Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Фольклорный архив музея «Кижи» начал создаваться в 1988 году – именно к этому времени относятся первые записи на магнитофон устных рассказов жителей окрестных с Кижами деревень. Инициаторами создания «звукового архива» стали составитель данного материала и старший научный сотрудник музея «Кижи» Е.И.Яскеляйнен. Материалы устных воспоминаний записывались во время многочисленных фольклорно–этнографических экспедиций в различные регионы Карелии (Заонежье, Пудожье, Поморье) в 1990–е годы. Позднее к участию в собирании присоединились Л.В.Трифонова, Е.М.Наумова, И.И.Набокова, Ж.В.Гвоздева и другие сотрудники музея «Кижи». С 1999 года экспедиционные магнитофонные записи стали расшифровываться и распечатываться на компьютере. Ныне фольклорный архив является частью научного архива музея «Кижи» и насчитывает более 130 единиц хранения.

Впервые устные рассказы заонежан из фольклорного архива музея «Кижи» увидели свет в журнале «Живая старина» (№1 за 2001 год). Статья была посвящена 200–летнему юбилею известного сказителя былин Т.Г.Рябинина (1801–1885 гг.) и представляла собой воспоминания членов семьи Рябининых. Перед вами вторая публикация материалов фольклорного архива. В ней собраны воспоминания людей, родившихся в 1900–1910-е годы, которые жили в Кижском приходе (позднее – Кижском сельсовете) и были свидетелями гражданской войны, нэпа, коллективизации. География проживания рассказчиков — деревни Погост, Ямка, Потаневщина, Серёдка, Воробьи, Кургеницы, Телятниково, Дудниково, Волкостров. Практически все информанты ушли из жизни в 1990-е годы, но на пленках сохранились ценные свидетельства устной истории 1910–1920-х годов.

Общеизвестно, что аудиодокумент, наряду с архивным документом, является важным историческим свидетельством. Главное, что дают такие «звуковые» документы, это возрождение исторического контекста времени. Прекрасно, что в них присутствует непроизвольно эмоциональный, оценочный компонент. Ненадежность человеческой памяти, на которую многие пеняют, сродни ненадежности архивных документов, где также присутствует элемент субъективный. «Творческий» характер некоторых рассказов – очевидный факт, но он проверяем на основе большого числа однотипных рассказов и анализа этих свидетельств.

Несмотря на то, что собираемый «крестьянский архив» имеет дело с рядовыми участниками исторического процесса, рассказывающими о, казалось бы, рядовых фактах, многие из устных историй имеют значительную художественную ценность (записи плачей, сказок, преданий и т. п.) и являются важными источниками. Ценностью записанных воспоминаний является не только обилие этнографических деталей, интересных обрядовых фактов, сообщенных информантами, или описаний тех явлений, которые навсегда ушли из жизни, — традиционной заонежской свадьбы, часовенных праздников, веры в колдовство и колдунов… Авторы воспоминаний сохранили живой русский язык, который, как известно, является основой народной культуры и который в большинстве своём утерян современным поколением жителей заонежских деревень.

Текст воспоминаний подвергся частичному сокращению, составитель позволил себе убрать некоторые повторы, а также слова и выражения, свойственные только устной речи. Диалектное ударение обозначено жирным шрифтом, локальные слова и выражения — курсивом.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Фольклорные записи расшифрованы А.А.Поповой и Р.Б.Калашниковой. Подбор фотографий Т.Г.Тарасовой.

Дегтярёва (в девичестве — Горина) Евдокия Матвеевна, родилась 14 марта 1899 года в д.Кургеницы Кижского прихода, умерла после 1995 года в селе Великая Губа.

Беседы и игрища

Тогда девушек много было да парнев много. На одну бесёду не помещались. В Кургеницах дом занимали у Орехова Матьвея и в Лахты у Кузьмы. Тожа бедняк быу, дак оны держали бесёды, а им платили. В избе Козьмы Кочанова печка была чёрна, дак сидели старик и старуха на печке, обои оны в саже. Парни и девушки соберутся около семи часов — восьми и всё там живут, тогда ашо танцев не было, всё кадрели. Дак уж до 11, до 12 часов… Вот соберутся, их пар 6, 4, вот и ходят. Танцевали ланцы. А шестёрку тоже, да я уж и забыла. Теперь уж всё забыто. Ничего не помнишь. В игры всякие играли. Платили за бесёду … Они не брали деньгамы, а брали как? Вот кто масла принесёт, кто муки принесёт — вот чего брали оны.

