→ Электронная библиотека
→ Рябининские чтения – 2019
→ К истории мифологических фантомов в русской литературе серебряного века

Розанов Ю.В. (г.Вологда)
К истории мифологических фантомов в русской литературе серебряного века Vkontakte@kizhi

Аннотация: В статье рассматриваются два пути появления мифологических фантомов в художественной литературе Серебряного века. Квазимифологический персонаж может быть выдуман писателем по неким умозрительным фольклорным моделям (Недотыкомка в стихах и в романе Ф.К. Сологуба «Мелкий бес»), или же взят в готовом виде из этнографической литературы (Белун в текстах А.М. Ремизова и В.В. Хлебникова). В последнем случае писатели не подозревали, что имеют дело с мифологическим фантомом.

Ключевые слова: русский символизм; мифологический фантом; Ф.К. Сологуб; А.М. Ремизов;

Summary: The article discusses two ways of the mythological phantoms’ emergence in fiction of the Silver Age. A quasi-mythological character can be invented by a writer on certain speculative folklore models (Nedotikomka in verses and in the novel «The Small Demon» by F.K. Sologub), or taken from ethnographic literature as a finished product (Belun in the texts by A.M. Remizov and V. V. Khlebnikov). In the latter case, the writers did not suspect that they were dealing with a mythological phantom.

Keywords: Russian symbolism; mythological phantom; F.K. Sologub; A.M. Remizov;

В 1907 г. критики отметили новую тенденцию: «За последние годы наблюдается странное, мало кем замеченное явление. Долго дремавшие среди пожелтевших страниц толстых томов Афанасьева, Забылина и Сахарова, стали просыпаться понемногу тени древних славянских богов, полубогов, а также лесных, водяных и воздушных демонов. [...] Не раз и прежде пытались писатели, композиторы и даже художники тревожить старину, но ими выводились преимущественно или главные мифологические персонажи или герои народных сказок. Настоящий момент можно характеризовать, как попытку разработать малоисследованные и почти неизвестные доселе образы нашей демонологии, которая становится тем богаче, чем ниже спускаемся мы по ранговой лестнице её представителей». [1] Но символисты не были бы символистами, если бы ограничились заимствованиями из фольклора или реконструкциями «забытых» персонажей народной мифологии. Они создавали новые образы низших духов, используя известные модели. Таких квазифольклорных персонажей и принято называть «мифологическими фантомами».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Впервые с мифологическим фантомом по имени Недотыкомка любители декадентской литературы встретились в 1904 г., когда в издательстве «Скорпион» вышло «Собрание стихов» Ф.К. Сологуба. Короткое стихотворение без названия, описывающее домогательства «Недотыкомки серой» к лирическому герою, было, по словам критики, «преисполнено поэзией подлинного кошмара», выделялось новизной и драматической безысходностью сюжета.

Недотыкомка сераяВсе вокруг меня вьется да вертится – То не лихо ль со мною очертитсяВо единый погибельный круг? Недотыкомка сераяИстомила коварной улыбкою,Истомила присядкою зыбкою,Помоги мне таинственный друг. Недотыкомку серуюОтгони ты волшебными чарамиИли наотмашь, что ли, ударамиИли словом заветным каким. Недотыкомку серуюХоть со мной умертви ты, ехидную,Что б она хоть в тоску панихиднуюНе ругалась над прахом моим. [2]

Разбирая это стихотворение, Д.В. Философов довольно простодушно посоветовал лирическому герою употребить «крестное знамение». [3]

Второе появление Недотыкомки произошло в романе «Мелкий бес». Роман печатался в революционном 1905 г. в «Вопросах жизни», однако публикация была прервана на 24-й главе в связи с прекращением журнала. Произведение не заметили не только из-за его незаконченности, но и по несоответствию оптимистическим чаяниям момента. В 1907 г., после поражения революции и соответствующего изменения общественных настроений, «Мелкий бес» вышел отдельным изданием и только тогда стал сенсацией. В обиход культурной жизни вошли два крылатых слова из романа – «передоновщина» и «недотыкомка». Персонаж заподозрили в связях с языческой демонологией, но указать источник заимствования оказалось невозможно. Авторитетнейший на тот момент словарь В.И. Даля и областные словари, к которым, конечно, обращались критики, давали совершенно другое значение слова «недотыкомка» и производных от него: «обидчивый, чрезмерно щепетильный человек, недотрога».

С загадочным персонажем читатель знакомится в 12-й главе романа, причем во время очистительного молебна и освящения новой квартиры Передонова и Варвары. «Во время молебна запах ладана, кружа ему голову, вызвал в нем смутное настроение, похожее на молитвенное. Одно странное обстоятельство смутило его. Откуда-то прибежала удивительная тварь неопределенных очертаний, – маленькая, серая, юркая недотыкомка. Она посмеивалась и дрожала, и вертелась вокруг Передонова. Когда же он протягивал к ней руку, она быстро ускользала, убегала за дверь или под шкап, а через минуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась, – серая, безликая, юркая». Отогнать демона помогает лишь языческое заклинание: «Наконец, уж когда кончался молебен, Передонов догадался и зачурался шепотом. Недотыкомка зашипела тихо-тихо, сжалась в малый комок и укатилась за дверь». [4] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

По мере нарастания безумия главного героя образ Недотыкомки в романе дополняется новыми подробностями и характеристиками, например, изменчивостью и озорством. «И вот живет она, ему на страх и на погибель, волшебная, многовидная, – следит за ним, обманывает, смеется, – то по полу катается, то прикинется тряпкою, лентою, веткою, флагом, тучкою, собачкою, столбом пыли на улице…». [5] Некоторым образом причастна Недотыкомка и к огненной стихии: «Она вспыхивала тускло-золотыми искрами, злая, бесстыжая, – грозила и горела нестерпимым торжеством». [6] По этому признаку Недотыкомка напоминает другого фантома Сологуба – горящую, но не сгорающую ведьму из стихотворения «Я сжечь ее хотел, колдунью злую…». (Позже писатель поставил эту строку эпиграфом романа). Недотыкомка у Сологуба подвижна, проказлива, возникает из пыли, как и многие персонажи нижнего мира, имеет какое-то загадочное тяготение к свадьбам, многолика, может прикинуться кем угодно и чем угодно, не боится церковных обрядов. Все черты и функции «удивительной твари» встречаются в народной демонологии, но персонажа именно с таким набором не существует.

В литературе русского модернизма мифологические фантомы появляются не только благодаря фантазии писателей, но и уже в готовом виде, заимствованными из специальной этнографической литературы. Таков, например, Белун в текстах А.М. Ремизова и В.В. Хлебникова.

Герои ремизовской книги «Посолонь» Алалей и Лейла перед отправлением в мифологическое путешествие получают наставление от сказочного кота Котофея: «Зайдите-ка к дедушке, к Белуну, дед вас давно поджидает. У него отдохнете, старика порадуете». Встреча детей с дедом происходит у поля созревающей ржи.

Гей! – подле ржи проходит Белун. Какой белый, сам в белой рубахе, и от солнца не застится: оно ему любо. Из леса идет: без него, говорят, темно в лесу. Заблудишься, только спроси, Белун и дорогу покажет. [...] Ходит по ниве Белун, наделяет добром. [...] Высокий, весь белый, ходил он все утро по росистой меже, охранял каждый колос. В полдень шел Белун на пчельник. [...] Белуна все любят. Медведь не трогал. Странного человека медведь никогда не тронет, он знает! – говорил старик, – встретившись с медведем, скажи ему: «Иди, иди, Миша! Я – странник, ничего тебе не сделаю». И медведь уйдет. [7]

От Ремизова, очевидно, Белун перешел к его «ученику» В. Хлебникову. [8] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Сначала в прозаический текст «Песнь Мирязя» (1907–1908), где он представлен слезливым старцем в компании лесных духов и пастушка в пасторальной сцене. «И слезатый Белун, и смехучеустые лешие с звонкосмехотливыми копытами!.. Они натягивают с чела волос и играют, как на гуслях… Величие – родственник слез. Ветхим временем текут волосы Белуна. Но сияют еще не постарелые глаза. Грозные, прекрасные, неподвижные губы». [9] Затем «будетлянин» повышает статус Белуна. В поэме «Внучка Малуши» (1908–1909) он фигурирует в качестве «бога русских», повелевающего богам меньшего масштаба:

Белун стоял, кусая ус, Мрачно беседуя с собой: «Ну, что же, русских бог, ну что же, ну-с! Я уж истомлен упорною борьбой».К нему по воздуху летит стрибожичь,О чем-то явственно тревожась.«Ну, что же, мальчик, какие вести?» –Молвил Белун, взгляд глаз вперяя долгий. [10]

Но традиционно «русским богом» считается св. Никола, и в книге «Образ Николая Чудотворца. Алатырь-камень русской веры» (1931) Ремизов, следуя уже за Хлебниковым, соотносит Белуна со святителем Николаем в народной интерпретации: «Белый старик – Белун – грозный судия карающий и милостливый – русский Бог – Микола…». [11]

Ремизов обнаружил Белуна в «Поэтический воззрениях славян на природу», о чем и уведомил в автокомментариях к «Посолони». А.Н. Афанасьев ссылался на белорусский фольклор. Первое упоминание о мифологическом персонаже по имени Белун встречается в 1846 г. в статье П.Древлянского (П.М. Шпилевского) «Белорусские народные предания», опубликованной в авторитетном официальном издании – «Прибавлениях к Журналу Министерства народного просвещения». Публикация имела вид краткого словаря белорусских мифологических персонажей, состоявшего из 19 словарных статей. Помимо Белуна, в «Предания» вошли статьи о Багане, покровителе скота; Вавкалаке, оборотне в виде волка; Ваструхе, богине правды и целомудрия; Дзеве, женском верховном божестве; Дзедке, указателе кладов; Зорке, белорусской Авроре; Каляде, божестве веселья и радости; Купале, покровителе цветов и плодов; Ладо, боге любви; Лелiо, хранителе младенцев; Пагоде, духе ветров и бурь; Перуне, боге грома и молнии; Расамахе, злобном чудище, убивающем детей и молодых людей; Чур-боге, хранителе границ; Ярыле, боге весны и плодородия; Цмоке, духе в виде змеи; а также русалках и бабе Яге. Из авторского предисловия следовало, что «поэтические рассказы» и «песни» об этих «божествах», «духах и приведениях» до сих пор встречаются среди крестьян Минской, Могилевской и Витебской губерний, и Древлянский лично слышал и записывал их. Очевидные нелепости, связанные с хорошо известными общеславянскими мифологическими и сказочными персонажами, были замечены специалистами, так что дальнейшего развития эти фантомы не получили. Но сведения белорусского этнографа о Белуне были восприняты с полным доверием.

Сокращенный пересказ статьи о Белуне без ссылки на Древлянского был включен в «Словарь белорусского наречия, составленный И.И. Носовичем» (1870). Словарь Носовича был первым и долгое время наиболее авторитетным словарем белорусского языка. В 1885 г. информация о Белуне как об одном из «житных духов», покровителе хлеборобов, который «присутствует на нивах и помогает жницам жать», со ссылкой на первоисточник вошла в капитальное исследование Н.Ф. Сумцова «Хлеб в обрядах и песнях». [12] Белун получает широкое распространение в этнографической литературе, легко вписывается в различные мифологические концепции и теории. Его идентичность гарантируется именами авторитетных ученых. Разоблачен самозванец был лишь в начале XXI в. [13] Естественно, что ни Ремизов, ни Хлебников не подозревали, что имеют дело с мифологическим фантомом и способствуют его популяризации.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

// Рябининские чтения – 2019
Карельский научный центр РАН. Петрозаводск. 2019. 677 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

новости поиск контакты
Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф