Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

В ходе секуляризационной реформы 1764 г. обширные монастырские имения были переданы в собственность государства с подчинением Коллегии экономии. Только незначительная часть действовавших до реформы мужских и женских монастырей (226 из 954) вошла в так называемые «штаты» и получила казенное денежное жалование. Остальные — «маловотчинные» и «безвотчинные» — монастыри полагалось «на своем содержании оставить» или «по недостатку доходов упразднить и приходскими церквами учинить» [1] .

В соответствии с императорским указом от 31 марта 1764 г. во всех епархиях Русской Православной Церкви «за штатом» оказался 161 мужской монастырь [2] . В это число попали «самые лучшие приписные или не вошедшие в штат» обители, которые «могли бы иметь нескудное довольство от мирского подаяния» [3] .

Накануне проведения реформы на территории Олонецкого и Каргопольского викариатства, выделенного в том же 1764 г. в составе Новгородской митрополии, по данным В.В. Зверинского, находилось 42 монастыря (39 мужских и три женских) [4] . К этому времени многие из них обезлюдели и пришли в упадок, о чем ярко свидетельствуют сохранившиеся монастырские ведомости, составленные епархиальным начальством в 1768–1769 гг. для Святейшего Синода и Коллегии экономии [5] .

Секуляризация монастырской собственности нанесла сильный удар по местному монашеству. Всего три монастыря — Александро-Свирский, Александро-Ошевенский и Успенский Девичий — получили государственное жалование. На собственном содержании в новоучрежденной Олонецкой и Каргопольской епархии разрешалось оставить не более четырех заштатных мужских обителей с одним строителем и шестью братьями в каждой [6] . Епископ Олонецкий и Каргопольский Иоанн (Никитин) определил «за штат» Рождества Богородицы Палеостровский, Успенский Муромский, Троицкий Клименецкий и Спасо-Преображенский Каргопольский монастыри. За исключением последней обители [7] , они располагались на Онежском озере и на протяжении столетий являлись значительными земельными собственниками в Заонежье [8] . В Клименецком монастыре незадолго до реформы (1757 г.) появилась редкая в то время каменная церковь, в строительстве которой приняла участие сама императрица Елизавета Петровна [9] .

Но размер монастырских владений не был единственным критерием для выбора заштатных обителей. В Олонецкой и Каргопольской епархии находились и другие монастыри, не менее благополучные в материальном отношении. Например, Юрьегорский монастырь (Каргопольский уезд) накануне реформы имел два деревянных храма и колокольню «в твердости», около десяти строений, также «в твердости», а именно «настоятельскую», «казначейскую», братские, «обедные», «хлебную» и «конюшенную» кельи, баню, из хозяйственных построек — амбары, «кожевню» и гумно с ригой. В его церквах находились иконы в дорогих окладах, серебряные богослужебные сосуды — по преданию, дары вдовствующей царицы инокини Марфы, полученные в Москве прп. Диодором Юрьегорским, создателем этого монастыря [10] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Монашеские обители, основанные прп. Корнилием Палеостровским и прп. Лазарем Муромским традиционно считались одними из наиболее древних и почитаемых на территории епархии, поэтому их значимость в местной церковной жизни была высокой. Они появились на первом этапе монастырского строительства в Карелии, и в отечественной историографии за ними прочно закрепилась характеристика «монастырей-миссионеров».

Вторая половина XVIII в. оказалась для заштатных монастырей временем тяжелых испытаний. Несмотря на то, что монашеские общины Клименецкого и Муромского монастырей были пополнены за счет братии упраздненных обителей [11] , они через недолгое время перестали существовать. Средств для ремонта монастырских зданий не хватало. Удаленное расположение обоих монастырей от крупных мирских поселений и отсутствие удобных путей сообщения с ними не позволяли монахам иметь регулярный доход от исполнения различных треб для богомольцев и от кружечных сборов. В частности, из доклада в Святейший Синод епископа Олонецкого и Каргопольского Амвросия (Серебрянникова), датируемого 13 декабря 1785 г., следовало, что «Муромский монастырь к пребыванию в нем монашествующих неспособен: первое, потому что в нем церкви и кельи от давнего построения весма обветшали; второе, по малоимению церковного дохода не точию возобновить их, но и содержания довольнаго монашествующим иметь не отчего; третье, селений к тому монастырю близких не имеется, от города же Вытегры разстоянием в шестидесяти верстах и от дороги лежащей ко оному городу в стороне» [12] .

Упразднение Клименецкого (1769 г.) и Муромского (1786 г.) монастырей стало завершающим этапом секуляризационном реформы 1764 г. для Олонецкой и Каргопольской епархии. В отличие от этих двух опустевших обителей, преобразованных в приходы, Палеостровский монастырь не был закрыт и продолжал действовать на протяжении всей второй половины XVIII-XIX вв.

К середине 50-х гг. XVIII в., т.е. примерно за десять лет до секуляризации, по сравнению с прочими епархиальными монастырями он находился в неплохом состоянии, хотя в последней четверти XVII в. ему пришлось дважды подвергнуться нападению раскольников и полному разорению от страшных «гарей» [13] . В 1755 г. в его братство входили: строитель иеромонах Макарий, схимонах Савватий, монахи Феларит, Мелхиседек и Феофилакт, «да служителей бельцов пять человек» [14] . Согласно описи монастырского имущества, составленной в связи со смертью прежнего строителя монаха Виталия в 1754 г., небольшая монашеская община располагала всеми необходимыми для существования зданиями. Монастырский комплекс на Палеострове включал, прежде всего, два храма: «первая церковь шатровая с папертью во имя Рождества Пресвятые Богородицы о пяти главах», «другая церковь во имя святаго Пророка Илии Фесвитенина, низменная о единой главе… с трапезою и келарскою службою»; затем часовню во имя прп. Корнилия чудотворца Палеостровского, «в которой его мощи погребены»; деревянную колокольню с восемью колоколами, а под ней «казенный анбар с чюланами», где хранились царские грамоты, важные документы и некоторые хозяйственные предметы (фонарь, безмены, якори, конская упряжь, серпы, топоры и т.д.).

Из прочих строений в описи 1755 г. упоминаются деревянные «келья настоятельская с сеньми и с чюланами», «братцких две кельи с сенми и с чюланами», «келья хлебенная». Монастырь окружала деревянная ограда, крытая тесом. За оградой располагались хозяйственные постройки: «поваренная келья с сенми и с чюланами и при той келье поварня», «конюшенной двор», «коровей двор с сараем и с хлевами» и «для работников келья с чюланами». На реках Путке и Рагнуше стояло по две мельницы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Характерным признаком относительного богатства и благополучия Палеостровского монастыря считались серебряные и сребропозлащеные богослужебные сосуды, которыми пользовались в праздничные и воскресные дни. Так, в описи отдельно от прочей церковной утвари отмечаются «сосуды церковные ис чистого серебра потир, дискос, звезда, лжица, два блюдца под золотом, глаткия, еще две лжицы серебрянные» [15] .

Располагая значительной недвижимостью и сдавая ее в аренду местному населению, Палеостровский монастырь все же был вынужден в тяжелые периоды брать в долг наличные деньги «на монастырские необходимые нужды у окрестножителей разных погостов». В частности к 1755 г. за ним числилось 152 руб., взятые у священников Толвуйского прихода Иоакима Фаддеева, Шунгского прихода Фомы Иванова и крестьян соседних деревень.

На протяжении второй половины XVIII в. Палеостровский монастырь, лишившись своих богатых земельных владений, начал быстро приходить в упадок. Об этом сохранились свидетельства современников. Так, олонецкий губернатор Г.Р. Державин в своей «поденной записке» 1785 г. отметил, что монастырь «весма ветх и без призрения» [16] . Через шесть лет посетивший Палеостров путешественник П.И. Челищев сделал более подробную и красноречивую запись о хиреющем монастыре: «В нем две старых деревянных церкви, первая Рождеству Богородицы, вторая теплая Захарию и Елизавете [17] ; между оных церквей деревянная часовня, в которой почивают под спудом мощи преподобного Корнилия … кои хранятся в запечатанной государем Петром Великим гробнице… Строение в оном монастыре все старое деревянное, весма обветшавшее, а ничего не починивают… Богомольцев, мимо проезжающих, бывает гораздо мало, а содержат они монастырь и себя очень бедно: десятью пустошами и селами и четырьмя водяными мельницами…» [18] . Численность монашеской общины на Палеострове неуклонно уменьшалась. «В нем теперь живут один иеромонах, два монаха и один белец», — сообщал П.И.Челищев. Известно также, что с 1782 по 1792 г. в Палеостровском монастыре на пономарском месте находился дьячек Горского прихода Семен Васильев [19] .

Благосостояние Палеостровского монастыря сильно пошатнулось после опустошительного пожара, случившегося в начале 90-х гг. XVIII в., когда сгорели монастырские храмы и жилые строения. Е.В.Барсов в своей книге приводит даты пожара (1794 г.) и восстановления церкви Рождества Богородицы (1795 г.), оговаривая при этом, что берет данные сведения из «повести о Палеостровском монастыре» его бывшего послушника Тихона Баландина [20] . Однако подобной датировке событий явно противоречат документы, обнаруженные нами в фонде Олонецкой духовной консистории, в которых идет речь о сооружении храма в 1793 г., т.е. двумя годами ранее. В частности, прошение от строителя Палеостровского монастыря иеромонаха Симона «з братиею», отправленное 18 августа 1793 г., гласит: «По указу Его Императорского Величества, данному из Архангельской духовной консистории июня от 12-го дня 1792-го года под № 620, велено мне именованному вместо погорелых(курсив здесь и далее мой. — Ю.К.) в помянутом Палеостровском монастыре церквей построить по плану во имя Рождества Пресвятыя Богородицы церковь новую, какова мною построена и в совершенство приведена и святыми образами украшена. И при оном монастыре от погорелых церквей антиминсы оставшиеся имеются и хранятся в целости. Того ради Архангельскую духовную консисторию всепокорнейше просим, дабы повелено было оную чрез кого соблаговолено будет освятить и на сие учинить милостивое благорассмотрение и резолюцию» [21] . В консисторском указе, посланном из Архангельска в Палеостровский монастырь 9 сентября 1793 г., говорилось: «тебе строителю иеромонаху Симону с братиею в вашем монастыре новопостроенную церковь по чину на старом антиминсе освятить дозволить» [22] . Уже 10 ноября 1793 г. деревянный храм был освящен во имя Рождества Богородицы иеромонахом Симоном и «Шунгского прихода со священники и диаконы и с причтом» [23] .

По свидетельству очевидца, того же Тихона Баландина, к 1798 г. самые необходимые здания в монастыре были возведены, однако без четкого плана: «В одной связи с церковью стояла колокольня, на коей довольно было колоколов, вылитых из слитков меди, оставшейся после пожара. Внутри ограды строение поделено на крестьянский образец. Келья настоятельская, хлебная и кладовая не урядны. Посуды медной, фаянсовой и столового белья не имелось. Окружающая монастырь ограда по скудоумию построена не в соответствии с прежде бывшей, но с отступкою и уменьшением в пять стен, из коих две ведены прямой линией, а за тем тремя косвенными нелепыми сгибами, с покрышкою в один тес» [24] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Монастырь и его хозяйство находились в бедственном положении. Сборы средств «по книгам» не приносили сколько–нибудь значительного дохода. «Строения вне монастыря почти все сгнили; маленькая пристань, построенная для приезжающих соловецких богомольцев без поддержки и поновления, от напора Онежских валов полуразрушилась. Землепашество не только на отдаленных монастырских землях, но даже на самом Палеострове и ближайшем Речном острову пришло в большой упадок против прежнего; некогда распаханные борозды порослы большими деревами. Снастей для рыбных ловель не имелось. Наконец, даже счетных книг для записи монастырских приходов и расходов не велось. Братство состояло из настоятеля, одного столетнего схимонаха и одного восьмидесятилетнего монаха» [25] .

Как видно из приведенного отрывка, монашеская община практически отсутствовала, поэтому приходские священники не только отправляли богослужения в церкви Рождества Богородицы, но и руководили монастырскими делами. В частности, в 1799 г. строителем Палеостровского монастыря являлся священник ближайшего Толвуйского прихода Григорий Еремеев [26] .

Внутреннюю обстановку среди насельников в Палеостровском монастыре в конце XVIII–начале XIX вв. нельзя считать благополучной. Так, в 1798 г. строитель иеромонах Владимир сообщал епархиальному начальству о «великом непослушании» и «питии» своего монаха Иосифа, который позднее был переведен в Александро–Ошевенский монастырь [27] . Выше уже отмечалось, что заштатные монастыри не имели государственного жалования. Только в правление Павла I некоторым из них, в том числе и Палеостровской обители, стали выдавать «милостинное подаяние» по 85 руб. 71 коп. в год. Однако такая маленькая сумма вряд ли могла значительно облегчить положение монахов. Скудость материальных средств нередко порождала недовольство и подозрительность среди малочисленной братии. В 1804 г. на имя Новгородского митрополита Амвросия поступила жалоба двух палеостровских иеромонахов Доримедонта и Александра на своего строителя иеромонаха Игнатия о том, что тот проводит какие–то махинации с монастырскими деньгами. После проведения следствия выяснилось, что это был несправедливый донос. Обоих иеромонахов–жалобщиков выслали для прохождения епитимьи в Александро–Свирский монастырь «с тем, чтобы они употреблялись во оном в работу впредь до рассмотрения» [28] .

Эта показательная история имела продолжение. Для пополнения поредевшей монашеской общины на Палеострове (в ней, кроме строителя, находились один иеромонах, один иеродиакон, один вдовый диакон и три послушника) из Александро-Свирского монастыря, согласно предписанию Новгородской духовной консистории, нужно было перевести двух братьев из иеромонахов. Но все они «единогласно объявили, что из них ни которой из Свирского в Палеостровский монастырь перемещен быть не желает» [29] , «потому что они находясь в Александро-Свирском, питомством и одеждою по общежительному положению довольны и при том получают каждый ежегодно и положенное по штату жалование» [30] . В 1805 г. в Палеостровский монастырь были переведены два монаха из небольшого Устюжского Моденского монастыря.

Малочисленность монашеской братии в последующее время сохранялась. Когда в июне 1813 г. в Онежском озере утонул послушник Тимофей Кириллов, при монастыре остались только два иеромонаха. В ответ на их просьбу о срочном переводе в Палеостровский монастырь хотя бы двух человек — «отправлять богослужение сил и возможности нет!» — были посланы два валаамских монаха Иаков и Павел, один «для хозяйства», другой «для церкви». «Они согласия своего не имели, но по увещанию нашему за послушание архипастырское согласились с тем, если им будет в Палеостровском монастыре послушание исправлять невместительно и ко вреду их спасения, то были бы они уволены на прежнее их обитание в Валаамский монастырь», — пояснял в рапорте своему начальству валаамский игумен Иннокентий [31] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Главной причиной существовавших «нестроений» внутри монашеской общины являлось отсутствие в Палеостровском монастыре опытных духовных наставников, что отрицательно сказывалось на нравственном облике монахов. Непродолжительный период, с 1809 по 1811 г., на Палеострове жил близкий ученик и сподвижник знаменитого аскета прп. Паисия Величковского, схимонах Феодор (1756-1822 гг.) [32] . Однако начавшиеся «несогласия» с новым строителем иеромонахом Иоасафом из–за растущего влияния старца на братию помешали ее сплочению вокруг о. Феодора. В ночь на 15 сентября 1811 г. вместе с послушником Яковом Егоровым, взяв монастырскую лодку, он был вынужден самовольно скрыться (!) из обители [33] . 10 октября о.Феодор пришел на аудиенцию к епархиальному архиерею с просьбой определить его в Валаамский монастырь, но за свое «непослушание» был возвращен на Палеостров и «употреблен в черные труды» с лишением права носить камилавку [34] . Через несколько месяцев старец все же был переведен на Валаам, и его кратковременное пребывание в Палеостровском монастыре не могло принести ощутимых результатов. Открывшееся в данном случае противоречие между настоятелем и духовником отражало общую проблему монастырской жизни того периода.

Как известно, сущностная черта общежительного типа монашества, которому положил начало в IV в. прп. Пахомий Великий — «полное подчинение начальнику и точное исполнение устава» [35] . Историки среди основных причин, вызывающих постоянное снижение общего нравственного уровня иноческой жизни в синодальный период, называют неприятие общежительного устава в штатных обителях [36] . Напротив, трудные условия существования заштатных монастырей требовали концентрации власти в руках настоятеля, его жесткого контроля над всеми финансовыми вопросами, поэтому в них действовали основные правила киновии [37] .

