Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Работа выполнена в рамках проекта РФФИ №05-06-80209

На северо–европейских мезолитических памятниках археологи отмечают значительное число находок, позволяющих выделять эту эпоху в культурном развитии человека. Палеозоологические исследования дают представление об охоте людей на северного оленя, лося, медведя, кабана, косули [1] . Среди «кухонных остатков» нередко на стоянках встречаются кости собаки и водяной крысы [2] . В эту эпоху при производстве орудий применяются более мягкие породы камня, широко используется дерево, кость и олений рог, что значительно расширяет методы обработки материала (полировка, сверление) [3] . Археологи обращают внимание на разнообразие различных орудий труда и охоты; в этот период фиксируется использование т.н. дистанционного оружия: лука и стрел, широко распространяются рыболовные снасти (гарпуны, крючки). Подобные инновации достигают своего пика в ранние периоды неолита на севере Европы.

В мезолите северной Европы отмечают различные типы жилищ: на сваях, землянки и наземные каркасные обиталища. Нередко в предверии входа в жилище, вероятно под навесом, фиксируются остатки разделанных туш животных [4] . Можно выделить еще одну особенность, связанную с культурой погребений: появление захоронений с разнообразными обрядовыми традициями в пределах одного погребального комплекса, зачастую с регулярными находками погребального инвентаря.

Итак, условия жизнедеятельности на севере мезолитической Европы диктовались особенностями среды. Вероятно, культурные инновации способствовали успешной адаптации населения к суровым условиям природы. Как отмечает С.В.Ошибкина [5] , несмотря на удаленность и жесткие средовые условия, население севера не отставало в культурно–историческом развитии от синхронного на юге, демонстрируя новые технологии, разнообразие орудий труда и охоты, совершенные художественные изделия и своеобразие погребального обряда.

Оленеостровский могильник – это огромный некрополь поздних эпох каменного века, расположенный на Южном Оленьем острове Онежского озера. По численности обнаруженных погребений он не имеет аналогов среди памятников синхронных периодов. Несмотря на то, что раскопки были произведены около 70 лет назад, и результаты опубликованы в нескольких работах, в т.ч. и известной детальной монографии Н.Н.Гуриной [6] , а антропологические материалы подробно изучены ведущими российскими специалистами, новые поколения исследователей возвращаются к этим уникальным данным вновь и вновь, раскрывая для себя факты, расширяющие представления о материальной и духовной жизни древнего населения.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Всего было исследовано 141 костных останков индивидов, из которых 57 мужского пола, 56 женского, 28 неопределенного в т.ч. 18 детей и 2 новорожденных.

В целом население, представленное по всем этапам функционирования могильника отличается отсутствием хронических заболеваний зубной и костной систем и, в первую очередь, инфекционных. Не обнаружено ни одного случая кариеса, за исключением признаков воспаления пульпы и альвеолы (одонтогенный остеомиелит) в области второго предкоренного зуба мужчины зрелого возраста из погребения 136, и в области первого коренного у индивида из погребения 60 (женщина зрелого возраста). По нашей интерпретации это может быть следствием механического повреждения коронки из‑за преждевременной, вероятно, функциональной нагрузки на зубочелюстной аппарат. Д.Г.Рохлин, консультировавший В.П.Якимова [7] по некоторым палеопатологическим находкам, объясняет функциональной нагрузкой и следствием одонтогенного остеомиелита случаи прижизненного выпадения двух коренных зубов у женщин зрелого возраста из погребений 93 и 142. Заметим, что такого рода повреждения нередко отмечаются у древнего и исторического населения арктической зоны вследствие активного использования зубочелюстного аппарата как «третьей руки», например, для отделки шкур промысловых животных [8] . Дополнительным свидетельством в пользу этого тезиса следует считать случаи характерной стертости коронок передних зубов при очевидной целостности форм остальных зубов, отмеченные у некоторых представителей «оленеостровской» серии (погр. 31, 52, 60, 67, 75, 94, 111, 153, 158 и др).

