. Крест на Уккозере имеет статус дальней святыни. Он был поставлен на месте явления иконы св. Николая. Сюда приходят в безнадежных ситуациях (неизлечимые болезни, смертельная опасность). Время посещения соотносят с земледельческим циклом – в период завершения посадок, пока не начался сенокос. В самой Нюхче сохранился один обетный крест, который посещают по случаю, как и кресты, стоящие у домов в Шуерецком. В Духов день и «в Илью» ходят к кресту на Святой горе (около 3 км от села).

У крестов оставляют изделия из текстиля – пелены и полотенца, предметы одежды. Помимо носков и платков, приносят фартуки, штаны, перчатки, рубахи, нижнее белье. Разнообразие тканевых даров объясняется логикой программирования предметов: «на крест вешают, то платки, то чулки: у кого что болит», «типа дара такого», «и молятся, просят у Бога, чтобы помогло» [ОВФ [6] , 1742], т.е. дифференциация предметов связывается с заболеваниями различных частей тела, в отличие от Шуерецкого, где предмет рассматривается как проекция человека (мужчины или женщины).

Пелены оставляют «в благодарность Богу» или используют как универсальный дар, который уместен в любой ситуации.

Подношения в виде ткани и ее производных – прерогатива женщин. Мужчины никогда не принимали участия в практиках тканевых обетов: не столько потому, что проводили весенне-летний период на промыслах – вдали от селений, а в силу дистанцированности от процессов производства ткани, подконтрольных женской группе. Женщины самостоятельно распоряжались текстилем, который использовали для решения различных задач, в том числе социальных. Тканевое имущество передавалось и наследовалось по каналам родственных связей, а в особых случаях пускалось в ход для регуляции отношений в системе межпространственных коммуникаций (с предками, святыми, Богом). [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В исследуемой традиции тканевые дары не замыкаются в границах «кризисной сети», [7] их могут приносить в ожидании материального поощрения, прибыли – «чтобы море давало», «на удачу», «на добычу», так как сакральные объекты обладают способностью производить не только здоровье, жизнь, но и богатство, благополучие. [8]

Женщина жертвует созданную ею вещь с тем, чтобы труд ее родственника не остался без награды. Подобным образом поступает удмуртка, отправляя мужа на охоту: убивает домашнюю птицу, чтобы тот вернулся с добычей [ПМА, Удмуртия, 2011]. Успех мужчины находится в руках женщины. Его здоровье, благополучие и даже жизнь зависят от знаний и поведения женщины: «Петр и Павел, верховный апостол, морской рыболов, дай рыбки – [о]сетра, мелкой без числа, крупной до сорока […] и рыба всегда попадётся» [7442]; «Муж всегда с добычей […] Приезжают и пустые, а мы с рыбкой» [8038].

Непроизвольное или преднамеренное нарушение норм женского поведения могло иметь необратимые последствия для мужчин: «[жена] всё ругала пьющего мужа Толюшку, приговаривала: “Да взял бы тебя леший!”. Вот, он и взял […] муж утонул вместе с племянником» – «нельзя своих к лешаку посылать» [7437].

Непреднамеренное нарушение представляло не меньшую опасность. Нечистота воспринималась как нарушение заведенного порядка и создавала угрозу социальным устоям группы. [9] Практики очищения позволяли восстановить целостность. Желая избежать последствий и «замолить грех», нарушительницы приносила к обетному кресту очистительный дар (пелену) [8038], «Вроде как исповедь какая это вот идет. [– Когда приносишь?] – Да» [ОВФ, 1742].

Та же цепочка взаимосвязанных событий (нарушение – наказание – очищение – прощение – спасение)прочитывается при подношении дара женщиной, достигшей возраста чистоты (старшая в семье, вдова, т.е. женщины, исключенные из системы воспроизводства и материального обеспечения, которые «только молились»). Дары/прошения чистых или очистившихся (у креста) давали надежду на спасение мужчин, жизнь которых находилась в опасности. Чрезвычайно важен статус чистой женщины, напутствующей мужчин-промысловиков или молящихся о них в трудную минуту. По достижению преклонного возраста многие поморки проводили время в молитве, [10] «спасая» не только родных, но и всех, кто нуждался в поддержке: «[бабушка] на молитву вставала в шесть утра и в течение дня поминала умершего до шести вечера, а после шести спасала (молилась о здравии живых): «Спаси, Господи, и помилуй крещеных православных – по морю плавающих, по лесу ходячих» [7438], «в море поедут, дак к ней зайдут специально поговорить […] И идут как на крыльях, и у них рыбалка – будьте-нате» [251–А005].[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Мужчины подтверждают дистанцированность от женских приношений и молебствий, совершаемых в сакральной зоне: «[Женщины] придут, тряпочку повесят. Будет тряпка [11] висеть. [– А для чего?] – Ой, этого не могу сказать. Не знаю, что это обозначало» [ОВФ, 1746 [12] ], «особо богомольными поморы никогда не были, т.е. мужчины, а женщины, да. […] Это женский удел» [263-A010]. Уважать женское право («женский удел») на контроль в сфере витальных ценностей и промыслового успеха мальчиков приучали с детства. Так, на удачу маленьким рыбакам матери припевали: «Уди-уди, корешок, /Попадись навашка /Нашему Ивашке» [8038].

Тканевый дар и тактические программы, определяющие его перемещение в область сакрального, позволяют убедиться в надежности защитных механизмов социальной структуры, поддерживающих сложные переплетения между вещами, людьми и небожителями (святыми, предками, Богом).

Кресты сохраняют связь с событиями, происходившими на грани жизни и смерти, и отмечают границу пространственных пересечений. Они – порталы Вселенной, открытые «на путях» (устье Шуи, Святая гора), на кладбище, в памятных местах (Уккозеро) или у самого дома.

Логики дароприношений поддерживают дифференциацию гендерных групп, границы контролируемых сегментов. Женщина получает возвратный дар в награду за усилия, затраченные на производство ткани и ритуальные практики (очищение, молитвы, дароприношение): дар возвращается в семью, которой достается улов промысловика.

Траектория циркуляции дара подтверждает взаимозависимость гендерных групп в граница социальной структуры (рис.3).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1]  Baudrillard J. Le système des objets. Paris, 1968; Weiner A. Inalienable Possessions: The Paradox of Keeping While Giving. Berkley; los Angeles; Oxford, 1992; Годелье М. Загадка дара. М., 2007; Щепанская Т.Б. Кризисная сеть (традиции духовного освоения пространства) // Русский Север: К проблеме локальных групп. СПб., 1995. С. 110–176; Панченко А.А. Исследования в области народного православия: Деревенские святыни Северо-Запада России. СПб., 1998; Дмитриева С.И. Мезенские кресты // Памятники культуры. Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник. Л., 1986. С. 461–466; Иванова А.А., Калуцков В.Н., Фадеева Л.В. Святые места в культурном ландшафте Пинежья (материалы и комментарии). М., 2009; Шевелев В.В. Культовые камни в Каргополье // Российская археология. 1992. № 2. С. 57–65; Голубева Л.В. «Женщины все больше носили, тряпки висили»: относ пелен как женская религиозная практика // Речевая и обрядовая культура Русского Севера. СПб., 2012. С. 29–38; Петров Д.Д. Сакральная география восточных районов Архангельской области: Дис. … канд. ист. наук. М., 2015. (Рукопись), и др.
• [2]  В статье используются полевые материалы автора (далее – ПМА), собранные на Поморском берегу Белого моря: с. Шуерецкое (2008, 2009), с. Нюхча (2009, 2010), а также привлекаются публикации исследователей кон. XIX – нач. XXI вв. ПМА хранятся в архиве Фольклорно-этнографического центра им. А.М. Мехнецова. В работе указывается фондовый номер аудиозаписи (основной аудиофонд).
• [3]  Раньше кресты стояли у многих домов, до настоящего времени сохранилось четыре. Их появление чаще всего связывают с обетами спасшихся во время шторма рыбаков. Могли поставить крест и в память о родственнике, погибшем в море.
• [4]  Мужчины отправлялись на промысел в Баренцево море в начале марта, а возвращались осенью.
• [5]  Гендерная дифференциация дара прослеживается в отношении адресата и дарителя: умершему мужчине приносят носки, женщине – платок или полотенце; тот же принцип, если просят помощи для женщины/мужчины: «если у меня сын померший, я могу […] носки положить к Большому кресту» [8038].
• [6]  Основной видеофонд.
• [7]  Щепанская Т.Б. Кризисная сеть… С. 110–176.
• [8]  Годелье М. Загадка дара… С. 119.
• [9]  Дуглас М. Чистота и опасность: анализ представлений об осквернении и табу. М., 2000. С. 23–25.
• [10]  Самойлова Е.В. Настоящее будущего в ритуальной традиции поморов. Практики памяти // Аспекты будущего по этнографическим и фольклорным материалам: Сб. науч. ст. СПб., 2012. С. 202–231.
• [11]  Для мужчины тканевый дар – тряпка, им незнакомы логики женских дароприношений, связующие людей и святых посредством ткани.
• [12]  Запись А. Зубаревой, М. Григорьевой.