Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: Статья посвящена исследованию фрагментов индивидуально-авторской картины мира В.И. Белова, связанных с представлениями о крестьянском труде, социальных, эстетических и духовно-нравственных его основах. На материале повести «Привычное дело» проведен анализ художественных средств, используемых писателем для образного воплощения темы труда севернорусского крестьянина.

Ключевые слова: «деревенская проза»; вологодский текст; В.И. Белов; труд;

Summary:  The article is devoted to the study of pieces of author's picture of the world by Vasily Belov, associated with the ideas of peasant labor, social, aesthetic and spiritual and moral foundations. On the material of the story «An Ordinary Affair», an analysis of the artistic techniques and tools used by the writer for the figurative embodiment of the theme of labor of the northern Russian peasant.

Keywords: «village prose»; Vologda text; Vasily Belov; labor;

В 1900 г., после ареста и нескольких месяцев тюрьмы, Алексей Ремизов был сослан в Устьсыссольск. Вскоре ему удалось добиться перевода в Вологду, «культурную столицу» ссылки, «Северные Афины», место, где сложился Ремизов-писатель, где он издал свои первые произведения, познакомился с будущей женой. Он не был северянином по происхождению, поэтому его взгляд на окружающую жизнь, традиции, обычаи, природу – это взгляд человека, который открывает не только для читателя, но и для себя что-то новое – неизведанное пространство Севера.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

«Живя в Устьсысольске (Вологодской губернии), в этом центре зырянского населения, я глазами пленника смотрел на неведомое мне нерусское царство и слушал рассказы трех простых людей, с которыми коротал долгие зимние дни-полуночи. Книги и рассказы просвещенных зырян: книги К.Ф. Жакова и рассказы В.В. Налимова (Правильно – В.П. Налимова. – Н.Ж.) дали мне ту шапку-невидимку, в которой я сам на свой страх пошел по лесам, и полям странной зырянской земли, как странна медноликая белая зырянская ночь». [1]

В Вологде писались «подорожия» – шуточные некрологи, которые Ремизов посвящал товарищам, отбывшим срок ссылки, а его друг П.Е. Щеголев читал на прощальных вечерах. Эти подорожия, напутствия были переходной ступенью к свободе, жизни вне ссылки. В главе «Северные Афины» книги «Иверень» восемь таких некрологов, семь из них – мужчинам (П.Е. Щеголеву, И.А. Давыдову, Н.М. Ионову, Н.К. Мукалову, Н.А. Бердяеву, И.А. Неклепаеву, Б.В. Савинкову). Только одно подорожие посвящено женщине – Зое Владимировне Александровой – лестгафтичке. Каждому товарищу по ссылке Ремизов дает четкую, емкую характеристику, иногда рисуя только портрет персонажа, а иногда описывая его поведение, положение в обществе, отношение к нему окружающих.

Павел Елисеевич Щеголев характеризуется как почетный академик, «Первая вологодская память» Ремизова. [2] В провинциальном тихом городе он не перестал заниматься историей, несмотря на недостаток материалов: в Вологде его прозвали «Архивный фонд», потому что он постоянно получал все необходимые документы из Петербурга и Москвы. Щеголева любят и уважают: «Выбирают председателя. Конечно Щеголев». [3] «В купальню набрались любопытные: не купаться, а посмотреть. Они виновато жмутся к стенке: они опоздали». [4] Для ссыльных Павел Елисеевич становится идолом, чуть ли не Богом. Вся красочность и звучность мира сменяется мраком с его «смертью»: «Весь в черных флагах, а в окнах белые огоньки». [5]

В 1931 г., уже в настоящем некрологе, Ремизов напишет: «Умер один из замечательных русских людей – Павел Елисеевич Щеголев: ума неизмеримого и богатырского телосложения, ходящий по бескрайнему книжному морю русской летописи, "яко по суху"...». [6]

В своих подорожиях Ремизов рисует яркие, забавные портреты товарищей по ссылке, иногда используя цветопись: Иосиф Александрович Давыдов – «сухой, на тонких вытянутых ножках, в розовой сорочке, желтые ботинки – издали напоминает портрет Канта с бородою». [7] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Некоторые образы весьма ироничны: «Николай Михайлович Ионов. Сердце у него было доброе, улыбка насмешливая: посвистывает и ухмыляется, – его сломанный тяжелый браунинг, с ним он не расставался, останется памятью о его незлобивости». [8]

Николай Константинович Мукалов – моряк, рыцарь и герой – также получает портретную характеристику: «…на твоей гордой голове торчали вихры, а бородка – льняной колышек и ты налетал ястребом». [9] Ремизов отмечает, что это был незаменимый человек для ссыльных, который всегда мог помочь с переводом в Вологду или с поиском работы: «Ты входил в самую толкучку и умиротворял непримиримое…» [10]

Мукалов был другом детства Бердяева, они вместе находились в вологодской ссылке, позже Мукалов навещал Бердяева в Париже, а Бердяев ездил в Лондон. Ремизов посвящает подорожие и Бердяеву, останавливаясь на его портрете, делает акцент на глазах (у автора частотен мотив зрения, взгляда, символичен образ глаз): «Вижу темные локоны без всякой куафюры; глаза – по неостывшему асфальту солнечной рябью». [11]

Но, пожалуй, самый необычный и запоминающийся образ рисует Ремизов в некрологе, посвященном Савинкову: «Это лягушка какая-то, не человек!» – сказал бы Розанов. [...] А если бы Розанов попристальней взглянул на Савинкова, он наверное бы сказал не “лягушка”, а “камень” [...] Савинков был нормальнейшим человеком, нормально устроенным, весь высеченным из камня, не ублюдок, не недоросток, он мог бы и безо всяких трусиков появиться перед публикой и не “оскорбил” бы и самый чувствительный глаз – движущаяся каменная статуя. Явление редчайшее». [12] Этого человека-камня Ремизов назовет величественным словом «титан». Савинков в его книгах – тиран, революционер с глубоким чувством рока, пишущий нежные лирические стихи. Савинков – разносторонняя, ни на кого не похожая личность.

В ремизовских текстах чаще герои-мужчины первостепенны, отражают авторский взгляд на мир, в них угадывается сам писатель. В ранней прозе Ремизов углубляет конфликт между мужчиной и женщиной, противопоставляя их как плоть и дух. Автор видит мужское начало как слепую стихию, страсть, связанную с дьявольской властью. У Ремизова, по мнению Е.В. Тырышкиной, женщина, страдающая от этих страстей, внутренне далекая от них, терпящая муки, умеющая отречься от себя во имя других,– изначально ближе к Богу, чем мужчина, которому нужно изжить в себе природное разрушительное начало, чтобы возвысить свой дух. [13] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Такую дьявольскую силу имеет автобиографический персонаж повести «Часы» мальчик Костя Клочков, также пытающийся возвысить дух и эго. Книга была написана в 1903–1904 гг., она примыкает к Северным текстам. Действие происходит в провинциальном северном городе, образ которого дан по-символистски условно и обобщенно, и название которого автор не приводит, но в котором внимательный читатель без труда узнает Вологду: это и дом Губернатора, и речка, и соборная колокольня с часами, где разворачивается главная трагедия повести.

В «Часах» автор вводит две взаимозависимые и связанные линии сюжета: первая – история войны уродливого мальчика Кости Клочкова со временем, часами на башне; вторая – история несчастной любви Нелидова.

Герой Костя автобиографичен, на протяжении всего повествования прослеживается мотив уродства, мотив «сломанного носа», мальчик много из-за этого страдает. Даже в шелесте ветра ему слышатся обидные слова о кривом носе. В повести явственны также мотивы одиночества, неприютности: главный герой – изгой, и эти мотивы автобиографичны. Ремизов не раз заостряет внимание на уродстве Кости Клочкова, и, описывая его борьбу со временем, вводит героиню Лидочку Лисицыну с идеальным точеным носиком, чей образ приближается к недоступному и далекому, возвышенному идеалу. А раз герой не может достичь этого идеала, то все, что ему остается – разрушить его, изнасиловав тело и душу. Косте часто снятся символические сны, например, что он вырвал себе все зубы, а вместо ног у него окурки, на которых он упрямо лезет в «пасть огромного граммофона», постоянно соскальзывая. В этом сне – бесконечное мучение, поиски себя в мире, стремление стать как все. Появление граммофона также неслучайно – это толпа, общество, которое неспособно принять человека, отличающегося от других. И как итог его борьбы – дыра, пропасть, в которую падать страшно, но неизбежно. Возможно, огромный граммофон – это эго мальчика, его личность, которая не соответствует низменному обществу, и с которой он пытается примириться. Косте также снится, что он подобрал больной сестре Кате гроб не по размеру – это символизирует невозможность избежать смерти.

На борьбу со временем Костю толкают речи другого мужского персонажа повести – Нелидова; он, в некоторой степени, – перст судьбы. Нелидов много говорит о Господе, иногда впадая в полубессознательное, обморочное состояние, слышит голос (разума или дьявола), он пытается убедить себя в любви к героине Христине. Е. Горный говорит о любви персонажа: «В раздумьях Нелидова метафизика любви выражена рядом афоризмов: "А овладеть так человеком и уничтожить его – одно и то же"; "если полюбишь, а тебя не полюбят, ты погибнешь"». [14] Любовь в повести либо представлена в искаженных, уродливых формах, либо оборачивается смертью. Нелидов не умеет любить, когда-то он завидовал успеху, богатству друга, его жене-красавице, теперь пытается завоевать эту женщину, но не может успокоить душу. В Христине он начинает видеть свою погибшую невесту, а затем свою смерть. Он – лишний человек, ему Судьбой предрешено погибнуть.

После северной ссылки, опираясь на рукописи этнографа и писателя В. П. Налимова, Ремизов снова обращается к коми-зырянскому фольклору, затрагивая важный автобиографический мотив – жизни изгоя и странника. Цикл «Полунощное солнце» в 1905 г. был напечатан в альманахе «Северные цветы», а в 1908 г. вошел в книгу Ремизова «Чёртов лог и Полунощное солнце». [15] «Омель и Ен» – важнейшая центральная поэма цикла, в ней автор пересказывает космогонический миф зырян с опорой на исследования Налимова, но вводит несвойственные мифу мотивы неприютности, смерти, к которой стремятся герои, и одиночества: «…тоска невысказанных слов, и сил невылитых в созвучья – такими адами, такими пытками впивались в душу и рвали сердце, что воле божества уж наступил конец, и смерть была желанной». [16] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Мир зырян творят два главных бога Омель и Ен. Ен создает солнце, луну, звезды, людей, и, гордый своими созданиями, сидит высоко, отрешившись от их жалоб и молитв. Омель творит странный мир: болота и их обитателей, «мертвый мох», «гнилые лишаи», «пустил змею, червей, уродов, гадов». [17] Все в его мире тяготится своим существованием и хочет стать обыкновенным.

Кажется, что Омель – более слабое божество и все, что он умеет – только завидовать и подражать брату. На самом деле Омель не слаб, он творит назло Ену, стараясь навредить его главному созданию – человеку.

Два, казалось бы, разных божества, схожи одним – они страдают от одиночества, оно не дает им примириться с собой и приводит к мыслям о смерти. Это наталкивает на поиски автобиографического подтекста: в образах обоих богов просвечивает сам писатель-творец светлой и чистой «Посолони», липкого, клейкого «Пруда», причудливых, тошнотворных «Часов», наполненных страданием «Крестовых сестер».

Ремизов в своих произведениях рисует разные мужские образы, большая часть которых автобиографична. Рядом с мужчинами-персонажами стоят мотивы разочарования, уродства, изгнанничества, одиночества и неприютности, темы творчества и безответной любви, ведущей к смерти. В Северных текстах мужские образы – яркие и ироничные, символические, неповторимые – образы товарищей по ссылке, высших божеств и обычных людей.

• [1]  Ремизов А.М. Собр. соч. М., 2000. Т. 3: Оказион. С. 600.
• [2]  Ремизов А.М. Собр. соч. М., 2000. Т. 8: Подстриженными глазами. Иверень. С. 487.
• [3]  Там же. С.488.
• [4]  Там же. С. 489.
• [5]  Там же. С. 486.
• [6]  Ремизов А. М. Огонь вещей. М., 1989. С. 478.
• [7]  Ремизов А.М. Собр. соч. М., 2000. Т. 8: Подстриженными глазами. Иверень. С. 491.
• [8]  Там же. С. 492.
• [9]  Там же. С. 493.
• [10]  Там же. С. 493.
• [11]  Там же. С. 494.
• [12]  Там же. С. 503–504.
• [13]  Тырышкина, Е.В. «Крестовые сестры» А.М. Ремизова: концепция и поэтика Новосибирск, 1997. С. 79.
• [14]  Горный Е. Заметки о поэтике Ремизова: «Часы» // В честь 70-летия профессора Ю.М. Лотмана. Тарту, 1992. С. 203.
• [15]  Подробнее см.: Розанов Ю.В. Зырянский миф Алексея Ремизова // Рябининские чтения – 2007: Материалы V науч. конф. по изучению народной культуры Русского Севера. Петрозаводск, 2007. С. 435–437. 
• [16]  Ремизов А.М. Собр. соч. М., 2000. Т. 3: Оказион. С. 51.
• [17]  Там же. С. 52.