Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Однажды, 60 лет назад, мне довелось услышать, как эвакуированный с Карельского перешейка лодочных дел мастер Вильям Лаулаяйнен рассказывал моему отцу о том, что на Ладоге объявились чужие рыбаки, которые используют быстроходную лодку с одним парусом только для попутного ветра (Laulajainen, 1945-52). [1] Рыбаки оставались на рыбной ловле настолько долго, что успевали дождаться попутного ветра для того, чтобы вернуться домой. Лаулаяйнен был хорошо известным лодочным мастером. Особенно высоко ценились, построенные им десятиметровые и двухмачтовые большие рыбацкие лодки. Как говорили, на одной из таких лодок один раз он обошел большой двухвинтовой пароход «Валаам». Поэтому то, что Вильям Лаулаяйнен говорил о лодках с парусом для попутного ветра, как о лодках, которые были быстрее его собственных лодок, действительно свидетельствует об их быстроходности.

Лаулаяйнен не знал, откуда чужие рыбаки пришли на «финскую Ладогу». Намного позже мне удалось получить интересную фотографию, которая происходила из архива Элины Лоппери. На фотографии была изображена лодка рыбацкой артели из ингерманландской деревни Нижняя Микула, которая находилась на старой финской границе с Советским Союзом (рис. 1). Фотография была сделана в 1935 году, на ней именно такая лодка, как описывал Лаулаяйнен. Хорошо знавший эту территорию и ее населенные пункты петербургский врач Алексей Крюков рассказывал мне, что в деревне, которая находилась южнее д. Морья, до революции жили русские рыбаки (Krjukov, 2005). В ежегоднике Морского музея Финляндии в статье о ладожских лодках, с определенной долей осторожности, я назвал «путешествующих по ветру» «морьялайненами». [2] Главный врач Пентти Ахтиайнен, живущий в Уусикаупунки, рассказывал об интервью своего деда рыбака Антти Ахтиайнена, в котором говорилось о тех же самых рыбаках. Жители Карельского перешейка называли их «тоускейненами» (Ahtiainen, 2006.). Время рыбной ловли было продолжительным по времени, на промысле рыбаки находились вместе со своими семьями, иногда дети появлялись на свет в лодке, в которой жили рыбаки. Главной промысловой добычей для этих рыбаков был сиг.

Антти Ахтиайнен высказал предположение о том, что рыбаки могли быть с берега реки Волхов, из тверских карел или из других мест, например, с озера Пейпси (Чудского) из Эстонии с реки Нарвы. На Ладогу они добирались через Финский залив и Неву, предположение могло быть сделано на основании языка, на котором говорили рыбаки. Путь по реке Волхов до Старой Ладоги был хорошо известен представителям рода Антти Ахтиайнена. Рыбаки из этой семьи много раз проделывали его.

После того, как я начал изучать этот вопрос, выяснились некоторые обстоятельства. Дело в том, что кузен моего деда земледелец и рыбак Юха Матинпойка Ламберг из Сортавальских шхер, рассказывал о тех же самых рыбаках своему внуку Янне Ламбергу (Lambert J.), а именно о том, что «чужие рыбаки» говорили на карельском языке. Революция и признание независимости Финляндии не полностью закрыли, проходившую по Ладоге водную границу. [3] Между государствами была достигнута договоренность о взаимном использовании этих рыболовных территорий. И, вплоть до 1930-х годов, в финских водах можно было встретить «гостей».

Итак, основной путь лежал в направлении Волхова, однако, откуда разговор о районе озера Пейпси? В книге «История ингерманландских финнов» говорится, что рыбаков, которые приходили на рыбный промысел на Ладогу через Неву, ингерманландцы называли «сомракойненами» или «сыреницейнами», по названию места, откуда они приходили, т.е. с берегов озера Сомраярви (Западная Ингерманландия), а также из Сёренецы или Васкнарвы на озере Пейпси. [4] Таким образом, рыбаки могли приходить с территорий Восточной Эстонии и Западной Ингерманландии. Поэтому я начал изучать эстонские источники. [5] В них подтверждалась информация о ежегодной рыбной ловле в Кронштадском заливе и на Ладоге. Весной рыбаки приходили в Усть-Лугу с озера Сомраярви по реке Луга, а также с озера Пейпси по реке Нарва и по маленькой речке Росона. Существует информация о том, что рыбаки с озера Пейпси доставляли в зимне-весеннее время на лошадях рыболовные снасти – до 100-150 сеток на лодку и необходимое продовольствие в Васкнарву. По позднему весеннему льду они приходили пешком, арендовали грузовые лодки и спускались до верхних порогов реки Нарвы. Оттуда путь продолжался на лошадях до железнодорожного вокзала Нарвы и на поезде до Ораниембаума, далее добирались на лошадях до ингерманландской деревни Куккуси, где осенью ими были оставлены под присмотром лодки и часть снаряжения. Если на море не было льда, то сразу же продолжали путь на лодках до Кронштадта, если же на море стоял лед, то ожидали его схода в деревне Куккуси. Рыбу ловили сетками, 4-5 рыбаков в лодке, 30 сеток на человека. Вопросы о сетках, сбыте рыбы, о проживании и питании, распределении доходов между членами артели решали сообща. Совместным было содержание лодок, также вместе несли все необходимые издержки. В Кронштадте жили в сараях, спали на деревянных настилах. Часть рыбаков уходила по Неве на Ладогу.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Промысловый период на Ладожском озере продолжался с мая до зимнего праздника Св. Николы (6.12). Доход составлял 100-150 рублей на мужчину, за приготовление еды женщине платили 25 рублей, мужчине – 30. Почему рыбаки уходили на рыбный промысел на Ладожское озеро?

В семье Ахтиайненов сохранились сведения о том, что еще между мировыми войнами финские жители морского побережья Карельского перешейка уходили летом на рыбный промысел с Финского залива на Ладогу, к лучшим тоням в более глубоких и холодных водах Ладожского озера (Ahtiainen, 2006).

Однако, нет письменных источников о рыбном промысле «жителей земли Пейпси», как и о рыбаках, приходивших с реки Волхов, о них сохранились только отдельные сведения. На расстоянии 300 км, в южном направлении от Ладоги, за водоразделом находится озеро Селигер, на берегу которого расположен Осташков монастырь во имя великого монаха-отшельника Нила Столобенского (Монастырь Нилова Пустынь) (Jääskinen, 2008; Saarikivi, 2008). Монастырь и православная община, нуждались в большом количестве рыбы во время постов, что способствовало процветанию на этой территории рыболовства. Окрестности Валдайской возвышенности и Тверской губернии, были опустошены во время Литовской войны, и на эти земли монастырь призвал новое население – православных карел с Ладожской Карелии и Олонца. [6] Таким образом, многие православные жители Ладоги воспользовались этой возможностью, чтобы покинуть родные места. Эти события происходили в 17 веке во время усиления влияния шведской короны.

Годовые странствия рыбаков с озера Селигер описывают так: «Веснами они тащили лодки и сани по земле на озеро Ильмень и спускались по реке Волхов до Ладоги». [7]

Так как прямой наземный путь из монастыря к месту ловли составляет 150 км, то я начал изучать карты. Они показывают, что ближайший водный путь для спуска по реке мог быть немного севернее, в 4,5 км. Более точные карты дают основания предполагать, что небольшие порожистые ручьи с крутыми берегами невозможно было использовать для судоходства. Однако, в 30 км, протекают реки Ява и Пола, которые выглядят весьма подходящими для такого мероприятия. Исследователь музея-заповедника «Кижи» Юрий Наумов ссылается на сведения академика Н.Я. Озерецковского о том, что совсем рядом на расстоянии 80 км на реке Ловати был важный порт Холм. Попробуем предположить, как мог пролегать данный маршрут путешествия. На лошадях по весеннему насту тащили большие плоскодонные лодки со снастями от своего берега поближе к пригодной для судоходства реке, впадающей в озеро Ильмень. По ней спускались до Ильменя и далее по реке Волхов, по древнему торговому пути Великого Новгорода, шли к Ладожскому озеру. Часть рыбаков оставалась там, а часть оправлялась на промысел к морю через Неву, территория рыбной ловли простиралась от берегов Ингерманландии в западном направлении до Рижского залива. С приближением зимы рыбаки возвращались через Нарву к озеру Пейпси и Псковкому озеру. Лодки и снасти продавали местным рыбакам. Из Пскова возвращались домой по суше, шли в юго-восточном направлении, проделывая путь около 300 км. Зимой строили новые лодки и делали снасти, сначала для своего использования, а потом для продажи.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Таким образом, на Неве встречались рыбаки, которые приходили на промысел по двум направлениям. Со второй половины 17 века в эстонских источниках есть сведения об «осташковцах», но о рыбаках, приходивших на Ладогу с озера Пейпси, они появляются только начиная с 19 века. [8]

В России господствовало крепостное право, в Эстонии крестьяне были зависимы от господ, говорящих на немецком языке. Однако в России положение рыбаков было немного легче. Из-за большого числа православных постов требовалось большое количество рыбы. Поэтому к рыбакам относились благосклонно, им было проще «оправдывать свою свободу». В Эстонии, напротив, право на рыбную ловлю долгое время было строго ограничено. [9] Издавна, осташковцы, которые серьезно занимались рыбным промыслом, приносили новые традиции рыбной ловли и типы лодок на озеро Пейпси. Их слава настолько широко была распространена, что даже шведский король просил у Петра I разрешения отправить 2-3 рыбаков в Стокгольм для демонстрации своих умений. [10] Анти Ахтиайнен также вспоминал, что «тоуски» осуждали финнов, если кто-то, в угоду «хорошим правилам» забывал об опыте использования традиционных «рыболовных снастей» (Ahtiainen, 2006). Долгие годы опыт многих поколений был основой для обучения рыбной ловле. Оптовая торговля рыбой и снастями на расстоянии сотни километров от Петербурга была «сферой влияния» семей, выходцев из Тверской губернии. [11] С расширением их деятельности тех, кто приходил с других территорий, стали называть осташковцами, точно так же, как выходцев с озера Селигер. По реке Сясь, вероятно, добирались рыбаки с Тихвинского направления. Организацией торговли занимались агенты из разных мест. Очень хорошо был известен крупный рыбак Сууронен (очевидно, Юхан сын Якова Сууронена, 1840-98), посредник по поставке продукции осташковцев. [12]

Мой интерес к этой теме, касающейся отхожего рыбного промысла, берет начало с рассказа об особых лодках, которые видели на Ладоге (Laulajainen, 1945-52). Можем ли мы в настоящее время сказать, как они выглядели? О пятиметровых лодках с озера Пейпси есть отдельная информация, чертежи и фотографии (рис. 2-5). [13] Также есть фотографии рыбацких лодок такого же типа, но в два раза длиннее, они происходят с побережья Ингерманландии (рис. 6). [14] Эти лодки полностью отличаются от западных эстонских морских лодок. У этих лодок плоское дно без киля, за счет чего они хорошо приспособлены для того, чтобы их можно было тащить по суше с помощью лошадей, особенно по весеннему насту. На них было также легко ходить по Южной Ладоге и по мелководному побережью Ингерманландии и озера Пейпси. С другой стороны, я удивляюсь, как их могли использовать на волнах в открытом море. Дно лодки сужалось в носу, и его дугообразная форма была достаточно острой, так что нос лодки во время движения «резал волну по верхнему краю». Однако, использовать парус можно было только при попутном ветре, что являлось существенным недостатком. Правда путешествие на веслах и ожидание подходящего ветра были в то время привычным делом. Единственная мачта и расположение паруса в носу облегчали управление лодкой при попутном ветре. [15]

Отличительной чертой этих лодок был нос и корма. Передняя часть была прямая, с хорошим наклоном, поднимающаяся достаточно высоко и сильно загибающаяся к верху. Почти такие же профили носов были у больших рыбацких сойм на Ладоге (рис. 7), на Онежском озере у кижанок всех размеров (рис. 8), а также у некоторых лодок на Белом море и в Поморье. [16] Русские называли такую кокору карельским или поморским носом, а упомянутый в начале статьи мастер-лодочник Лаулайнен, называл ее донскотти-носом. Корма, напротив, более пологая, как у лодок с Ладоги и Онего, по форме она в большей или меньшей степени напоминает нос.

Корма пейпсиярвенских и осташковских лодок низкая, прямая и широкая, почти такая же, как у наших весельных лодок района Саво. Если сравнить материалы известные нам о лодках рыбаков, приходивших с реки Волхов, с одной стороны, и о лодках с озера Пейпси, то получится, что все лодки имели одну модель. Так как их столетиями продавали в Эстонии, причина общей формы лодок очевидна.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Насколько редкими были эти регулярные и длительные по времени промысловые сезоны далеко от родных берегов? На сотни километров вокруг у финнов были в общем пользовании места рыбной ловли, охоты и подсечного земледелия, которые были их главными занятиями. У жителей Хяме были постоянные места рыбной ловли в Финском заливе, из района Южной Эстерботнии ходили на рыбную ловлю в Кваркенский пролив в шхерах Миккели. Ежегодно, во время путины, перемещались к северным рекам на Калласаари. Традиционными были походы на лыжах в зимне-весеннее время к местам рыбной ловли на побережье Норвегии и Северного ледовитого океана. [17] Оттуда возвращались домой пешком только к началу сенокоса. Известно, что немецкие рыбаки с южных берегов Балтийского моря совершали походы к финским берегам, ловили рыбу на полуострове Иберия и в Ново-Скотии (Канада). [18] Мне представляется, что история отхожего рыбного промысла из Тверской губернии на Ладогу и в Эстонию включает столько различных особенностей, что это могло бы стать предметом серьезного научного исследования.

Кто были эти люди, среди которых традиции рыбного промысла зародились, и кто их развивал? Когда было образовано Новгородское государство в 862 году, часть его жителей принадлежала к финно-угорскому племени. Об этом говорится в текстах на старом финском языке. [19] Постепенно с южной стороны проникали славяне, они смешивались с местным населением. [20] Петербург был основан на территории, где проживали финны, ингерманландцы, водь, до революции в Петербурге часто звучала финская речь. Петербург даже называли «самым большим финно-язычным городом в мире» (Ikonen, Lamberg P., Lamberg J., Mäntynen).

Какая доля в описанной выше традиции рыбной ловли имела прибалтийско-финские корни и как на нее повлияло переселение православного карельского населения из Северного Приладожья в Тверскую губернию четыреста лет назад? Территория распространения карельского языка на карте в 19-20 вв. совсем не ограничивалась только границами озера Селигер, напротив, на картах отражено переселение карелов с Ладожской Карелии и Олонца на Валдайскую возвышенность и в Тверскую губернию в 17 веке. В значительной мере переселенцы доходили, например, западнее Осташкова, до Старой Руссы, по реке Ловати до города Холм. [21]

Естественно, что когда артель рыбаков не находила на Селигере и маленьких водоемах в его окрестности хорошего улова, который удовлетворил бы их нужды, то переселенцы с Ладоги могли предлагать рыбакам известные им тони. Возможно, что у них были общие права на пользование этими водоемами (Kuzmin, 2012). Вихри истории разбросали карелов в разные стороны. На новых местах проживания, в большей или в меньшей степени, они сохраняли традиции промыслов, одновременно перенимая материальный и духовный опыт жителей новой местности, которая стала им домом. Осташковцы не были первыми или последними, но сфера их деятельности была обширной, а ее значение для того времени удивительно большим.

Источники

1. Ahtiainen Antti – Ахтиайнен Антти, земледелец, рыбак. Метсяпиртти
2. Ahtiainen Arvi – Ахтиайнен Арви, земледелец, рыбак, Метсяпиртти/Уусикаупунки
3. Ahtiainen 2006 – Ахтиайнен Пентти, лиценциат в области медицины. Уусикаупунки, электронная почта
4. Ikonen – Иконен Ааро, оптовый торговец. Миккели, рассказ родственника
5. Jääskinen, 2008 – Яяскинен Ауне, профессор. Хельсинки, устная информация
6. Kuzmin 2012 – Кузьмин Денис, лиценциат в области филологии. Петрозаводск/Хельсинки, устная информация
7. Krjukov 2005 – Крюков Алексей, врач, Санкт-Петербург
8. Lamberg Juho Matinpoika – Ламберг Юхо Матинпойка, земледелец, рыбак. Сортавала/Ханкасалми
9. Lamberg Juho Pekanpoika – Ламберг Юхо Пеканпойка, сапожник. Сортавала/Пори, устная информация
10. Lamberg P. – Ламберг Пекка Антинпойка, сапожник. Сортавала, рассказ родственника
11. Lambert J. – Ламберт Янне, лиценциат в технической области. Ювяскуля, устная информация
12. Laulajainen 1945-52 – Лаулаяйнен Вильям, лодочный мастер. Пухяярви Союз чиновников/Падакоски, устная информация
13. Mäntynen – Мянтюнен Тиитус, дипломированный фаготист, капельмейстер. Миккели, устная информация
14. Saarikivi, 2008 – Саарикиви Янне, профессор. Хельсинки, электронная почта

• [1] Список источников приводится в конце статьи.
• [2] Arjava J. Laatokan vene // Nautica Fennica 2005-2006. Helsinki, 2006. S. 60.
• [3] Säteri K. Rajavartiolaitoksen historia. 2 osa. Mikkeli, 1969. S. 164-165.
• [4] Lohi A. Hailinnolliset ja taloudelliset olot // Inkerin suomalaisten historia. Jyvaskyla, 1969. S.144.
• [5] Manninen I. 1931. Die Sachkultur Estlands I, Tartu, 1931. S. 101-106; Ränk G. Peipsi kalastusest. Tartu, 1934. S. 155, 181-182; Moora, A. Peipsimaa etnilisest ajaloost, Tallinn, 1964. S. 238-240; Toots H. Peipsimaa etnilisest ajaloost // Eesti kalanduse minevikust. II koguteos. Stockholm, 1985. S. 211-217.
• [6] Virtaranta H. ja P. Kauas laksit karjalainen. Porvoo, 1986. S. 316-317; Saloheimo V. Entisen esivalian alle, uusille elosijoille. Tampere, 2010. S. 23.
• [7] Manninen I. Die Sachkultur Estlands. S.103.
• [8] Toots, H. Peipsimaa etnilisest … S. 213.
• [9] Ibid.
• [10] Toots H. Peipsimaa etnilisest … S. 212.
• [11] Manninen I. Die Sachkultur Estlands. S.104.
• [12] Ibid.
• [13] Moora A. Peipsimaa etnilisest ... Taulu XIII ja XV, Ränk 1934 kuvat 5, 6, 8, 9, 36, 45, 75, 120, 121.
• [14] Tšistov K.V. Venalainen perinnekulttuuri. Helsinki, 1976. Kuva 18a.
• [15] Moora A. Peipsimaa etnilisest … Taulu XV 1.
• [16] Arjava J. Laatokan vene; Nabokova I.I., Naumov Ju. M. Stroiteljstvo lodki-kizhanki, nayttelyesite. 2005; Paulaharju S. Wanhaa Lappiaja Perapohjaa. 2. painos. Helsinki, 1963; Galenko V. Poljarnyi Odissei. M., 1992; Реконструкция шитой кольской шняки. Традиционная форма штевней (носовой и кормовой «кокор»). URL: www.sewboat.narod.ru/shnjaka.
• [17] Ervasti A. V. Suomalaiset Jäämeren rarmalla, Matkamuistelmia. Oulu, 1884. S. 245-260, Paulaharju S. Wanhaa Lappiaja … S. 88-100.
• [18] Henriksson M. Toinen aalto, Eurooppalaiset rosvo-ja loytoretket Amerikassa. Tampere, 1997. S. 19.
• [19] Haavio M. Tuohikirje nro 292. Vanha suomalainen muinaisuskonnon lähde // Virittäjä. 1964. 1. S. 2.
• [20] Toots H. Peipsimaa etnilisest ... S.211, 212.
• [21] Кеппен П. Карта расселения новгородских и тверских карел 1834 г. // Этнографическая карта европейской России. СПб., 1851. Рис.12; Lallukka S. The breakdown of Tver’ Karelian demographic continuity // Ethnic and racial studies. Vol. 19,2. 1996. S. 321; Härkönen I. Karjalaisten ja Vepsalaisten asuma-alueet. Karjalan Kirja. Porvoo, 1932, karttaliite; Saloheimo V. Entisen esivalian … S.96, 100, 102, 104, 105, 116, 119, 125.