Пигин А.В. (г.Петрозаводск)
Крестьянские дневники XIX–XX вв. как источники по изучению народной культуры (Дневник Г.Я.Ситниковой) Vkontakte@kizhi

Ценными источниками для изучения народной культуры, материальной и духовной, служат крестьянские дневники. Очень разные по своим жанрово-стилистическим особенностям, эти рукописные памятники доносят до нас живые голоса тех людей, которые, казалось бы, не сыграли заметной роли в истории, но свидетельства которых дают порой гораздо больше для ее понимания, чем многие исторические документы. Крестьянская автобиографическая и мемуарная литература позволяет взглянуть на историю и культуру «изнутри», глазами тех людей, которые являлись носителями традиционных ценностей, но при этом по многим вопросам имели собственное мнение.

Крестьянские мемуарные источники сравнительно недавно вошли в круг научных интересов археографов, этнологов и фольклористов. Как справедливо заметил Г. В. Маркелов в статье 1993 г. о крестьянских архивах в Древлехранилище Пушкинского Дома, «мемуары, записи отдельных воспоминаний, дневники, автобиографические записки и т. п. – материал, наличие которого именно в крестьянской среде даже и не предполагалось исследователями» [1] . В последние годы усилиями ряда ученых – Г. В. Маркелова, С. С. Гречишкина, В. В. Морозова, Н. И. Решетникова, М. В. Мелихова, В. П. Ершова, И. В. Мельникова, С. Б. Адоньевой и других – в научный оборот были введены тексты крестьянских дневников красноборца – жителя деревни Пермогорье И. С. Карпова, тотемского крестьянина А. А. Замалеева, печорского старообрядца С. А. Носова, заонежского бондаря П. Т. Ананьина, крестьянина села Вашки в Белозерском крае Д. И. Лукичёва и другие [2] . Краткий обзор крестьянских дневников в рукописных собраниях Древлехранилища Пушкинского Дома был сделан Г. В. Маркеловым [3] .

Известные сегодня дневники имеют преимущественно севернорусское происхождение и были составлены в конце XIX-первой половине XX в. В некоторых из них основное внимание уделяется событиям внешнего мира, деревенской или семейной жизни, реже – фактам общероссийской истории, в других дневниках ярко раскрывается внутренний мир автора, повествование приобретает исповедальный характер.

Очень разнородны дневники и в стилистическом отношении. Так, дневник заонежанина П. Т. Ананьина написан деловым, предельно лаконичным языком: «Я был дома, утром было собрание, делал ушат. Митька на лесозаготовке, Марья и хозяйка кое-что» [4] . В сочинениях С. А. Носова, как отмечает М. В. Мелихов, «переплетаются

стилистические формулы книг Священного Писания и просторечные обороты современного народного языка» [5] . Ярким литературным талантом обладал пермогорский крестьянин И. С. Карпов, сумевший в своем дневнике показать трагедию северной деревни времен советизации крестьянской жизни в 1920-1930-е гг. [6] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Крестьянские дневники представляют большой интерес для этнографов и фольклористов, поскольку содержат массу бытовых подробностей, описание повседневных хозяйственных занятий и промыслов, включают тексты заговоров, лирических песен, местных поверий и преданий.

Более подробно представлю один дневник, который заслуживает, на мой взгляд, самого тщательного изучения и публикации. Речь пойдет о дневнике мезенского крестьянина Григория Яковлевича Ситникова, хранящемся в Мезенском собрании Древлехранилища им. В. И. Малышева в ИРЛИ под № 151. Эта небольшая рукописная книжечка (в 8-ку, всего 96 листов) была найдена на Мезени во время экспедиции 1967 г. Н. Ф. Дробленковой, сотрудницей Отдела древнерусской литературы ИРЛИ. Рукопись была упомянута В. И. Малышевым в обзоре новых поступлений в Древлехранилище [7] и кратко представлена Г. В. Маркеловым [8] , но объектом специального изучения еще не становилась.

Содержание рукописи составляют рассказы о различных чудесах в местных приходах, о снах самого Ситникова, его родственников и знакомых, автобиографические заметки и отдельные литературные статьи (сказания «о лестовке», о «червленом яйце»). Записи, как правило, начинаются с точного указания даты и хронологически укладываются в промежуток с 1891 по 1909 г. В дневнике Ситникова нет информации социально-экономического характера, фактов гражданской истории, хозяйственных рецептов, описания деревенского уклада. Автора в большей степени интересуют вопросы духовной жизни, он стремится отмечать проявления чудесного, божественного в повседневном, описывает свой личный визионерский опыт. При этом в дневнике упоминаются многочисленные названия мезенских деревень, десятки имен местных жителей (Кычины, Герасимовы, Грибановы, Кожевниковы и др.), представители местного духовенства. В дневнике очень ярко представлена религиозная жизнь Лешуконья – Средней Мезени – на рубеже XIX-XX вв.

Из автобиографических заметок в дневнике выясняется, что Ситников родился в деревне Верхний Березник Ущельского прихода Мезенского уезда в 1859 г. Нищенское состояние семьи вынуждало его в детстве «кормитце Христовым именем» [9] . 12-летним мальчиком он поступил «во служение» к какому-то чиновнику, который обучил его грамоте. В 1880 г. Ситников был отправлен на военную службу, но скоро вернулся домой и в 1883 г. женился, по настоянию родителей, на односельчанке Евдокии Павловне Мишиной. В 1886 г. он жил в Соловецком монастыре, исполняя родительский обет: «родители мои дали обет; у мня у маленкаго, у годового, была трясучая болезнь, потому родители мои и дали обещание гот жить работать в Соловецком монастыре» (л. 17 об.-18). В 1899 г. Ситников обратился в старообрядчество, в белокриницкое согласие и в 1901 г. был поставлен старообрядческим священником. В заключительной части дневника он пишет о своем тесном общении с уральским и оренбургским епископом белокриницкой иерархии Арсением (Швецовым) (1840-1908), о своих поездках к нему в Нижний Новгород и Уральск, а также о путешествиях с женой по святым местам, монастырям и пустыням.

Дополнительные сведения о Ситникове извлекаются из различных документов в фондах ГААО и публикаций в АЕВ – они были систематизированы архангельским краеведом Н. А. Окладниковым [10] . Согласно этим материалам, после рукоположения в священники Ситников поселился в деревне Сёмженская, которая стала центром мезенских старообрядцев-поповцев. Здесь сперва в доме одного из местных жителей, а с 1908 г. в недавно построенном храме Ситников совершал богослужения. Наиболее позднее известное мне упоминание Ситникова содержится в переписи уже советского времени – 1926 г., где он отмечен как житель деревни Верхнеберезницкая, по роду занятий – сапожник [11] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Дневник Ситникова представляет большой интерес прежде всего для изучения «народной агиографии» Русского Севера [12] , поскольку содержит записи многочисленных чудес мезенского святого Иова Ущельского и почитаемого на Мезени неканонизированного Иуды Конещельского (Юды Трофимовича).

Святой преподобномученик Иов Ущельский (XVII в.) – соловецкий постриженик, основатель Ущельской, в честь Рождества Христова, пустыни на Мезени (у впадения р. Ежуги в р. Мезень). В 1628 г. он был убит разбойниками, пытавшимися ограбить монастырь. Братья похоронили тело своего учителя близ Христорождественского храма и устроили над ним гробницу. Местное почитание Иова установилось вскоре после его смерти. В середине XVII в. от его гроба начали происходить чудеса исцеления. Житие Иова Ущельского, содержащее очень скудные сведения о святом, известно сегодня всего в нескольких списках XVIII-XIX вв., представляющих две его редакции [13] .

Гораздо меньше известно об Иуде Конещельском. Ранних письменных источников о нем не сохранилось. Сведения об Иуде, взятые, вероятно, из устной традиции, впервые были изложены местным крестьянином Филиппом Федоровичем Ляпушкиным в письме епископу Архангельскому и Холмогорскому Иоанникию от 4 августа 1904 г. Согласно этому преданию, Иуда был учеником Иова Ущельского и после гибели последнего основал на р. Попьюге, притоке Мезени, близ местечка Конещелье, свою пустынь. Над могилой Иуды неизвестно когда была устроена небольшая часовня в честь апостола Иуды, брата Господня, к которой в XIX-начале XX в. ежегодно 19 июня собирались богомольцы. В 1914 г. на средства Филиппа Ляпушкина здесь была построена церковь в честь апостола Иуды и открыта Иудина пустынь, ставшая филиалом женского Ущельского монастыря [14] .

Основное содержание дневника Ситникова как раз и составляет описание различных чудесных событий, связанных с Иовом Ущельским и Иудой Конещельским. При этом автор явно ориентировался на канон посмертных чудес, которые обычно следуют в житиях за рассказом о смерти святого. Записи начинаются с точного указания даты, предельно фактографичны, события нередко излагаются от лица свидетелей этих чудесных происшествий. Около 20 записей посвящены Иову и примерно столько же – Иуде; в одном рассказе угодники действуют вместе.

Содержание рассказов об Иове достаточно традиционно для агиографии: святой исцеляет от болезней, наказывает за грехи и нарушение различных запретов, спасает в дороге, оказывает помощь в лесу и т. п. [15] В одной записи присутствует часто встречающийся в агиографии мотив «святой встает из своей гробницы». Иногда эти чудесные события происходят не наяву, а во сне, что также типично для книжных посмертных чудес. По признанию Ситникова, к св. Иову он испытывал особое благоговейное чувство уже с детства: «...я ходил кажной праздник к заутрени в Ушщелье к святому Иову, растаяние от деревни 3 версты. Я ходил не скучал». Если по каким-то причинам он не мог попасть на службу, то чувствовал, «бытто чего-то не достает или чего-то бытто бы потерял» (л. 18-18 об.). В доме Ситниковых находилась икона с изображением Иова Ущельского, св. епископа Григория Неокесарийского (святого покровителя Г. Я. Ситникова) и св. преподобномученицы Евдокии (святой покровительницы его жены), а над ними, «выше всех святых написан нерукотворенной образ Спасителя» (л. 38 об.).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В конце XIX в. на Мезени имело место, судя по всему, усиление культа св. Иова, что также не могло не способствовать поддержанию благочестивого интереса Ситникова к его чудесам. В 1880-е гг. перестраивался архитектурный комплекс Ущельского прихода: в 1886 г. была возведена новая Христорождественская церковь; в 1889 г. – поновлена церковь Иова Многострадального [16] . Какой-то частью прихожан, в их числе и Ситниковым, прилагались, по-видимому, усилия к возрождению в Ущелье монашеской жизни: «очюнь мы жадны монастырем, все бы желали» (л. 34). Чудеса св. Иова, с надлежащим церковным освидетельствованием, записывались и представителями местного клира. Так, в памятную книгу Ущельской церкви, которую составлял приходский священник о. Федор Смирнов, были внесены три чуда св. Иова, произошедшие в конце 1880-х гг. [17] В 1890-е гг. материалы для жизнеописания соловецких святых, в их числе и Иова Ущельского, собирал о. Никодим (Кононов) (1871-1919), уроженец Мезенского уезда, известный агиолог, впоследствии епископ Белгородский, священномученик [18] . Ситников, по-видимому, был знаком с о. Никодимом и некоторые записи о чудесах св. Иова делал специально для него. В дневнике он рассказывает о своих безуспешных попытках отправить эти записи о. Никодиму по почте.

Важное событие в жизни Ущельского прихода произошло в 1888 г., когда во время ремонта Иовской церкви рабочие нашли в земле, под гробницей св. Иова, человеческие кости. Местные крестьяне подали прошение в Святейший синод о признании этих костей мощами Иова Ущельского и о переложении их в новую раку [19] . Прошение подписали восемь человек, среди которых был и Ситников [20] . Это дело рассматривалось Архангельской духовной консисторией в течение нескольких лет. Прошение так и не было удовлетворено на том основании, что принадлежность костей св. Иову не была доказана. О тех же событиях 1888 г. повествуется и в дневнике Ситникова. Официальные рапорты и резолюции по этому делу представителей местного духовенства, с одной стороны, и крестьянский мемуарный источник, с другой, дополняют друг друга. В своем дневнике Ситников рассказывает, как он сам спускался к могиле и даже «похитил» частицу мощей святого (л. 34 об.). Если церковные власти в своем отрицательном решении по данному делу ссылаются на «Духовный регламент» 1721 г., запрещающий почитание «сумнительных мощей» без тщательного «розыску» [21] , то для Ситникова важным является сакральный прецедент. Обретение подлинных, в чем он нисколько не сомневается, мощей Иова Ущельского Ситников сравнивает с чудесным обретением головы Иоанна Предтечи, о котором он читал в Житии Матроны Цареградской. Конфликт Ситникова и других крестьян с местным духовенством в решении вопроса о судьбе найденных мощей, вероятно, стал одной из причин отхода Ситникова от господствующей церкви с последующим его обращением к «старой вере».

Рассказы об Иуде Конещельском изложены тоже по образцу посмертных чудес, но по своему содержанию несколько отличаются от записей об Иове. В большинстве этих рассказов речь идет о пропаже животных в лесу и их последующем возвращении благодаря Иуде. Иногда Иуда в качестве условия своей помощи повелевает хозяевам животных печь «коровашки» и раздавать их в течение определенного времени нищим. В одном из чудес он исцеляет от болезни быка. По данным современных этнографов, о возвращении потерявшихся животных местные жители молятся Иуде Конещельскому и в наши дни [22] . Функция «скотьего помощника» принадлежит на Севере и некоторым другим святым: например, Макарию Желтоводскому, почитавшемуся в Каргополье в Хергозерской пустыни, и Пахомию Кенскому. Севернорусские сказания об этих святых также включают рассказы о пропаже и исцелении животных [23] .

Записанные Ситниковым истории об Иуде свидетельствуют о весьма неоднозначном отношении местного духовенства к его народному почитанию. Так, Ситников рассказывает о попытках местного священника из деревни Койнас Евграфа Калинникова разрушить часовню Иуды, «чтобы не ходили больше люди по овещанию к Юды» (л. 40). Кстати, жалобы о. Евграфа на склонность местных жителей к расколу и нравственной распущенности еще в 1850-е гг. включил в свою книгу «Год на Севере» С. В. Максимов [24] . Отец Евграф получил от «духовных властей» разрешение на ликвидацию часовни. Когда его помощники приступили к этому делу, Евграф ослеп и был прощен и исцелился только после того, как дал обет больше не разорять Юдину часовню. Вместе с тем среди тех лиц, кто обращался за помощью к Иуде в связи с пропажей животных, Ситников называет и местного священника – попа Нисогорского прихода Алексея Ильинского. После того как у него нашлись овцы, он «съездил к Иуды, сослужил панихиду Иуды и прославил Господа Бога и также и угодника» (л. 62 об.).

В записях как об Иове, так и об Иуде в дневнике Ситникова зафиксирован, кроме того, широко распространенный на Русском Севере обычай давать обещание святому («класть заветы») о приношении в его часовню или церковь вотивных предметов, нередко символически обозначающих больные или уже исцеленные части тела. Так, Ситников рассказывает, как однажды у него заболел палец. Во сне он увидел себя в Иовской церкви, Иов Ущельский повелевает ему подать серебряный наперсток, лежащий на церковном столике среди других предметов. Ситников выполняет это повеление, а после пробуждения приносит из дома в церковь Иова серебряный наперсток – точно такой же, какой он видел во сне.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Представленные в дневнике Ситникова формы народного культа Иова и Иуды в целом соответствуют практике почитания святых и святынь крестьянами на других территориях [25] . Ценность данного материала в том, что эта практика оказалась запечатлена самим носителем этой традиции и в те времена, когда она еще не находилась в стадии угасания.

Рассказами о чудесах Иова и Иуды не исчерпывается содержание дневника. Ситникову являлись в «тонком сне» и некие безымянные святые, а также св. Матрона Цареградская и св. Феодосий Угличский и Черниговский. Во время пребывания в сёмженских кельях, где находилась местная почитаемая икона Казанской Божией Матери, он увидел во сне саму Богородицу. Ситников рассказывает о своем общении с бесом, живущим в голове бесноватой женщины, и с неким соловецким юродивым, явившимся ему во сне. Некоторые свои сновидения он переписывает дважды, дополняя второй список новыми деталями и толкованиями. Сон и явь порой причудливо совмещаются в его сознании. Так, рассказав о своем рукоположении в священника, Ситников вдруг заявляет: «хотя я и был поставлен во священики, но еще нечего ненаученой. <...> Доложно быть, мне ето привиделось во сне к утвержению» (л. 88 об.).

Отсутствие четких границ между миром реальным и трансцендентым, «тонкое» духовное зрение рассказчика и его глубокая вера в неизменное участие сакральных сил в его собственной жизни и жизни его земляков – таковы отличительные особенности этого интересного памятника поздней крестьянской письменности.

// Кижский вестник. Выпуск 17
Карельский научный центр РАН. Петрозаводск. 2017. 316 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф