Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проект № 18-012-00809 А «Диалектное исследование лексики и ономастики Костромского края».

Аннотация: На материале текстов сказок, записанных в 1920-х гг. в Костромском уезде и хранящихся в фондах Костромского музея-заповедника, рассматриваются особенности в речи сказочниц на разных ярусах языковой системы костромских диалектов. Изучение выявленной диалектной лексики позволяет дать достаточно четкую лингвогеографическую атрибуцию описываемых говоров юго-западной части Костромского Поволжья.

Ключевые слова: костромские говоры; вокализм; консонантизм;

Summary: In the article the author, using the material of the texts of fairy tales recorded in the 1920s in the Kostroma district and stored in the funds of the Kostroma Museum, considers the features in the speech of storytellers on different tiers of the language system of Kostroma dialects. The study of the identified dialect vocabulary allows us to give a fairly clear linguistic and geographical attribution of the described patois of the South-Western part of the Kostroma Volga region.

Keywords: Kostroma Kostroma patois; vocalism; consonantism;

По оценке Центрального бюро краеведения, в 1920-е гг. одним из крупнейших общественных краеведческих объединений в стране было Костромское научное общество по изучению местного края (КНО). [1] Именно в это десятилетие КНО организует этнографические экспедиции, во время которых записываются произведения устного народного творчества, в том числе сказки и народные легенды. Эти образцы местного фольклора отражают также речь рассказчиков, передающую, в большей или меньшей степени, особенности территориальных говоров. В текстах в основном встречается диалектная лексика, например: батька ‘отец’, больно ‘очень’, буде ‘может быть’, бурак ‘берестяной сосуд с деревянной крышкой для переноски молока, кваса и т. п.’, допреж ‘раньше’, испротыкать ‘истыкать’, лягуха ‘лягушка’, ляшо'шник ‘оборванец’, несыть ‘ненасытность’, одинова ‘однажды’, почать ‘начать’, покуда ‘пока’, разнеможиться ‘разболеться’, шахат ‘лось’ и т. д.; в некоторых словах зафиксированы также и некоторые фонетические явления, присущие костромским говорам: баушка, богасьво, заклёл, морьскова, не'наштё, оммакивать, поштё, соцельник, соценьков и др. [2]

Среди хранящихся в фондах Костромского музея-заповедника (КМЗ) материалов экспедиций КНО имеются тексты сказок, которые записаны в 1925 и 1926 гг. в Костромском уезде (территория Костромской группы говоров) научным сотрудником Этнологической станции КНО Л. С. Китицыной (1903–1990), занимавшейся диалектологией, и которые послужили источниками настоящего исследования. Всего проанализировано 9 текстов сказок (3 сказки волшебные, 5 – новеллистические и 1 – легендарная), рассказанных неграмотными костромскими сказочницами: Ф. Я. Патрушиной – «Про Ивана-царевича и 11 соколов»; [3] Е. В. Ларионовой – «Церковь Забытая Никола» [4] и «Протупей-прапорщик спасает царскую дочь»; [5] Е. А. Шитиковой – «Как солдат спас царя Петра», [6] «Семилетка», [7] «Лакей рассказывает барину сказку с условием, что барин не будет говорить “врешь”», [8] «Иван-царевич и Серый Волк», [9] «Про Осипа Прекрасного», [10] «Разнощик попадает к разбойнику, но сам его убивает». [11] Все три сказочницы жили в Башутинской волости. Федосья Яковлевна Патрушина родилась в 1845 или 1846 г. в д. Горбовщина Бычихинской волости, где жила до замужества. В материалах КНО представлена одна ее сказка, которую она «в девчонках ещо знала, от портнова слыхала». [12] Елизавета Васильевна Ларионова родилась в д. Васенино, в 1926 г. ей было 40 лет. «Первую сказку Е. В. слышала, когда была молоденькая, от протасьевского портного, вторую слышала в детстве, кто-то читал, – сообщала Л. С. Китицына. – Е. В. часто приходилось рассказывать сказки. “У меня и мужик разорил, – говорит она. – "Сказывай, не дам прясь, если не будешь говорить". Деточки придут: "Мама, сказывай"”». [13] Екатерина Андреевна Шитикова родилась в д. Протасьева, вышла замуж в с. Левашово; в июне 1926 г. ей было 72 года. Л. С. Китицына так характеризовала сказочницу: «Е. А. была большая охотница слушать чтение, и сказочный репертуар её не лишён книжного влияния». [14]

Поскольку сказки обычно рассказываются на диалекте, то изучение диалектной лексики, выявленной в используемых нами в качестве материалов исследования текстах костромских сказочниц, поможет уточнить место говоров юго-западной части Костромского Поволжья – территории, где они жили, в группировке говоров русского языка. Выявление диалектных особенностей в рассматриваемых текстах в аспекте костромских говоров в целом и говоров Костромской группы в частности проводилось с опорой на исследования К. Ф. Захаровой и В. Г. Орловой, Г. З. Шкляра, Н. С. Ганцовской.

«Круг присущих только данной группе собственно местных черт сравнительно невелик», – говорят К. Ф. Захарова и В. Г. Орлова о Костромской группе говоров и указывают на эти признаки. [15] Г. З. Шкляр и Н. С. Ганцовская обращают внимание на распространенное в говорах Костромского края, как и во многих севернорусских и среднерусских говорах, такое явление, как ёканье – переход э в о: собственно фонетическое – в предударных слогах, морфонологическое – в заударных (исследователи обращают внимание на то, что заударное ёканье «является не фонетическим изменением, а морфологической заменой» [16] ). Записанные Л. С. Китицыной тексты позволяют установить, что речи сказочниц свойственна эта особенность. Приведем ряд примеров: Карабельники опеть поехали обратно на' морё, и опеть подъезжают к этому острову, и выходит малой юныш; Вот положил юныш одиннадцать кусочков, и прилёта'ют под этот дуб 11 соколо'в, и склёва'ли все по часточке, и зделалис все малым юнышам (КМЗ. КОК 41422, л. 2 об., 4); Сам-от все больше там и напёха'ёт (КМЗ. КОК 41415/7, л. 2); Вошли, покойной лёжи'т в гробу и у покойнова рыло в крови, а дьякан лежит на крыласе, а поп в олтаре и горло перегрызено (КМЗ. КОК 41414/1, л. 2 об.); Она у нее тожо тёлушкупринёсла; Вот отец загорёвал: «Што мне на суде говорить?» (КМЗ. КОК 41413/3, л. 1, 1 об.); Повёрну'л к бе'рёгу, остановил карабль и слезли; Стали хлёба'ть и говорят: «Больно сыр у тебя суп»; Хорошой пир был, и я там был и мед и пиво пил, по усам тёкло', а в рот не попало (КМЗ. КОК 41414/2, л. 3 об., 4 об., 10–10 об.)

Еще одной важной особенностью костромских говоров в области вокализма является еканье. В текстах сказок встречаются единичные примеры замены безударного а после мягких согласных в э (еканье); перед твёрдыми согласными – в слове чесам, что характерно для большинства костромских говоров, кроме самых западных: Вот младенец ростет не по годам, не по нидилям, а даже по чесам (КМЗ. КОК 41422, л. 2); перед мягкими согласными в словах гледит, загледелис: А солдат все гледит в подволошное окошко (КМЗ. КОК 41415/2, л. 3); Тут народ все загледелис, што такое, говорят (КМЗ. КОК 41414, л. 9 об.). Широкое распространение, как и повсеместно в костромских говорах, имеет слово опеть, в котором как севернорусская фонетическая закономерность употребляется э на месте а: Потом опеть обеременела, и опеть пошол царевич бабку-повитушку искать, и опеть она стречаетца и спрашивает: «Куды пошол, Иван-царевич?» (КМЗ. КОК 41422, л. 1 об.); Хозяйка покормила этих солдат и опеть готовит ужину (КМЗ. КОК 41414/1, л. 3 об.); Опеть взошли на тот берег и стукнул жезлом, опеть и схлопилос, они и потонули (КМЗ. КОК 41415/6, л. 7 об).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В рассматриваемых текстах выявлены примеры из речи костромских сказочниц, отражающие особенности говоров в области консонантизма:

– употребление долгого шипящего ш на месте нормативного щ: возвешшают, выташшили, дошшечка, ешшо (ишшо, ошшо), ишшу, пушше, пьянюшшей, свяшшенник, тешши и др. – Вот у меня захватило царицу, дак бабки ишшу (КМЗ. КОК 41422, л. 4 об.); Вся прислуга, вся свита ихняя вот пошли они на корабль, хотели все, а карабельщик говорит: «Всем нельзя, дошшечка очень тонкая, переломитца, вы по очереди, перва она пройдет, а за ней и вы пройдитё друг за дружкой»; Стал искать в карманах, нет ли что хорошова; вот вышол в сени и нашол там дверь; вот один ключ сунул, отпер замок – комната хорошая, там ошшо двери; и ошшо дверь, отпер, там комната ошшо лучше; третью дверь отпер, там сидит царская дочь (КМЗ. КОК 41414/2, л. 2 об., 5 об. – 8);

– смягчение заднеязычного к после парных мягких согласных: несколькё, мамонькя, маленькёй, Ванькя, пузырькя – Несколькё время погодил и опеть повторяет, говорит: «Нет, мамонькя, мне очень тесно, я попотенус»; А меленькёй юныш говорит матери: «Мамонькя, я оборочус мушкой и поеду с ним» (КМЗ. КОК 41422, л. 2, л. 2 об.); Солдат припас саблю. Только показалас голова Мишки, он ему аршинной сашкой-то по голове. Отсек, а тело слетело. […] Ванькя явился, и ёму такжо (КМЗ. КОК 41415/2, л. 3 об. – 4); На вот, говорит, тебе два пузырькя: пузырек зелья – старой будешь, а вот пузырек – молодой будешь (КМЗ. КОК 41415/5, л. 6). В словах недельтю, шипконьте, стольте, тольте, маниньтие на месте к стоит т, что связано с передвижкой заднеязычных в переднеязычную зону: Давай, говорит, здесь поживем недельтю; Ты, говорит, в чужом дому да ешшо распоряжаешься, и ево тут и поколотил шипконьте, и паметь у нево одбил, он остался без памити; Скольте, говорит, уhодно для доброва человека; Тольте хотели ехать, а он и говорит: «Я ведь твое кольцо оставил в избе»; Привел к себе в дом, посадил за стол, отрезал ёму хлебца маненькёй кусочик и поднес рюмочку винца, потом другой кусочик и опять рюмочку винца, потом третей кусочик отрезал экой жо все, маниньтие такие (КМЗ. КОК 41414/2, л. 3, 4, 7, 8);

– переход согласных л и в перед другими согласными и на конце слова в ў (у неслоговое): вереўка, годоў, гробоў, деўка, жиў, заўтра, залиў, зашоў, знатокоў, короў, лоўчее, любоў, пеўчие, поклаў, пристаў, сыноў, церкоў и др. – Жил царь с царицой, вот у их и народилас дочь, и он созвал знатокоў издалека; где вот знатоки были, он всем повестил (КМЗ. КОК 41414/2, л. 1); Спускаюс, говорит, по вереўке и вот вереўка не достает до земли; я туды, я сюды, во все четыре стороны, и качнулся в край и попал в самый рай (КМЗ. КОК 41415/4, л. 1 об.); А он цел лежит, и ремень на нём, и развежи ремень и золотые все выбрал и поклаў все в короб в свой (КМЗ. КОК 41415/7, л. 2 об.). Г. З. Шкляр, со ссылкой на публикации Н. Виноградова «О народном говоре Шунгенской волости Костромского уезда» (1904) и Е. Ерёмина «Характеристика народных говоров по р. Костроме» (1927), отмечает, что неслоговое ў, свойственное говорам северо-востока Костромского края, встречается и в некоторых говорах «части Костромского района, за рекой Костромой»: «В этих говорах имеет широкое распространение… переход согласного л (а нередко и в) перед другими согласными и на конце слова в у неслоговое…». [17]

– твёрдое произношение ч – начыркай, братчык (выявлены 2 примера): Прилетает к матере и говорит: «Мамонькя, начыркай мне груднова молока и замиси колобушичку»; И етот братчык подходит к ним, поздоровалс с ним и повёл к своей метере (КОК 41422, л. 4). Как отмечает Н. С. Ганцовская, «в говорах западных и северных районов цоканья нет, но ц и ч в них могут иметь свои особенности в произношении: ч может произноситься твёрдо, иногда с потерей затвора (взрывного звука)». [18] Судя по приведенным примерам, именно это явление зафиксировано Л. С. Китицыной в речи сказочницы Ф. Я. Патрушиной.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Отметим также некоторые особенности грамматического характера в речи костромских сказочниц:

– произнесение частицы -ся/-сь в возвратных глаголах с твёрдым с: выбиралса, высадилса, дивилса, заблудилса, зделалса, наелса, напугалса, оглянулса, огорчайса, опомнилса, осталса, отправилса, повадилса, приснилса, разодралса, расскандалилса, ударилса; гналс, кланялис, написл-наелс, наредилс, повадилс, погналс, повалилс, поздоровалс, поклонилас, схлопилос, тяпнулс и др. – И вот прошло несколько годоў и вот повадилс ходить один человек, повадилса по чирёду ужинать по селу в 9 часов (КМЗ. КОК 41414/1, л. 3 об.); Вот потом, милая моя, он гналс, гналс – заблудилса, не знает, как и выехать (КМЗ. КОК 41415/2, л. 1); Печка-лавочка напекла-нажарила, на стол поставила, поклонилас. Напилис-наелис и в бане выпарилис (КМЗ. КОК 41422, 4 об.); Што с тобой делать, ты не огорчайса, я у тебя коня съел, я тебе помогу (КМЗ. КОК 41415/5, л. 3);

– произнесение ему, его/него как ёму, ёво/нёво: А стоит царица и говорит ёму: «Хы, эка штука, у моей-то мамоньки в зеленЫх лугах летаёт одиннадцать соколо'в» (КМЗ. КОК 41422, л. 4): Протупей-прапорщик взял шашку и отрубил ёму голову и думает: «Што он без головы встанет, дак меня задушит» (КМЗ. КОК 41414/2, л. 5 об.); Вот он биз ёво долго лежал без памяти, потом опомнилса, гледит, супу-то ничево нету, и опеть снова варить суп-от; Подбежал к нему, взял по'д руки ёво, поднял и повёл (КМЗ. КОК 41415/2, л. 4 об., 8); Она три месяца ёво хранила, уж больше не можот (КМЗ. КОК 41415/6, л. 6); Спрыснул взял мертвой водой, – это у нёво все зажило, где не видать зарезано (КМЗ. КОК 41415/5, л. 5 об.).

Отмечены и некоторые другие диалектные особенности в речи сказочниц на разных ярусах языковой системы костромских диалектов, которые позволяют дать достаточно четкую лингвогеографическую атрибуцию описываемых нами говоров: это севернорусские говоры юго-западной части Костромского края, соседящие со среднерусскими окающими говорами, которым еще и сто лет тому назад можно было присвоить статус центральных русских говоров.

• [1]  Государственный архив Костромской области, ф. Р. 838, оп. 5, д. 2, л. 29.
• [2]  Труды Костромского научного общества по изучению местного края. Кострома, 1929. Вып.29. С. 6–15.
• [3]  Костромской музей-заповедник, КОК 41422. 5 л. Далее – КМЗ.
• [4]  КМЗ. КОК 41414/1. 5 л.
• [5]  КМЗ. КОК 41414/2. 10 л.
• [6]  КМЗ. КОК 41415/2. 6 л.
• [7]  КМЗ. КОК 41415/3. 3 л.
• [8]  КМЗ. КОК 41415/4. 2 л.
• [9]  КМЗ. КОК 41415/5. 7 л.
• [10]  КМЗ. КОК 41415/6. 7 л.
• [11]  КМЗ. КОК 41415/7. 2 л.
• [12]  КМЗ. КОК 41422. Л. 5 об.
• [13]  КМЗ. КОК 41414/1. Л. 1–1 об.
• [14]  КМЗ. КОК 41415/1 Л. 1.
• [15]  Захарова К. Ф., Орлова В. Г. Диалектное членение русского языка. Изд. 2-е, стереотип. М., 2004. С. 114.
• [16]  Ганцовская Н. С. Костромские говоры: Учеб. комплекс: В 2 т. Кострома, 2018. Т. 1. С. 16.
• [17]  Шкляр Г. З. К вопросу о происхождении народных говоров Костромской области // Учен. зап. Костромского гос. пед. ин-та им. Н. А. Некрасова. Кострома, 1963. Вып.9. С. 254.
• [18]  Ганцовская Н. С. Костромские говоры. Т. 1. С. 17.