Палеостровский монастырь в своих официальных документах назывался «общежительным». Это означало, что монашествующие получали от монастыря все необходимое для жизни — келью, питание, одежду, обувь и пр. Все личные и коллективные доходы должны были идти в единую монастырскую казну. По правилам «общего жития» братия имела право сама выбирать себе настоятеля [38] . Но в настоящее время нет сведений о том, что палеостровские монахи пользовались этим правом. По–видимому, в конце XVIII–первой половины XIX в. из–за малого их числа настоятель назначался непосредственно епархиальным архиереем из наиболее достойных по его мнению иеромонахов других обителей.

Частая смена настоятелей Палеостровского монастыря до 1811 г. мешала проведению последовательных мероприятий по восстановлению его хозяйства. Улучшение материального положения после всех потрясений второй половины XVIII в., крупное строительство в монастыре были связаны с деятельностью игумена Иоасафа (Белоусова), возглавлявшего монашескую семью длительный период с 1811 по 1840 г. Его мирское имя — Иван Петрович Белоусов [39] . Уроженец Каргополя, он стал санкт–петербургским купцом 1–й гильдии и славился своими щедрыми вкладами в местные каргопольские обители (в Спасо–Преображенском монастыре на свои средства построил несколько братских келий, а в Успенском Девичьем — три каменных домика для беднейших сестер [40] ). В 1808 г. вступил в палеостровскую братию, а на следующий год уже нес послушание казначея [41] . Монашеский постриг о. Иоасаф принял в Александро–Свирском монастыре в марте 1811 г., через четыре месяца его назначили на должность настоятеля [42] . В тот год ему исполнилось 57 лет.

Когда иеромонах Иоасаф принял Палеостровский монастырь под свое руководство, в нем стояла одна небольшая — «малой препорции» — деревянная церковь во имя Рождества Богородицы, сооруженная сразу после пожара начала 90–х гг. XVIII в. Вопрос о восстановлении второго монастырского храма во имя пр. Илии поднимался еще при строителе иеромонахе Владимире, когда в 1796 г. «для збору христолюбческого подаяния на постройку новой церкви» были выданы две «книги» (в них записывались суммы, пожертвованные разными лицами) [43] . Очевидно, тогда не удалось собрать нужную сумму. Как пишет Е.В. Барсов, находившийся с 1798 г. в братстве Палеостровского монастыря послушник Тихон Баландин начал подготовку к строительству второй церкви, но через два года по неясным причинам он вынужден был уехать с Палеострова [44] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Следующий строитель иеромонах Пахомий также считал, что «потребно бы теплую выстроить церковь», т.к. деревянный храм Рождества Богородицы не отапливался и зимой в нем было холодно. В 1805 г. он просил новгородского митрополита Амвросия разрешения приступить к заготовке строительных материалов и указывал на потенциальных помощников — «с желающими обывателями и градскими благотворителями соусердствовать имущими вкладами» [45] .

Тогда на остров для осмотра предполагаемого места будущей церкви выезжали священники Шунгского прихода Василий Григорьев и Толвуйского прихода Григорий Еремеев [46] . Они выяснили, что необходимые материалы (глину для кирпичей, бутовый камень, лес) можно доставлять из ближайших окрестностей, к тому же местное население соглашалось помочь строительству церкви: «жители ближайшие и окольные поселяне свидетельствуют, что подлинно до згорения монастыря трапезная теплая церковь святаго пророка Илии была и к таковому богоугодному делу со удовлетворением желают и оне делать вспомогательные пособия со усердием» [47] .

Однако появление нового храма оказалось реальным только в управление иеромонаха Иоасафа, который задумал не просто воссоздать прежнюю Ильинскую церковь, а возвести каменный собор с посвящением его главного престола Рождеству Пресвятой Богородицы.

Соборный храм — одноэтажный, с одним восьмигранным деревянным куполом — был заложен в 1816 г. на месте погребения основателя обители, где прежде стояла деревянная часовня, и освящен спустя четыре года, 27 мая 1820 г. [48] . В соборе под балдахином стояла «рака преподобному отцу Корнилию Палеостровскому чудотворцу, устроенная из красного цельного дерева с билястрами и карнизами» с образом святого подвижника на крышке. Эту раку в 1806 г. пожертвовал в монастырь все тот же Тихон Баландин [49] . При ней на особенной тумбе хранились особо почитаемые святыни — вериги и железный пояс в 30 фунтов прп. Корнилия. В западной части собора, отделенной капитальной стеной, находились теплые приделы во имя пр. Илии, освященный 27 сентября 1830 г. и свт. Николая, освященный 24 сентября 1831 г. Над соборной папертью возвышалась каменная колокольня, в северной части паперти помещались архив и кладовая. По случаю закладки собора Рождества Богородицы деревянная церковь была перенесена на десять саженей к северу, утеплена и посвящена прп. Ефрему Сирину [50] .

Уже в первое десятилетие настоятельства игумена Иоасафа развернулись масштабные строительные работы. К 1820 г. в монастыре появились новые братские кельи, «погребок для поклажи в зимнее время овощей», деревянный амбар в два этажа «для поклажи разного монастырского имущества», гавань «для сохранения судов от западного ветра на двадцать саженей», скотный двор (поставлен в 1813 г.), баня, «гумно и рига новые в поле», «амбар новый деревянный к южной горе поставлен для хранения в нем извести». Также была покрыта новым тесом часовня, стоявшая «на северной стороне острова на подножии горы при пещере прп. Корнилия Палеостровского» и в которую «во время проезда летнего пути проезжающие ходят молиться» [51] . Позднее, в 30-х гг. XIX в. вместо деревянных были возведены два каменных братских корпуса. Все новые дома затем строились «подряд с начатым каменным строением прямолинейно и симметрично прочим частям монастырских зданий» [52] . Таким образом, вывод Е.В. Барсова о том, что «деятельный и рачительный настоятель, отец Иоасаф, можно сказать, пересоздал монастырь» [53] , полностью обоснован.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Такие перемены к лучшему в жизни Палеостровской обители произошли благодаря изменению государственной политики в отношении Русской Православной Церкви в конце XVIII–начале XIX вв., когда монастыри получили возможность вернуть часть своих бывших имений [54] . Новое земельное законодательство позволяло постепенно увеличивать их землевладение: в 1797 г. каждому монастырю было отмежевано по 30 десятин выгонной земли, кроме того, разрешалось заводить мельницы и пруды для рыбоводства; с 1805 г. монастыри могли принимать в дар и по завещанию ненаселенные участки земли, а согласно указу от 24 мая 1810 г. беспрепятственно приобретать их путем покупки. Далее, в 1838 г. монастырское землевладение существенно расширялось за счет бесплатного выделения лесных дач в размере от 50 до 150 десятин [55] .

После реформы 1764 г. Палеостровский монастырь оставался «за штатом» на протяжении всего синодального периода, поэтому важным источником дохода для него являлись его земельные владения. Процесс частичного возврата прежних земель растянулся на многие десятилетия и не сразу решался в пользу бывшего владельца. В различных фондах НАРК отложился целый ряд дел, связанных с земельными спорами между Палеостровским монастырем и жителями окрестных селений в первой половине XIX в. [56] По инициативе строителя иеромонаха Иоасафа был поднят вопрос о возвращении монастырю «челмужской рыбной ловли» и различных угодий на территории Шунгского и Толвуйского погостов. Отстаивая свои права собственника, монастырь в качестве доказательств приводил выписки из писцовых и переписных книг XVII в., а также копии жалованных грамот различных русских царей.

В 1827 г. решением Повенецкого уездого суда от 29 ноября дело Палеостровского монастыря «об отыскиваемых оным пожалованных по древним грамотам государей пахотных земель и сенных покосов, состоящих в деревне Барков Павлов Наволок» окончилось в пользу братии [57] . К 1839 г. во владение монастыря решением того же Повенецкого уездого суда перешло до 3000 десятин разных угодий, в том числе 2911 дес. леса [58] . Хотя крестьяне заонежских деревень продолжали бороться за свои права, ссылаясь на то обстоятельство, что их предки издавна владели спорными землями и покосами, к середине XIX в. Палеостровский монастырь вновь превратился в значительного земельного собственника.

Необходимо добавить, что его послушники и наемные работники возделывали только малую часть монастырских земель на самом Палеострове и на ближайшем о. Речном, остальные участки сдавались в аренду местному населению [59] . Несмотря на то, что Палеостровский монастырь был общежительным, принцип совместного физического труда его монашествующей братией не выполнялся. Для тяжелых сельско–хозяйственных работ нанимались крестьяне из соседних деревень [60] .

Современные исследователи русского монашества особо подчеркивают, что развитие монастырей в XIX в. повсеместно мало зависело от помощи государства. Одним из основных источников средств для монахов являлись частные вклады [61] . В Олонецкой и Петрозаводской епархии (создана в 1828 г.) стабильное существование местных монастырей было возможным только благодаря постоянному притоку пожертвований [62] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Палеостровский монастырь находился около района развития «безпоповщины» в Карелии, чьи последователи утверждали невозможность истинного священства и церковных таинств после проведения реформ Никона. Во второй половине XVIII–XIX вв. палеостровской братии не приходилось рассчитывать на активную и щедрую помочь со стороны значительной части населения Повенецкого уезда, которая причисляла себя к старообрядцам. В Олонецкой и Петрозаводской епархии, очевидно, действовал запрет принимать пожертвования «от имени раскольнических обществ». По крайней мере, известен указ об этом Олонецкой духовной консистории от 1 мая 1841 г., разосланный во все местные монастыри [63] . К тому же, как сообщал в 1885 г. своему начальству палеостровский строитель иеромонах Самуил, «окружные жители по приверженности к даниловскому расколу мало сочувствуют процветанию святой обители преподобного Корнилия в материальном ее отношении и посещают ее неусердно» [64] . Старообрядцы предпочитали совершать паломничества в Даниловский и Лексинский скиты, особенно «пред праздниками Рождества Предтечи и Воздвижения Креста» [65] .

Зато, как уже вскользь упоминалось выше, древний монастырь на Палеострове, по сложившемуся обычаю, в основном весной и в начале лета [66] , обязательно посещали направлявшиеся через Повенец в Соловецкий монастырь паломники, которые заранее договаривались об этом с владельцами судов [67] . Приходили на богомолье к прп. Корнилию и православные жители Олонецкой губернии, особенно из окрестных селений. Как отмечается в описании Толвуйского прихода, «многие из прихожан по обыкновению изстари усердствуют ходить молиться каждогодно весной в монастыри Соловецкий, некоторые в Палеостровский, немногие в Климецкий, Ошевенский и Киевскую Лавру» [68] . Следует учитывать, что в отличие от богатых северных обителей Палеостровский монастырь не имел своего судна для регулярного привоза паломников в период навигации. Только в престольные праздники или по специальному заказу в Петрозаводске организовывались особые рейсы, о которых сообщалось на страницах газеты «Олонецкие губернские ведомости» [69] .

Все наиболее почитаемые святыни Палеостровского монастыря, привлекавшие паломников, были связаны с именем его «первоначальника», почитаемого в Заонежье святого прп. Корнилия Палеостровского. К сожалению, о нем известно очень мало [70] . Единственный письменый источник, рукописная служба святому, называет его уроженцем города Пскова и не сообщает никаких других биографических деталей. Монастырское сказание гласило, что инок Корнилий жил в «пещере», уединенно от других братьев. В суровых климатических условиях продолжение древней христианской традиции пещерничества было настоящим подвигом православной аскезы. Эта «пещера» упоминается у П.И. Челищева: «Показывают еще пещеру каменную, в которой будто бы преподобный Корнилий спасался: в нее ход из деревянной часовни; тесная сия ущелина не имеет довольно места, чтобы лечь и вытянуться человеку. Здесь в часовне лежат в виду зрителей железные вериги и пояс» [71] . В день памяти прп. Корнилия, празднуемый 19 мая по старому стилю, в эту «часовню при пещере» устраивался торжественный крестный ход [72] .

В течение XIX в. духовные власти привлекали Палеостровский монастырь для решения различных внутриепархиальных задач. По сложившейся традиции многие монашеские обители использовались в качестве «исправительных» учреждений, где проходили епитимью провинившиеся клирики и миряне. В Палеостровский монастырь, располагавшийся в уединенном месте, часто отсылались «в монастырские труды» как монашествующее и белое духовенство, так и прихожане. Например, в 1802 г. священники Бадожского прихода Иоанн Попов и Иоанн Михайлов «за бытие в питейном доме и за питие вина в оном» по очереди три месяца провели на Палеострове, живя там «на собственном коште» [73] . В 1805 г. два валаамских монаха Пафнутий и Исакий за бегство из монастыря на бессрочное время были отправлены под надзор палеостровского строителя [74] . В 1831 г. один молодой крестьянин из д. Масельга Пидемского прихода «за блудодеяние» обязывался первые полгода из полагавшихся ему семи лет церковного покаяния провести в Палеостровском монастыре, где ему следовало «приходить ко всякой службе в церковь и полагать в ней пред образом Спасителя, кроме воскресных, праздничных и высокоторжественных дней, по 25 земных поклонов, исправляя в свободное время и монастырские труды» [75] . В последующее время пратика отсылки в Палеостровский монастырь «на исправление» сохранялась [76] . Несомненно, присутствие среди братии так называемых «подначальных» оказывало плохое влияние на поведение самих монахов и послушников.

Настоятели Палеостровского монастыря участвовали в управлении приходами, расположенными в Повенецком уезде. Так, после учреждения в 1828 г. самостоятельной Олонецкой и Петрозаводской епархии они являлись членами Повенецкого духовного правления. Причиной появления этих дополнительных обязанностей стала одна из общих проблем церковной администрации — крайняя нужда в кадрах. В синодальном указе от 16 июля 1829 г. об открытии Повенецкого духовного правления говорилось, что ему следует «на первый раз находиться не в городе Повенце, в коем один только священник [77] , а в отстоящем от сего города в 30 верстах селе Шунгском, коего церковь трехклирная и от оной в 15 верстах состоит Палеостровский монастырь, коего строитель с пользою может быть присутствующим» [78] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Период с начала проведения секуляризационной реформы до конца XVIII в. стал временем наиболее тяжелого испытания для монашеских обителей, оказавшихся «за штатом», в частности, для Палеостровского монастыря. Кризисная ситуация требовала поддерживать основные правила общежительного устава среди его крайне малочисленной братии. В конце XVIII в Палеостровский монастырь пришел в упадок. Благодаря изменению государственной политики в отношении Русской Православной Церкви стало возможным возвращение прежних земельных владений монастырей и улучшение их материального положения. К середине XIX в. Палеостровский монастырь достиг своего дореформенного уровня благосостояния. Полностью изменился его внешний облик — после опустошительного пожара в монастырской усадьбе была возведена из камня трехпрестольная соборная церковь и восстановлены все жилые и хозяйственные постройки. Однако рост материального благополучия не означал подъема духовной жизни иночества на Палеострове. Нравственный облик монашествующих во многом зависел от присутствия или отсутствия в обители опытных духовных наставников.

• [1] Полное собрание законов Российской империи. — Т.16. — №12060.
• [2] Полное собрание законов Российской империи. — Т. 16. — №12121.
• [3] Там же.
• [4] Зверинский В.В. Материалы для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи. — СПб., 1890-1897.
• [5] Российский Государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф.834. Оп.3. Д.2457.
• [6] Полное собрание законов Российской империи. — Т.16. — №12121.
• [7] Спасо-Преображенский Каргопольский монастырь стоял вблизи уездного города и практически являлся городской обителью, обнесенной каменными стенами, имевшей каменный же пятипрестольный храм. Позднее его настоятели регулярно участвовали в управлении окрестными приходами и монастырями, будучи членами Каргопольского духовного правления. Кроме того, само правление в начале XIX в. располагалось в стенах этого монастыря. См.: Национальный архив Республики Карелия (далее – НА РК). Ф.25. Оп.15. Д.97/2073. Лл.74-75 об; Алферова Г.В. Каргополь и Каргополье. — М., 1973. — С.86-89.
• [8] Чернякова И.А. Карелия на переломе эпох: Очерки социальной и аграрной истории XVII в. — Петрозаводск, 1998. — С.85; Водарский Я.Е. Церковные организации и их крепостные крестьяне во второй половине XVII-начале XVIII вв. // Историческая география России. XII-ХХ в. — М., 1975. — С.70-96.
• [9] Барсов Е.В. Олонецкий монастырь Клименцы, с приписными к нему пустынями, царскими и иераршими грамотами. — М., 1871. — С.71.
• [10] Русский Г. Клейма к иконам северорусских святых. Книга вторая. — М., 1998. — С.55.
• [11] Так, монахи Варлаам и Антоний из Юрьегорского монастыря были переведены в Клименецкий монастырь; иеромонах и два монаха Задне-Никифоровой пустыни — в Муромский монастырь. См.: Барсов Е.В. Олонецкий монастырь Клименцы… С.72; Петров К.М. Муромский монастырь: (в Пудожском уезде) // Олонецкий сборник: Материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края. — Петрозаводск, 1886. — Вып.2. — С.116.
• [12] РГИА. Ф.796. Оп.66. Д.569. Лл.1-1 об.
• [13] Филипов И. История Выговской старообрядческой пустыни. — СПб., 1862. — С. 37-38, 43, 53-59.
• [14] Государственный архив новгородской области (далее – ГАНО). Ф.480. Оп.1. Д.964. Л.13 об.
• [15] Данная опись опубликована. См.: Новгородский архивный вестник. — Новгород, 2002. — №3. — Приложение 2. — С.172-183.
• [16] Поденная записка, учиненная во время обозрения губернии правителем Олонецкого наместничества Державиным // Эпштейн Е.М. Г.Р.Державин в Карелии. — Петрозаводск, 1987. — С.102.
• [17] П.И.Челищев приводит неверное посвящение второй монастырской церкви во имя св.пр. Илии. Храм пр.Захария и прав. Елисаветы стоял в Клименецком монастыре.
• [18] Путешествие по северу России в 1791 году. Дневник П.И.Челищева, изданный под наблюдением Л.П.Майкова. — СПб., 1886. — С.17.
• [19] НАРК. Ф.126. Оп.2. Д.3/53 (Клировые ведомости Горского прихода за 1817 г.). Лл.88-90.
• [20] Барсов Е.В. Палеостров, его судьба и значение в Обонежском крае. С грамотами и другими письменными источниками. — М., 1868. — С.38.
• [21] НАРК. Ф.25. Оп.15. Д.2/20. Лл.1-1 об.
• [22] Там же. Л.2.
• [23] Там же. Ф.25. Оп.15. Д.2/20 (Рапорт строителя иеромонаха Симона с братией в Архангельскую духовную консисторию. Декабрь 1793 г.). Л.3.
• [24] Барсов Е.В. Палеостров, его судьба и значение в Обонежском крае. С.39.
• [25] Там же.
• [26] Там же. — С.48-49.
• [27] НАРК. Ф.25. Оп.20. Д.7/7.
• [28] Там же. Оп.7. Д.10/5 (Доклад Новгородской духовной консистории. 1 ноября 1805 г.). Лл.48-48 об.
• [29] Там же. Л.49.
• [30] Там же. Л.48 об.
• [31] Там же. Ф.25. Оп.15. Д.4/100. Л.7.
• [32] Валаамский патерик: Схимонах Феодор. — СПб., 1997.
• [33] Архив Санкт-Петербургского Института истории Российской Академии наук (далее – АСПбИИРАН). Ф.3. Оп.3. Д.10 (Рапорт строителя Палеостровского монастыря иеромонаха Иоасафа от 16 сентября 1811 г.). Лл.110-110 об.
• [34] АСПбИИРАН. Ф.3. Оп.3. Д.17 (Ведомость о монашествующих и бельцах Александро-Свирского монастыря за 1817 г.). Лл.174 об-175 об.
• [35] Сидоров А.И. Становление культуры святости: Древнее монашество в истории и литературных памятниках // У истоков культуры святости: Памятники древнецерковной аскетической и монашеской письменности. — М., 2002. — С.21.
• [36] Смолич И.К. Русское монашество: 988-1917: Жизнь и учение старцев. — М., 1997. — С.288.
• [37] Кроме строгого подчинения настоятелю, основным принципом общежительного устава являлся запрет на личное имущество.
• [38] Монастыри и монашество: 1700-1998 гг. // Православная энциклопедия: Русская Православная Церковь. — М., 2000. — С.331.
• [39] НАРК. Ф.65. Оп.1. Д.3/39 (Ведомость Олонецкой епархии Палеостровского монастыря о монашествующих и послушниках за 1830 г.). Лл.1-2. С 1815 г. в братию Палеостровского монастыря поступил родной брат о. Иоасафа, Алексей Белоусов, который стал его верным помощником. НАРК. Ф.65. Оп.1. Д.2/28. (Увольнительное письмо Каргопольской градской думы, данное Алексею Белоусову 21 января 1815 г.). Л.66.
• [40] Галкин А.К. Монастыри Каргополья — родины св.митрополита Вениамина // Наследие монастырской культуры: Ремесло, художество, искусство. — СПб., 1998. — Вып.3. — С.26.
• [41] НАРК. Ф.65. Оп.1. Д.3/39 (Ведомость Олонецкой епархии Палеостровского монастыря о монашествующих и послушниках за 1830 г.). Лл.1-2.
• [42] Указ Новгородской духовной консистории о пострижении в монашество Ивана Белоусова датируется 3 марта 1811 г.: АСПбИИРАН. Ф.3. Оп.3. Д.10. Лл.4, 37-38.
• [43] НАРК. Ф.25. Оп.16. Д.5/11. Л.1.
• [44] Барсов Е.В. Палеостров… — С.40.
• [45] НАРК. Ф.25. Оп.16. Д.14/79 (Прошение Палеостровского Корнилиева монастыря от строителя с братией. Сентябрь 1805 г.). Лл.1-1 об.
• [46] Там же. Л.3.
• [47] Там же. Л.4 об.
• [48] Там же. Оп.1. Д.79/38 (Сведения о состоянии Палеостровского монастыря за 1898 г.). Л.35.
• [49] Там же. Д.16/33. Позднее, в 1881 г. рака была обложена серебром, об этом см.: НАРК. Ф.25. Оп.1. Д.68/3. Л.252.
• [50] Указом Новгородской духовной консистории от 30 апреля 1815 г. строителю Иоасафу дозволялось «деревянную церковь в оном монастыре перенести на другое место с освящением оной во имя Ефрема Сирина» и «на месте деревянной построить вновь каменную церковь по утвержденному 1808 года декабря 10 дня плану». См.: НАРК. Ф.65. Оп.1. Д.2/27. Л.16; Там же. Ф.25. Оп.20. Д.11/111.
• [51] НАРК. Ф.65. Оп.1. Д.14/287 (Описание Палеостровского монастыря 1820 г.). Л.5.
• [52] Там же. Д.3/40. Л.73; Там же. Ф.25. Оп.16. Д.40/126 (Прошение от строителя Палеостровского монастыря иеромонаха Иоасафа. Июнь 1831 г.). Л.1.
• [53] Барсов Е.В. Палеостров, его судьба и значение в Обонежском крае. — С.42.
• [54] Монастыри и монашество: 1700-1918 гг. // Православная энциклопедия: Русская Православная Церковь. — М., 2000. — С.335.
• [55] Там же.
• [56] НАРК. Ф.1. Оп.39. Д.2/15; НАРК. Ф.9. Оп.1. Д. 65/701, 701а, 701б, 701в, 701г, 701д, 701е (Дела о рыбных ловлях и землях, оспариваемых Палеостровским монастырем. 1827-1874 гг.).
• [57] Там же. Ф.249. Оп.6. Д.1/2 (Дело об отыскиваемых Палеостровским монастырем землях при д. Барков Павлов наволок. 1826-1827 гг.).
• [58] Там же. Ф.1. Оп.36. Д.48/54 (Дело по указу Сената об отыскиваемых Палеостровским монастырем землях. 1839 г.).
• [59] Например, см.: НАРК. Ф.65. Оп.1. Д.1/4 (Ведомость извлечений из приходно-расходных книг Палеостровского монастыря с 1802 по 1851 г. об арендных деньгах); Ф.25. Оп.20. Д.11/111. Л.54.
• [60] НАРК. Ф.65. Оп.1. Д.5/97 (Договоры управляющего Палеостровским монастырем с крестьянами по найму на работу. 1853 г.), 17/347 (Условия договоров по найму крестьян в работники в Палеостровский монастырь. 1903 г.).
• [61] Зырянов П.Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале ХХ века. — М., 1999. — С.78.
• [62] Эта зависимость сохранялась и в начале ХХ в., что неоднократно отмечалось во время проведения в 1905 г. ревизии монастырей и пустынь Олонецкой епархии. См.: НАРК. Ф.25. Оп.1. Д.25/22. Лл. 17, 69.
• [63] АСПбИИРАН. Ф.3. Оп.3. Д.42. Л.354.
• [64] НАРК. Ф.25. Оп.20. Д.11/111. Л.57.
• [65] Там же. Д.39/444. Л.12 об.
• [66] Там же. Ф.65. Оп.1. Д.14/287 (Сведения о Палеостровском монастыре). Л.3 об.
• [67] Барсов Е.В. Палеостров, его судьба и значение в Обонежском крае. — С.44; Майнов В. Поездка в Обонежье и Корелу. — СПб., 1877. — С.315.
• [68] НАРК. Ф.25. Оп.20. Д.39/444. Л.12 об.
• [69] Например, см.: Поездка в Палеостровский монастырь // Олонецкие губернские ведомости. — 1888. — №57. — С.558-560.
• [70] См.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. — СПб., 1992. — Вып.3 (XVII в.). — Ч.1. (А-З). — С.368-369.
• [71] Путешествие по северу России в 1791 году… — С.17.
• [72] Крестные ходы в городах и монастырях Олонецкой епархии // Памятная книжка Олонецкой губернии на 1860 г. — Петрозаводск, 1860. — С.24.
• [73] НАРК. Ф.25. Оп.7. Д.8/9.
• [74] Там же. Оп.16. Д.14/81.
• [75] Там же. Ф.65. Оп.1. Д.3/40 (Указ Олонецкой духовной консистории от 9 апреля 1831 г.). Лл.37-38.
• [76] Там же. Ф.25. Оп.16. Д.39/41. Лл.1-1 об (1830 г.); Там же. Оп.20. Д.58/650 (1833 г.); Там же. Ф.65. Оп.1. Д.4/49. Л.69 (1835 г.); Там же.Ф.25. Оп.15. Д.39/899. Лл.6 об-7 (1847 г.); Там же. Ф.65. Оп.1. Д.4/49. Л.69 (1835 г.); Там же. Ф.25. Оп.20. Д.90/100. Лл.51-59 (1861 г.).
• [77] Присутствие духовного правления, в соответствии с коллегиальным принципом, должно было включать не менее двух членов.
• [78] НАРК. Ф.25. Оп.3. Д.6/110 (Указ Святейшего Синода об открытии Повенецкого духовного правления от 16 июля 1829 г.). Лл.2-2 об.