Весна придёт, мячком играли. Вот соберутся парни, девушки и вот мечком играли. Там на середины деревни быу крест большой, так вот около этого креста и играли. Мечок такой резиновый быу. А потом шили мячки. Эдакие — из тряпок набивали, и такима играли. И тут хоровод делали. Девушки встанут, за ручки захватятся, кругом вертятся, сделают там как свадьбу. Оденутся как? Сарафаны, тогда не были этых юбок, сарафан, передник, кофта. А на головы платок. Как тёпло, дак у кого коса хорошая, без платка.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Крестьянское хозяйство

Вместях–то жили, дак хорошо. Было хозяйство хорошее, пока не было разделённости, я как девушкой была. А как разделились оны — по три коровы досталось, по лошади. Я недалёко от Кургениц вышла замуж (смеётся)… в самы Кургеницы. Отец мой — Матвей Михайлович Горин. А я тоже была Горина. А замуж вышла – Дехтярёва была. Замуж вышла, там 6 коров было, 3 лошади было. Одна лошадь выезжалая, вот на той лошади только ездили, молодая такая была. И 6 коров, óвец много держали. По двенадцати держали, по десять держали óвец. А девушка как замуж выдет, дак в придано давали корову.

Деревня

В Кургеницах сколько двуэтажных было домов? У Титовых двуэтажный, у Екимовых двуэтажный быу, а больше нету ни у кого. Всё остальные одноэтажны делали дома. Лавки держали Титовы и Филины. У Филина дом одноэтажный, но дом богатый был, большой. Фатерья большие, да горница, да через сени ашо. Титовы… У него было 6 сыновей. Сам седьмой да две дочки. Дак оны жили очень хорошо. Дом был двухетажный, и всё у них кругом было выделано: колодец сделанный был, от берега недалёко. Деревня большая была да красива деревня была!

А зимой – праздник Рожество, дак все сбирались в Кургеницы. В праздник госей берут, девушек, вот если я девушка, дак чтоб девушек познакомить, берут в гости. Держат неделю, а то и больше. У меня с Сенные Губы было дви сестры, ездили ко мне в гости, и две недели жили. Наряжоныма ходили, катались на лошадях, приедут и живут дви недели. А их дви недели угощают и кормят. И лошади стоят во двори, там хозяин их кормит, а парни гуляют. Днём катаются, а потом наряжоныма ходили. Сделают невесту такую, ленту привяжут и песни поют. С музыкой, глаза закрыты – узнавайтя! Кто узнае, а хто и не узнае. Да, и я девушкой была, дак тоже ходила наряжоныма.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Была часовня в Кургеницах, хороша была! И колокольня была хороша, когда Паска, так всю неделю звонят. Неделю целу звонят. Часовня была на середины деревни, место очень красивое и дубровка! И вот в воскресенье сбираются тут. Очень красива деревня была. А теперь не похожа и на деревню. А тоугда Курьгеницы всем нравились.

Пища

Пироги пекли белы, потом налетушки с чернаго теста … Такия круглы, сверьху начинку делали с картошки. Потом сметану кладут, спекут, намажут маслом. Бела пекли только по праздникам, когда с рисом пироги, с горохом, со пшеной. На неделе не пекли. Калитки пекли эдаки … пшеной начинают … туды картошкой, вот таки калитки. Калитки кажно воскресенье пекли да на неделе ищо спекут. А на праздник назывался рядовик. Белы блины такие толсты пекли, намажут, сыром насыплют и потом эдак режут, как гости придут. Стопкой блины кладовают. А руськи печки были, если что в печку кладовают греть … А печку топят, она до вечера печка…

Загусту делали из черной муки. Загусту делали, а ели простоквашу, да в простоквашу кладут брусники, да песочку. Она густая, да как ложкой возьмёшь, а вся, ляй, туда и спустишь. Скот держали, так не то, что на праздник, в воскресенье делали колюбаки. С чернаго теста колюбаки делали. Нарежут эдак кусочкамы, вымоют не в одной воды, потом обтекётся, и вот в черной муки кисло тесто делают, и колюбаки пекут. Четыре угоука. Здесь завернешь, здесь защиплешь. А хороши колюбаки! Вкусны. Лучше, чем тушенка. Она ведь там в своём соку пекётся. А как разрежешь, такой запах хорошай пойдёт! И рыбники пекли. Рыбники тыи продолговасты. Мякушки пекли. Хлебцы мы ведь пекли, не покупали. Хлеб пекли. Колубы пекли. Не называли лепёшкамы, а колубы. Из житной муки пекли, житна да бела мука смешаешь да на простокваше. Месят да на сковороды пекут. Ещё уху варили, суп варили, дак налимы хороши! Раньше рыбу не жарили. Жарили уж это перед войной. Ряпушку, сиги стали жарить. Раньше ряпушку на зиму солили в бочки. Потом из бочки доставают, когда рыбники пякут.

Грибы собирали в лесу. Но их не солили, только сушили. Грибной суп варили. А грибов не солили. Если скотину забивали, мясо солили и вялили. На стенку набьют гвоздей да повесят, а потом сетку кладовают, чтобы птицы не клевали. Вот оно и вялится. А вялено мясо ащо лучше, токо доуго вариться. Печки руськи были, дак в печку кладут да там и выпарится. На лето вялили. Когда косишь, дак это вяленое мясо и варят.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

За столом

Ой, скатерётки кладовали … самы ткали, как кушать садятся — и скатерётка. Неделю кушают, а потом снимают, чисту кладовают. Вот. Дома все кушали вместях за одным столом. С обчей тарелки ели … У самовара золовка сидела, чай наливала. А я как девушкой была, дак я наливала. Чашки чайные хранили … чайны были шкапы. Деревянный такой шкап, и там и чашки, и тарелки да ложки, да вилки. Теперь у кажнага тарелка, это у нас обчея … Вот на середины стола начерпають и ложкамы доставают и едят. Не было тарелок отдельно.

Агапитова (урождённая Потёмкина) Иринья Степановна, родилась в деревне Серёдка 17 апреля 1900 года, умерла в середине 1990–х годов в Петрозаводске. Родилась и выросла в бедной семье, рано лишившись родителей. Была два раза замужем, второй раз вышла замуж в деревню Воевнаволок.

Беседы

На Покровской неделе и с Мальково парни, и мы из деревни Серёдка едем, оны уж нас встречают: «Пожалуйста, девочки!» Ну вот, разденемся. На печку фуфаечки свои кладём. Хозяйка там примет нашу одежду: «Ну, давайте, девочки, давайте в кадриль сходите!» Вот пойдем без парней в кадриль сходим. В кандриль сходят, потом назывался круг. На лавках сидят парни, и какая девка нравится парню, ей скажут, что не пойдет ли она в круг. Вот, например, меня, дак: «Иришка, иди!» Иришкой звали–то. Я, когда нравится, пойду, а не нравится – я и не пойду. Потом начнем своима играми играть. «Корольки». Вот спросят: «Король – служба, что мне делать нужно?» Он там куда–нибудь пошлёт тебя, сходишь, выполнишь задание. Или скажет – поцеловать, так и скажет — двенадцать или сколько раз поцеловать. Кончалась беседа в десять, в одиннадцать. Крикнут: «Домо-ой!» Вси домой. Беседы игримы были в неделю два раза: в четверик, в воскресенье. А остальные с пряличкой сидишь, прядешь. Парни придут, посидят, то в карты поиграют, то так поразговаривают. В такие беседы уж не плясали. Мы в своей деревне к старушке бабе Кате ходили. Она ничего не просила. Одинокая была старушка, говорит: «Девки, носите мне по полену дров!» Ну, все по полену дров принесём, и вот беседа будет потеплее. Игрима беседа отдельно была. Старушка тоже одинокая жила, дак она пускала. Ей там парни оплачивали. На беседы нас, ой, чего–то мало отпускали! В воскресенье да в четверик, вот по каким дням, а в кажный день – не-е! Пряличья в кажный день. Надо прясть, и прясть, прясть и прясть… Потом ткали.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Ходили девушки в сарафане, сорочка белая, передник. Ну, коса заплетена да бантик и все. Всё своимы руками, на руках всё шили. Складочки складывали хорошенькие, лямочки хорошенькие. Я вот посмотрю по телевизору, как там ходят, дак вот в таких сарафанах не ходили.

Приданое

У нас ведь раньше была мода такая: надо женихову всю семью дарить. Вот, например, я выходила, дак я своей свекрови тринадцать сорочек дала. В подарках.

Гаданье в Святки

Бывало, слушали. Если мать у меня пекёт блины, это было в само в Рождесьво, до Крещения Господня. Стараемся, я с подругой–то со своей украсть по блину, чтобы мать не видела. И пойдём на дорогу свалимся. Лежишь, блин так держишь в руках и слушаешь. Слушаим, выдем ли замуж. Если выдем, то услышим свадебный поезд. А звону–то раньше много было! Как свадьба–то еде по девять лошадей да больше девяти! Колокольчиков много было! Вот свалимся так на снег и смотрим, слушаэм, вот. Если услышим, что звону много: «Аксешка, я замуж выду!» Скаже: «Я тоже слышала». Всим хотелось замуж тогда выходить! Искали женихов.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Святки. Наряжоны

Ой, всяко оденутся, чтобы не узнали. Одёжу меняли. Шубья одявали. Всё на свете. На лицо платок одявали да всяко. Наряжоны. От деревни к деревне ходили. У кого если есь парень, она гуляе с им: «Девки, сходимте туда, к нему на квартиру!» Придут, у него там в лес уехано, а мать–то дома. Вот так матери спляшут. Так мать и скажет: «Жалко, Ваньки дома нету. Он бы дал метку!» Вот так раньше говорили. Помучил бы там, накошелил бы. В снегу бы покатал бы да всяко бы…

Пришли как–то к нам в фатеру наряжоны. Говорим: «Давайте с нами ужинать!» Головамы трясут – не будут ужинать. А самы сели рядом Пети [1] — Петя–то на углу сидит — да палкамы до его дотрагивают. А он и говорит, покойничек: «Дайте волю, девки, я как поправлюсь да я уж дам вам метку!» А сам в Крещенье помер.

Крещенье

В Крещенье всё равно в церковь сходят, воду очищат, и берёшь воды, и вот помоисся. У меня мать так 9 раз окупалась в Крещение Господне. Девять раз. Выпешут йордан [2] большой, вода на лед выступает. Кладут досочку… Вот надо ей окупаться. А у ёй завет был положенный, что она детей много рожала мёртвых. Привяжут кушак, вот стоит мужчына, за кушак держит. Священник читает, поёт и крест купают. Как только третий раз батюшка крес вымое, в йордане окупает, эты купальники вси в воду падут. Кругом так обернутся, этот мужчына за кушак их поднимет… и оны в церкоф бегом бежат.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Сев

Мы остались от родителей, и я пошла… у нас богатый такой был, Горбачев. Я пошла, пришла: «Дядюшка Гриша!» Он говорит: «Что, Ирина, скажешь?» Я говорю: «В какой мне день сеять начать–то?» Он говорит: «Если ты навозу снесла на поляну, дак хоть в любой день сей — хлеб вырастет. А если не возишь навозу, дак хоть в Пасху сей, дак тиби ничего не будет!» Вот такое слово на всю жизнь запомнилось. Зато коров держали для чего? Для этого навозу надо было, для земли.

Жатва

Если кто бедно живёт или у кого денег нету, например, у меня, дак я брала под жатьё. Александра Егоровна… у ей магазин был небольшой. Вот прийду к ней, она говорит: «Ириша, возьми чего–нибудь». «Дак отдать, к тиби надо прийти жать.» «Ладно, день–два пожнешь, ничего такого!» Я под жатьё брала. Подошву, мне ребятам сапоги шить, или ещё что … А другие помногу жнут, вот Широких дом, та хозяйка брала и по десять жней. Но и сами работали. Тут у Горбачевых было три дочки, дак они также с нами вместе ходили.

В сенокос песен не пели. В сенокос работали так, что друг друга не видишь. Так старались сена накосить, скотину накормить. В жатву пели. Красиво было, потому что осень. Кончим рожь жать, отжин справляем. Чаю поставишь, пригласишь людей чай попить. Пироги варили — всяких: и белых, и чёрных, с толокном, с сахаром. Я нечасто песни пела. Я всё любила, когда тихая погода, тогда любила песни петь. Если поедешь, да тиха погода, да сидишь на лодке, на корме, вот тут песню споешь. А так нет.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Корбов день

Называется Корбов день. Часовенка была в ельнях. На Корбов день приезжали гулять на Серёдку. У нас очень даже красиво такое поле было, называлось ригачна. Рига эта – калгановска, гладко место такое, и народу там столько – о-ой! Девушки ходят стайкамы. А парни тоже артелью. Парни всё больше стоят, а девушки гуляют. Торговали конфетамы. У нас бабушка Михеевна корбовьска да дедка Захар – оны торговали. Если копейку даит родители, дак на копейку теби столько надавают конфеток! Робятам больше копейки не давали денег.

Вот у нас на Серёдке, на Щельи гулянка была. Девушки, которы богаты, у их шелковые платья всё. Оны так и ставятся, друг другу так под ручку стоят рядом. А парни — внизу оны. Кто пойдёт в кругах заводить? Один пойдёт. Он скаже: «Иринья Степановна, Анна Михайловна…» Всих соберёт, так и пойдут, он туда сведёт, там уж другой идёт, остальных забирают. Круг образовывался. Если я с им играю, гуляю, я к тому и становлюсь. Как это всё пройдёт, опять круг распустится, девки приходят, на своё место ставятся. Вот раз–два сходят, а потом пойдут парамы своима разойдутся.

Девки видь раньше одевались хорошо, душегрейки были, ой! Этаки! Как накрахмаленны… идут, так один шум ведется. Ходили, одявались в сетках [3] . Сетки у богатых. А у нашего брата не было. Девушки ходили с одной косой, голова красива такая! Всяки разны ленты были, красота! Головы наладят дак это прямо, ой! В косы хорошую ленту брали… волосища были большия. Головушки–то были такие хорошеньки!

Гармошка

Бывало, вот как придут с работы, помяни Господи всех! Придут с работы и сразу надо взять идти коровушек доить. А Василий Иванович, вот Малюткин, он возьмёт гермошку. Вот под коровой сижу – хоть пляши! Коров дою – хоть пляши! Как он хорошо играл, покойницек! Викторушка наш играл, да и Коля играл, но не так выходило, как у Васи покойнаго.

Праздники в Кижах

Осённый Спасов день. А в церквы в Кижах большая служба была. Отовсюда люди съезжались. Господь ведат, кто и не приедет! Церков есь Покров и Спасовска – Святитель Многомилостлив. Это Многомилостливый Спас Святитель. Образу такому. И вот такая служба была. Ой, даже на улице служили! Не только что в церквы. Отовсюду священники приезжали. Владыка приезжал. На этот праздник только съезжались, на Спасов день. Люди–то были набожны. У кого ись родня, дак тот приеде хоть откуда. У кажного лодка была! Если есь слободно время – он к празднику едет, а нету… У кажного своя работа была.

А Покров приходили уже в зимной одеже. В Покров совсем другое дело. Отовсюда тожа на лодках приезжали. Служба шла. Свечки покупали да ставили. Если мни нао молебен сослужить, так я платила деньги в кассы. А в кассах напишут записку да передадут священнику, а там священник службу кончает, он идет к Пресвятой Богородице Скоропослушницы, вот у этой Послушницы крёсту и молился. Мало ли какое горе есть, дак вот Скоропослушница выручала всё.

Возвращение с рыбной ловли

В Онего уезжали. Говорили: «Храни вас Господь! Дай вам, Господи, доброго здоровья, хорошей рыбалки!» Там видь никакой весточки нету, только смотрели в острова люди. Как только увидят, паруса забелели, оттуда идут, люди говорят: «Идут вси! Лёд пешать!» У нас так волна–то большая, так эта волна–то в берег хлыщет, так столько намерзнет льду–то этаго, так пешали лёд этот. Место делали про лодки. И вот как к берегу подходят лодки, бросают канат с лодки, всёй деревней… ух! Зато приедут, и икры привезут, и всего на свете привезут. Бочкамы. 18 пудов солили. Это на зиму себе.

Широкова (урождённая Ковина) Мария Егоровна, родилась в 1911 году в деревне Воробьи, умерла в 1997 году в Петрозаводске. Мария Егоровна выросла в зажиточной крестьянской семье, в 1930 г. вышла замуж за сына богатой торговки Кижской волости Татьяны Лукиничны Широковой в деревню Серёдка. Муж — Иван Павлович Широков-Малахов (1911-1950 гг.) В музее хранятся предметы из дома Широких — фотографии, кровать, люлька, весы с набором гирь, датируемые второй половиной ХIХ века.

Замужество

У меня свадьбы не было. Я ушла молча. Не выдавали родители, что большое хозяйство было. Девять коров было, дви лошади. Эта как половина колхоза. Вот отец не выдавал, плакал: «Куда ты идёшь–та? Тебя не хватит на неделю. Ты такая щупленька, столько там работы!» Но… как говорит пословица, мил по душе, проживём и в шалаше. Нет, всё равно пойду! Пойду! Пришла, привыкла работать, так не боялась ни работы, ничаго. А потом колхоз. Колхоз… мы с невесткой радуемся: «Слава Богу! Всё–таки полегче будет в колхозе!» А свекрова голосом как плачет! Девять коров отдать надо в колхоз! Ну, нам с невесткой оставили, как дви семьи … по коровы. Ей корову и мни корову, остальное подтёлки, ну, овцы, овец не сдавали. Колхоз был богатый … для тех, кто работал. У нас была вот невестка с мужем, я с мужем — четверо, свёкор да свекрова — шестеро, и у невестки сын был, шёл ему пятнадцатый год — вот семь человек. Работали в колхозе, как станут зерно давать: «Ну, Широких всё оберут!» Так Широких не два и не три человека и работают. Семь человек дак!

Новый дом

У свекровы был раньше большой дом, она в нём держала школу. Потом в Олений остров его продала. Свекрова хотела выстроить дом как у сестры в Леликове — каменный, белый. Сестра замужем была за Клееровым. Она сказала: «Я от тебя не отстану! Я тоже такой выстрою!» Пока денежки копила, война началась, и денежки у ней ухнули! Всё равно сказала: «Робята, всё–таки я хоть деревянный, а построю дом». Наняла мужиков, было уже обложейно сделано [4] . Вдруг идут от северика [5] такие в годах мужики. Но откуда оны всё знали?! «Хозяйка, — говорят, — не у места дом ставишь, надо бы тронуться немножко в гору». «А чего же?» «Не будет здесь хозяина в доме. А чужие будут ездить, кому захочется». Ладно. Обложейно сделано… Свёкор говорит: «Разломаем всё!» Но плотники не дали, сказали, что у них самое дорогое сделано. Поставили дом. На Новый год свёкор убрался, деверя забрали в 37 году, мой помер в 50–м году. И вот нет хозяина [6] .

Когда первый венец поставили, свёкрова всем купила по красной рубахе (их было 4 плотника). Мода была эта — мужикам красны рубахи летом держать. Когда выстроили, стали поднимать коневое, так, говорит, на кажный угол повесила опять по белой рубахе. Плотникам. Так плотники сказали: «Хозяйка, будешь без окутки спать в комнатах». Комнаты очень тёплы.

Деревня Серёдка

Нынче в Серёдке 24 дома нету. Вот считая от Елизаровых и до конца. Поставь–ка 24 дома! У нас как было работы сильно много, хлеба ростили много. У кого какая семья была, кто как работал. Было таких три дома, что совсем не работали. Пойдёшь на работу, они лежат на улицы, загорают. А потом вечером придёшь с работы, они придут: «милостинку!»

Отец Нюры Елизаровой — дядя мой. Нюрына мама и мой папа — оны братан и сестрея, от братьев дети. Ближная семья … родня. Нунь–то не считают родни. Но всё равно Нюрка приезжала ко мне сюда, поплакали вместе, погоревали, вспомнили всё. Прошло, улетело стороной … Я осталась с семерыма ребятамы от мужа, она осталась с пятерыма, родители — мать умерла, отца забрали, вот мы с нёй погоревали тут, поплакали, всё вспомнили.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Рыбная ловля

У меня свёкор да свекрова ездили к Оленьим островам, сетки спустят вечером, а утром опохажают. Приедут, навезут — лосось, пальга, судаки, гарькус, сиги, щуки огромадны такие! Щука беспокойна, её заводят в лодку. Лодку прикривят, вода идёт в лодку, вот щуку заводят по воды в лодку, нет, так она сетку сорвёт и уйдёт. Очень сильна она! А остальные все спокойные.

Красна–то рыба, как сделают рыбник, так корка вся промаслится сквозь, как маслом намазана. Вкусно! Внук мой ездил два раза туда, в тое место. Так не-ет! Я говорю ему: «Миленький, на удочку лосось да пальга не берёт, сетки надо! В Онего ехать — надот ловушки хороши, а не с удочкамы. Эдак сидите дома!» Ну, у нас было 5 сеток ряпушковых, 5 онежских да ещё этих 8 али 10, чёрт знает сколько. Раньше не ловили удочкамы. Был невод, неводом ловили, вот в сенокос некогда заниматься ловлей, придёшь с работы, невод запустишь на 3, на 4 вари. Да и рыбы раньше много было, теперь … куда–то вся рыба девалась?

Колдун Першин

Такой невидный старичок был, невысокого росту, толстенький такой. Семья у него была, жена, дети. Хозяйство было. Вот у моей тётки, она ткала, постлала на лёд полотно, и украли. Вот они к Першину приехали, говорит: «Ты можешь найти, кто украл?» Першин сказал: «Сейчас можете ехать домой, сделаю без вас. Твой холст разрезанный! Утром рано ищи около дому своего!» Она домой приехала, утром выстали, полотно подброшено, но раскроёно уже. На кальсоны, на рубахи разрезано всё кускамы. Она снова к нему пришла: «Не можешь ли показать личность?» Он говорит: «Надо было сразу! Теперь не могу».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Дядя евонный, тот был колдун хороший, знающий. Когда Першин умер, после войны, дочь его старшая говорит: «Теперь всё умерло, я вам, значит, скажу, я всё слышала и видела. Я расскажу, как дядя учил отца нашего колдовать, а мы, говорит, слышали с девками, с сёстрами. Он говорит, что если берёшь колдовство, не трусь, струсишь, мы с тобой оба погибнем! Спрашивает: «Не струсишь?» «Нет». «Ну, смотри, держи себя в руках, если хочешь принять». Вот приходят они ночью на пролубу, и там старший пошептал у пролубы. «А теперь, — говорит, — держись! Кто поднимется из воды — целуй! Если струсишь, то нам с тобой смерть!» Оттуда выходит гажья голова, змеина голова, дядя подтыкивает: «Целуй!» Ну, он там тыкнулся только. «Дальше что?» «Дальше ещё будет страшнее!» «Тогда не надо, пойдём, мне не надо колдовства, мне не вынести и не выдержать, мы с тобой погибнем». «Дак, тогда, — говорит, — ты одну часть только будешь знать!» «Пусть одну часть, хоть ничего не буду знать, а не могу я, мне не вынести!» Вот он и знал только немножко. А дядя у него был — знал много…

Свадебная порча

В наше время, как были мы девушками, пойдёшь на свадьбу, мама наказывает: «Не стойте в дверях! В дверях не стойте, на пороге не стойте! И идёте в свадебну квартиру, ногами за порог не задевайте!» Портёж полагали в порог двери, в петли. И портёж этот переходил, если невесту звать Машей, пойдёт другая Маша, и он может ей перейти.

Видела я, как свадьбу останавливали. Мы вот сидим здесь, а к нам пришел соседний старичок Михайло Ильич Дьяков. А с любого места венчаться ездили в нашу церковь, в Кижи. Вот мы смотрим — о, невеста едет, поезд идёт! Шесть–семь лошадей, вершника [7] два верхом. А дорога раньше была с Сенной самым берегом, потому что озеро–то зимой поло, вода–то не мерзнет, едут самым бережком. Дедка говорит: «Ребята, хотите я свадьбицу вам остановлю? Смотрите!» – «Ой, деда, не сделать тебе, не сделать!» – «Смотрите!» Поезд подъезжает, он выбежал, вершник подъезжает — конь на задние ноги, второй то же самое. Конь даже с оглобли выходит. А свёкр мой дедке: «Долго будешь издеваться?! Иди — спусти свадьбу! Не хо–орошо делаешь, зачем обижать людей–то? Уж знаешь, дак терпи или делай что–нибудь друго». Были такие вредители. А что против них? Свадьба не знает, в чём дело, почему так сделано, что лошади не идут, на задние ноги становятся да ржут… Мы: «Деда, нам расскажи!» – «Нельзя, а то не будет действовать моё дело, в пользу не пойдёт». Песня–то есть досюльня–предосюльня «По Дону гуляет», вот это из жизни взято, вся свадьба и вписана в эту песню. Её любили петь.

Куделина (в девичестве Серова) Ольга Григорьевна. Родилась в 1913 году в Петрограде, жила в д. Дудниково Кижского прихода, умерла в 1999 году в с. Великая Губа. Дочь Григория Титовича Серова, одного из хозяев дома Серых. Дом Серых, памятник архитектуры конца ХIХ века, сохранился до сих пор в деревне Жарниково, находится в охранной зоне музея «Кижи».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Серовы

Родилась я в Петрограде, потому что папа там у меня жил, до германской войны мы там жили. А потом папу взяли на войну, папа написал, чтоб выехали: «Уезжай с ребятами домой! Будет голод». И мы выехали в деревню к дяде Алексею. В этот дом. Наш он, Серовский, папа с этаго дому. Григорий Петрович и Алексей Петрович Серовы — оба брата, они там в Кижах, на Ямке похоронены. У меня папа пришел с плену. В первую войну был у германцев 4 года в плену, потому пришел больной оттуда. К брату. Тут они и разделились на 2 семьи. По 3 коровы было, по лошади было. Южны две фатеры вверху их, северны две фатеры — наши. Весь низ был питерскый. Питерцы приезжали летом как на дачу, а осенью уезжали. Жил там их братан [8] Василий Михайлович Серов.

Мельница

Когда они делились, мельница ветряная досталась моему папы. Находилась она назади дома. Недалеко от дома стояла. На мельнице мололи рожь, жито на муку. Овёс толкли, тоже на муку, такие были песты деревянные. Работал на ней только папа и то не всё время. Как привезут зерно на мельницу, попросят, что смелите, столките. Ему днём некогда, дак он вечером ходил. И я пойду с ним. Как ветер, так мельницу–та и вертит ветром. Она и работает. А я в шубу завернусь да на мешки лягу. Мельница сама работает, он только помешает, сходит, мешки сменит. Платили как? Денег не было, дак за пуд — совок муки, там был деревянный большой совок.

Фатера

На кухне обедали, в фатере. Скатерть на столе была обязательно. Домоткана, с холста. Ткали тогда, лён–то сеяли, обделывали. Вытыкали не только прямыми, но и другояко, можно было и клеткамы, можно и «в ёлочку». Только не цветасты, а белые. Как покушают, скатерть убирали. Стряхнут, и у печки такие грядки были — на грядку повесят. До ужина. В ужин опять садятся за скатерть. Ели — большая миска на столе с супом. Если не хватает руки, значит, ещё вторую нальют. Хлеб на такой деревянной тарелке, сами ведь делали тогда. Был посудник у нас на стенке, дак в посуднике вилки, ложки. А сверху тарелки туда убирали. Такие были деревянные вешалки сделаны — гвоздильны. Там висело полотенце для лица. А рукотёрки висели там у печки, у прилавка-то, там было место ему, утирали руки.

На полу спали, не все ведь на кроватях. Приносили постели, утром в колидор выносили, там деревянная кровать стояла. Были покрывалья овчинны. С овчин. На полу спали, дак тепло. Вот как шубы — одевальницы. С кукелем–то с таким шили, там ноги в кукеле, а так широко здесь. Ведь не по одному человеку спали, парнишки спали отдельно, мы — девчонки, ну, нам делали кровать. Скамейки подвинем к лавке, как на кровати спали.

Кижские церкви

Нас папа не оставлял, в церковь возил вот таких. В Паску дак он увезёт нас всех: «Грех спать! Давайте все в церковь!» Церковь полна народу, он на крылосе, а мы рядом с братом. Старшими мы были двое. И вот там сядем, он на крылосе, а мы эту сторону крылоса сядем и тут с братом спим … На крылосе — одне мужчины, женщин не было. Мужчины, мужчины, мужчины. Все пели. Народу в Паску много: полна церковь. И в паперти полно и …в ограды ищё, около церквы. Вся молодёжь и все, все в церковь ходили! Вси стояли со свечамы. Платки у женщин красивы, шелковы. Другой раз старуха задремлет, ткнёт тебе в платок, дырка и сделается …

Спасова церковь красивая очень. Красивая, богатая. Всё в иконах золотых! Такие большие! Нёбо — большое голубое, всё звёздочкамы золотыма. А сколько у нас было риз! Два священника ведь было. Василей да Михаил. Два жили на Погосте. Не братья они были, а два священника. На одном берегу один ходил, служил, а другой на другом, там, где Кургеницы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

А зимой в церковь пешком ходили всё. Пешком по льду — с кажной деревни была дорога. Приезжали и на санях, как далёко дак. Но лошадям отдыхать больше давали… Зимой ходили, конечно, меньше, но ходили всё равно. Стояли в церквы в одежде, холодно же зимой. Хотя в зимней церквы две печи изразцовы были.

У церквы такой дом стоял — сторожка. На две половины. Там жили раньше монашки. Они вязали, шили хороши платья. Помню, папа привёз на платье шёлку, дак мама монашкам отправила. Монашки сшили платье шёлково. Перчатки красивы вязали очень. Всё делали. Не знаю, уж сколько там монашек жило, это не знаю.