Антропологическая выборка демонстрирует незначительный процент встречаемости маркеров физиологического стресса, указывающих на преодоление острых лихорадочных заболеваний в детстве. Практически нет случаев хронической анемии, признаков цинги. Отмечено незначительное число индивидов со следами перенесенного в детстве рахита. Ранние (вне зависимости от возраста) артрозы – болезни суставов и позвоночника, были отмечены в небольшом числе случаев.

Таким образом, общая оценка патологий в серии Оленеостровского могильника свидетельствует об адекватной адаптации населения к конкретным условиям среды.

Специальное внимание в данном исследовании было уделено анализу распространенности травм на костях скелета и в особенности черепа. Черепные травмы рассматриваются как показатель агрессивности населения, так как их появление чаще всего фиксируется вследствие намеренного враждебного воздействия одного индивида к другому. Подобные стычки реконструируются палеопатологами в условиях высокой плотности населения на ограниченной территории (например, молодые быстро увеличивающиеся островные популяции), и/или недостатка пищевых ресурсов в определенные сезоны года [9] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Анализ травм показал, что в серии Южный Олений остров есть случаи черепных повреждений, часть из них с признаками заживления, и обнаружено несколько вариантов заживших переломов костей скелета, а также ранений от колющего дистанционного оружия. Всего на этом этапе исследования выделяется 14 случаев, зафиксированных только у взрослой части населения (11,6%). Наиболее характерны повреждения костей скелета для мужской части группы (19,3% у мужчин и 5,4% у женщин). Травмы черепа составляют около половины от общего числа обнаруженных повреждений костей скелета, меньшая часть из них обнаружена в женской группе. Рассмотрим подробнее характер выявленных травм и ранений.

У одной из женщин (МАЭ №5773–41, погр. 94) отмечены следы вдавленного перелома свода черепа в теменной области слева ближе к венечному шву (Рис.1а). Активный пороз, отмечающий широкую зону воспалительного процесса, фиксируется помимо теменной и на лобной кости. Учитывая характер изменений костной ткани можно предположить, что это травма головы, вероятно, вследствие удара тяжелым тупым по форме предметом. Интересно отметить, что среди нечетких вдавлений в этой обширной области фиксируется одно ясной формы: деформация представляет собой прямоугольник не превышающий пределов 24х8 мм (Рис.1б). Не исключено, что обширный воспалительный процесс стал причиной смерти. Женщина погребена в одновременном захоронении под общей засыпкой охры с другой женщиной (погребения №№93–94 по Н.Н.Гуриной). Скелеты лежали в вытянутом положении на боку, обращенные лицом друг к другу. У женщины с травмой черепа погребальный инвентарь не прослежен, однако у другой (погр. 93) в области головы у лобной кости обнаружено лощило из рога, а между челюстями – кремневый нож. Эта женщина постарше возрастом. Помимо ранней прижизненной потери зубов, частичного краниостеноза в области метопического шва, можно отметить генетически обусловленный анкилоз (костное срастание) второго и третьего шейных позвонков. Таким образом, причина смерти второго индивида по признакам изменения костной системы не прослеживается.

У другой женщины (МАЭ №5773–73, погр. 130) травма была обнаружена в затылочной области. Поскольку нет следов активного воспалительного процесса, можно предположить, что удар по голове нанесли незадолго до смерти или в момент ее. Это дырчатый округлый по форме перелом размером 20х22 мм в максимальной части и 17×19 мм – в минимальной. Есть характерная площадка, указывающая на точку приложения удара тупым по форме предметом, нарушившим целостность затылочной кости (Рис.2). Наиболее вероятно, что удар был нанесен с большой силой индивиду, лежащему на животе лицом вниз. В точке контакта образовалось вдавление, которое повлекло за собой образование дырчатого перелома с периметром бóльшего размера из‑за радиального растрескивания костей черепа от точки приложения силы. При дифференциальной диагностике следует учитывать, что подобное отверстие могло образоваться из‑за намеренной оперативной перфорации черепа, т.е. трепанации его [10] или вследствие системного заболевания. Так, в свое время Д.Г.Рохлин [11] выдвинул предположение, что как это отверстие, так и другое – поменьше диаметром (6х4 мм), располагающееся на теменной кости примерно на том же уровне, могут быть следствием метастазов злокачественной опухоли или результатом миеломатоза (злокачественное изменение). На первый взгляд поставленный диагноз кажется оправданным, т.к. при миеломе на костях черепа образуются отверстия различного диаметра, причем основное (первичное) бывает самого большого размера. Тем не менее, мы позволим себе не согласиться с предположением Дмитрия Герасимовича, так как характер края обнаруженных отверстий убедительно опровергает выдвинутый для обсуждения диагноз. Поясним, что при такого рода заболевании края повреждений «фестончатые», т.е. образуют разноразмерные по толщине краевые повреждения всех пластинок черепа вследствие активного лизиса костной ткани [12] . В нашем случае описанные перфорации обнаруживают ровные края с характерными сколами, образованными от механического воздействия на верхнюю пластинку черепа (см. Рис.2). Что касается идеи проведения операции трепанации черепа, то для Перу известны трепанации подобной формы, образованные от удара специальным ритуальным V–образным двулопастным ножом. Возможно, совпадение очертаний отверстия позволяет представить себе форму предмета, которым могла быть произведена перфорация, однако не дает оснований утверждать намеренность проведения именно операции. Таким образом, вопрос о природе перфорации остается дискуссионным.

Заметим, что на своде черепа, т.е. выше обнаруженных отверстий на левой теменной кости вдоль стреловидного шва есть характерные параллельные насечки (Рис.3). Эти повреждения кажутся посмертными. И, все же, отчетливая форма насечек, также как и характер сохранности краев повреждений, убеждают в реальности нанесения ранений оружием с острым краем по голове. Взаимное расположение дефектов на своде черепа не дает оснований для реконструкции процесса частичного скальпирования, это скорее раны от неоднократных ударов оружием. Учитывая дополнительные свидетельства нанесения намеренных ранений в область головы этой женщины, описанная выше перфорация может рассматриваться скорее как результат травмы, а не трепанации.

При описании погребения Н.Н.Гурина [13] обращает внимание, что скелет лежал на спине с небольшим поворотом на левый бок, правая рука несколько откинута в сторону. На правой бедренной кости ближе к тазовой обнаружена статуэтка в виде человеческой фигуры, вырезанная из рога. У правого плеча фрагмент костяной поделки. Скелет был засыпан охрой бурого цвета. Первоначально пол погребенного индивида был определен как мужской(?), позднее в публикации В.П.Якимова [14] пол обозначен как женский. Мы разделяем мнение В.П.Якимова.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Травмы черепа мужчин отличаются не только сравнительно бóльшим числом, но и тем, что часть из них нанесена при прямой агрессии в область лица. Например, вероятная травма лобной кости над левой орбитой (МАЭ №5773–17, погр. 65). При анализе повреждения отчетливо видны следы активного воспалительного процесса (Рис.4). Возможно, воспаление могло привести к инфекции крови, что и послужило причиной смерти. Д.Г.Рохлин [15] рассматривал это изменение как следствие фиброзной дисплазии или локального гиперостоза по типу частичного леонтиоза. В.П.Якимов [16] , описывая повреждения на лицевом скелете, отмечал асимметричность правой и левой сторон и в особенности размеров глазниц, утолщение левой скуловой кости и смещение носовых костей вправо. По его мнению, эти изменения могут свидетельствовать об обширной лицевой травме, приведшей, в частности к потере левого глаза. В.П.Якимов предполагает, что травма была получена в молодом возрасте, т. к. вероятная потеря глаза сказалась на отставании в росте левой глазницы. К сожалению, сегодняшняя сохранность этого черепа не дает возможности оценить все описанные В.П.Якимовым изменения. В нашем распоряжении оказались лишь фрагментарные остатки черепа, поэтому при дифференциальной диагностике на сегодняшний день следует учесть две возможных причины костных деформаций, осложненных активным воспалительным процессом: от травмы или системного заболевания.

Заметим, что мужчина был погребен в совместном захоронении с женщиной. Оба скелета лежали на правом боку, параллельно друг другу (мужчина позади женщины). Засыпка охрой интенсивная, Н.Н.Гурина [17] отмечает, что ширина охристого пятна превышала место, занятое скелетами. У мужчины реконструируются украшения из резцов лося по периметру шеи (возможно ожерелье или часть украшения одежды). У женщины в области черепа обнаружены 4 пластинки из резцов бобра. Сохранность скелета чрезвычайно фрагментарна, поэтому не представляется возможным реконструировать возможные причины ее смерти.

Другой случай более отчетливой лицевой травмы зафиксирован в виде шрама со следами заживления над правой орбитой у мужчины зрелого возраста (МАЭ №5773–117, погр. 151). Протяженность дефекта не превышает 22 мм. Кроме того, у него же на лобной кости справа отмечено повреждение в виде шрама протяженностью не более 42 мм без следов воспаления, по–видимому, это также благополучно зажившее ранение. Несмотря на то, что кости конечностей у индивида представлены фрагментарно, можно отметить развитие пилястра на сохранившейся бедренной кости, сильное развитие костного рельефа на плечевой кости, развитие энтесопатии в области крепления реберно–ключичной связки, ограничивающие движения руки с замахом. Перед нами индивид с признаками интенсивных физических нагрузок. В.П.Якимов [18] отмечает большую длину сохранившейся ключицы, что предполагает широкий размах плеч.

Н.Н.Гурина [19] описывая положение скелета в этом одиночном захоронении указывает, что он лежал вытянуто на спине с поворотом головы вправо. Помимо интенсивной засыпки охры у левого предплечья и у левой бедренной кости обнаружены соответственно по 4 резца лося, на груди 2 клыка медведя, еще один клык медведя обнаружен у левой бедренной кости. У ног погребенного с левой стороны – скопление останков костей другого индивида (фрагменты черепа таза и ребер). Контекст дополнительного захоронения не понятен. Н.Н.Гурина указывает лишь, что эти кости относятся к другому погребению. Не исключено, что обнаруженные резцы лося, также как и клык могут принадлежать останкам другого индивида, а не мужчины из погребения 151.

Вдавленные переломы в теменно–затылочной области различных размеров, не превышающих 15–17 мм в диаметре, со следами заживления были отмечены у двух мужчин (МАЭ №№ 5773–40, погр.(?), 5773–74, погр. 142). Перфорации свода черепа явно посмертного характера отмечены у мужчины молодого возраста (МАЭ №5773–69, погр. 117). Эти одиночные погребения плохой сохранности, тем не менее, сохранность костей черепа оказалась удовлетворительной для оценки травматических повреждений.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

На черепе мужчины (МАЭ №5773–72, погр. 125) в области левого теменного бугра обнаружена перфорация диаметром около 8 мм. Характер краев повреждения указывает, что травма произошла от сильного по силе удара колющим предметом. Вероятно, это последствия ранения стрелой или гарпуном с небольшим по диаметру наконечником. Д.Г.Рохлин и В.П.Якимов [20] склоняются к мысли, что эта травма могла быть причиной смерти индивида. Заметим, что погребение №125 – одно из четырех т.н. вертикальных захоронений. Скелет находился в наклонном положении под углом 45° в могильной яме, со всех сторон обложенный крупными камнями. Засыпка охрой наблюдалась от черепа до таза. В области таза обломки костяных поделок, в области обеих ног собраны 83 резца лося. Кроме того, у стоп обнаружена фаланга медведя с кольцевой нарезкой [21] .

Похожий по природе дырчатый перелом зафиксирован не на черепе, а на диафизе большеберцовой кости женщины (МАЭ №5773–16, погр. 60). Обнаруженное отверстие превышает размерами предыдущее, и оно подпрямоугольной формы (9×20 мм). Такое искажение округлой формы в овальную могло быть спровоцировано при ударе наконечником стрелы под углом к кости. Скорее всего, травма была получена, когда человек находился в движении, например, бежал.

Заметим, что именно на костях нижних конечностей чаще всего обнаруживаются следы травм. Так, в этой серии в двух случаях фиксируются следы заживших переломов большеберцовых костей в латеральной части диафиза (МАЭ №7573–53, погр. 100 и МАЭ №7573–123, погр. 158). У мужчины из погребения 100 (широко известного вертикального погребения т. н. шамана) по следу заживления видно, что это было ранение голени от удара оружием с острым краем с фрагментарным отсечением части большеберцовой кости (Рис.5). Следы периостита по периметру указывают на обширный воспалительный процесс, вероятно, связанный с инфицированием мягких тканей. Подобные травмы, но уже на обеих большеберцовых костях почти на одном уровне демонстрирует и индивид из погребения 158. Он был погребен в традиционном вытянутом положении тела на спине со слегка повернутой вправо головой. При этом на груди у него обнаружены костяное острие и костяной наконечник [22] .

У другого мужчины (МАЭ №5773–145, погр. 42) на левой бедренной кости в середине диафиза обнаружены многочисленные разные по форме и размерам поверхностные нарушения целостности кости. Одно из повреждений округлой формы, диаметр повреждения не превышает 9 мм и по глубине на разных точках укладывается в интервал 2–3 мм. Другие деформации скорее не имеют отчетливых конфигураций, и также неглубокие. Возможно, это было обширное ранение мягких тканей бедра с частичным повреждением поверхности кости. Описывая положение тела погребенного, Н.Н.Гурина отмечает, что скелет лежал вытянуто на спине, руки слегка согнуты в локтях, а кисти «…в момент захоронения были заложены за спину». У погребенного в области груди обнаружен костяной наконечник, а у локтя правой руки – кремневый отщеп [23] .

К разряду травм можно отнести и оссификацию мягких тканей вследствие микротравм мышц при их переохлаждении (миозиты). Они были обнаружены у мужчины зрелого возраста (МАЭ №5773–5, погр. 59) в области голеностопа и у другого мужчины, на одной из бедренных костей (МАЭ №7573–123, погр. 158). Как указывалось выше, у него были травмы обеих большеберцовых костей. Мужчина из погребения 59, как и остальные индивиды отличается богатым погребальным сопровождением. Так только на украшение одежды ушло 113 резцов лося. У него обнаружен клык собаки, пластинки из резца бобра. Погребенному в область головы положили сланцевый нож, правого плеча – наконечник из кремня [24] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Сравнительный анализ травм и переломов синхронных серий сопредельных территорий показал, что у мезолитического населения территории Дании встречается около 44% черепных травм, а травм костей конечностей почти не обнаружено (0,59%) [25] . Эта картина значительным образом отличается от представленной на примере населения Оленеостровского могильника.

Прибалтийская серия Звениеки, а именно та часть, что датируется мезолитической эпохой, демонстрирует два случая травмы позвоночника, возможно компрессионных перелома в поясничной области (погребения №№ 58, 157). В.Я.Дэрумс [26] описывает один случай травмы черепа на теменной кости слева. В средней части кости имеются два округлых по форме дефекта. Одинаковые размеры (примерно 12–14×9–10 мм) и небольшая глубина (5 мм) дали основание исследователю реконструировать причину травмы – ранение гарпуном. У этого же индивида на черепе есть следы зажившего перелома от возможного удара тупым предметом. В последнем случае исследователь обращает внимание на явные признаки проведенного лечения.

Диахронная серия Минино I, сформированная в процессе раскопок археологического комплекса в низине Кубенского озера [27] , также как и прибалтийская группа не отличается большим количеством травм. Есть случай зажившего перелома ключицы, дистальной части лучевой кости, а у одного из молодых мужчин отмечена посмертная(?) травма бедра от удара острым оружием. Скрупулезное археологическое исследование, проведенное А.В.Суворовым, показало, что орудие типа клевца (наконечник копья?) было воткнуто в шейку левой бедренной кости. Характер травмы позволяет предположить, что удар был нанесен сзади в тело, находящееся в горизонтальном положении.

Синхронная и территориально близкая серия Попово – малочисленна, сохранность материала малоудовлетворительная. Тем не менее, анализ находок показал, что травм в этой группе на примере сохранившихся останков нет [28] .

Как видим, большая часть исследованных материалов северо–восточных территорий не демонстрирует высокого уровня травматизма. Тем не менее, представленные группы травм вполне адекватно отражают предполагаемые по данным археологии занятия населения и большую вовлеченность мужской части в рискованные травматогенные ситуации.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] Гурина Н.Н. Оленеостровский могильник // Материалы и исследования по археологии СССР. №47. М.;Л.: АН СССР. 1956.; Ошибкина С.В. Охотники–собиратели эпохи мезолита у озера Лача // Первобытная и средневековая история и культура Европейского Севера: проблемы изучения и научной реконструкции: междунар. научн.–практ. конф.: сб. научн. ст. и докл. / отв. ред–сост.: А.Я.Мартынов. П.Соловецкий (Архангельская обл.): изд-во «СОЛТИ». 2006. С.15–23.
• [2] Карху А.А., Кириллова И.И., Жилин М.Г. Охотничий промысел древнего населения стоянки Ивановское VII // Новейшие археозоологические исследования в России. М.: Языки славянской культуры. 2003. С.137–156.
• [3] Ошибкина С.В. Мезолит центральных и северо–восточных районов Севера Европейской части СССР // Мезолит СССР. Археология СССР. М. 1989. С.32–45; Давид Е. Обработка кости и оленьего рога на торфяниковых стоянках раннего мезолита: результаты технологических исследований в северо–восточной Европе // Северный археологический конгресс: Тез. докл. Ханты–Мансийск. 2002. С.266–267.
• [4] Ошибкина С.В. Мезолит центральных и северо–восточных районов Севера Европейской части СССР…; Бразайтис Д. Исследования торфяниковых стоянок в Литве // Северный археологический конгресс: Тез. докл. Ханты–Мансийск. 2002. С.261–263; Брзозовски Е., Симашко Е. Поселенческий комплекс каменного века на дрественском торфянике, северо–восток Польши // Северный археологический конгресс: Тез. докл. Ханты–Мансийск. 2002. С.263–265.
• [5] Ошибкина С.В. Мезолит бассейна Сухоны и Восточного Прионежья. М.: Наука. 1983. С. 273–274.
• [6] Гурина Н.Н. Указ.соч.
• [7] Якимов В.П. Антропологические материалы из неолитического могильника на Южном Оленьем острове // Сборник Музея антропологии и этнографии. Вып. XIX. М. Л. 1960. С.221–358.
• [8] Merbs C.F. Patterns of activity induced pathology in Canadian Inuit population // National Museum of Man (Mercury series). Archaeological Survey of Canada. 1983. №119.
• [9] Walker P.L. Cranial injuries as evidence of violence in prehistoric Southern California // American Journal of Physical Anthropology, 80. 1989. P. 313–323; Янкаускас Р.К антропоэкологии средневекового города (на литовских палеоостеологических материалах) // Экологические проблемы в исследования средневекового населения Восточной Европы. М.: ИА РАН. 1993. С.123–144.
• [10] Гурина Н.Н. Указ. соч. С.366.
• [11] Якимов В.П. Указ. соч. С.252.
• [12] См., например: Ortner D. J. Identefication of pathological condition in human skeletal remains. Second edition. Academic Press. 2003.
• [13] Гурина Н.Н. Указ. соч. С.366.
• [14] Якимов В.П. Указ. соч. С.252.
• [15] Там же. С.241.
• [16] Там же. С.241.
• [17] Гурина Н.Н. Указ. соч. С.312.
• [18] Якимов В.П. Указ. соч. С.255.
• [19] Гурина Н.Н. Указ. соч. С.378.
• [20] Якимов В.П. Указ. соч. С.251.
• [21] Гурина Н.Н. Указ. соч. С.362.
• [22] Там же. С.382.
• [23] Там же. С.290.
• [24] Там же. С.306.
• [25] Bennike P. Palaeopathology of Danish skeletons: a comparative study of demography, disease and injury. Copenhagen: Akademisk Forlag. 1985.
• [26] Дэрумс В. Я. Болезни и врачевание в древней Прибалтике. М.: Наука. 1970.
• [27] Суворов А.В., Бужилова А.П. Неординарные погребальные комплексы каменного века у д.Минино на Кубенском озере // OPUS: Междисциплинарные исследования в археологии. – М.: Изд-во ИА РАН. Вып.3. 2004. С.41–54.
• [28] Гохман И.И. Новые палеоантропологические находки эпохи мезолита в Каргополье // Проблемы антропологии древнего и современного населения севера Евразии. Л.: Наука. 1984. С.6–27.