Дом Серых

Строил дом с Петербурга, тоже была Серов фамилия. И памятники были ихны с женой тут в ограды. Здесь они померли. Но, говорят, он не родственник был, и этот дом он построил для сына больного, тогда такую болезнь чахоткой называли. Он построил этот дом, чтобы сына в деревню вывозить. Сын–то помер, и они моего дедушку, Тита Степановича, взяли вместо сына в этот дом. Да! Дедушку Тита Степановича. А у дедушки–то были, видишь ты, сынова, так этот дом наш и стал. Нам бы такой не построить! Всё под крышей было закрыто берестой, чтобы не текло. Все полы промазаны смазкой из глины, тёплый был дом. Печки были изразцовы, белы, клеточкамы. Перед домом, у воды камень–то на середины большой такой. Бывало, тётенька с ребятамы всё выходила, у камня сидела. У нас на бережку так красиво было, хорошо! Внизу палисадник зелёный такой, как садик под окном стоял.

Анна Михайловна Екимова (урожденная Ефремова). Родилась в 1910 г. в д.Лахта Кижского прихода. Умерла в 1990 г. в Петрозаводске.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Жатва

Жатва была, жали … Когда походили жать, тогда крестили глаза, садились на скамеечку дома в кухне и благословясь походили, а когда приходили на поляну, тогда старшая, свекрова хоть там, скажет:» Рай–рай–рай и полянка в край, железная снасть на тебя пришла!» Вот такие слова говорили и начинали жать. Перьвую пясть домой приносили и хлыстали по стенам. Это потому приносили, что не было бы клопов и тараканов. Этой первой пястью ржи хлыстали по стенам, кругом, как солнышко ходит.

Жали все, полянья–то все рядом, перед друг другом жали, чтобы не отстать друг от друга, ой, там уже по два снопа, а у нас ещё один, ой, у золовки–то там сноп, а у меня ещё не целой! Когда уж выжнем, тогда был отжин. У кого были взяты жнеи чужие, скали пироги дома, уже жнеи на поляны, а пироги уже дома скут. А когда у кого ещё много жатья, кто дожинал, дак приходили, звали жней, вот приходили к нам: «Сватья, отпусти ты баб пожать, чтобы нам отжин сделать скорее, рожь надо дожать!» Ну а свекрова говорит: «Нет, нет, бабы устали, не могут». А я вот говорила: «Маменька, я не устала, спусти меня!» «Да иди–иди!» Это там такой день! Там перед друг другом, это был такой день жаркий, все старались, что поляна дожать надо, что жнеи взяты специально, что дожать. Вот когда дожинали, тогда приходили домой к хозяевам, у хозяев пироги насканы с сыром с сухим, вот этот творог сушеный, с этым творогом пироги все скали. Угощенья когда кончали, тогда хозяева давали всем жнеям по рублю, деньги — расчет. Вот с этым рублем приходила я домой и подавала свекровы рубль этот: «Маменька, возьми рубель». Она мне отвечала: «Поедешь в церковь — поставишь свечку! Денег я не возьму.»

Выгон скота

Стояла в воротах там свекрова или мама, стояли в воротах со свечечкой зажганной, свечечка церковная, и вот благословляли и говорили: «Коровушки–матушки, в лесях днюйте, а дома ночуйте!» «Господи благослови!»? скажут и перекрестятся взади. Как скотинушка последняя выйдет со двора, всё крестили.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Часовня в Кургеницах

Там в Кижах Спасова церква и Покров Пресвятая Богородица, а в Кургеницах — часовня, большая часовня, хорошая была, имени она Поясу Пресвятой Богородицы и Рождеству Богородицы. Вот два праздника было, в Кургеницах праздновали. Священник приезжал, служба была. Да как приезжал? Ездят мужчины пожилые за ним. На Рождество съездят на лошади, а осенью в праздник съездят на лодке. Священник сослужит службу, а потом ходит по домам служить, батюшку водят под ручку: «Батюшка, к нам, батюшка, к нам!» Вот так. Священник молебен служит дома, дома зажигают свечку у иконы. В квартирах деревенских батюшка служит.

А так каждое воскресенье в часовню ходили, женщина одна держала ключ, девушек брали часовню мыть. Была колокольня, колокола хорошие были, после Паски целую неделю звонили в колокола, часовня закрыта, а колокольня–то не закрыта, вот и звонили всё. Ой, как звонят–то, как приятно, когда звонят в часовне, да колокола–то какие хорошие да всякыми разнымы бендебрюшками такымы:» Бах–бах–бауа!» Хоть пляши под этот колокол, такие были колокола хороши! Там в часовне в этой держали купель, такая купель на ножках, в ней крестили детей. Крестил священник. Едут за священником, надо ехать в Кижи, священника в деревне ведь не было. Съездят в Кижи за священником.

Деревня была хороша, весёла

Больше вспомнить нечего, больше и не вспомнить. Часовня была, в часовне праздник, тоже такая была старушка, ходила в часовню, руководила там праздником. Вот и в праздники приходили в часовню. А так около часовни было гулянье всё. Вечерамы, весной вечерамы, в праздники. Деревня была хороша, весёла. Семьдесят домов было раньше. Тогда всё говорили, что семьдесят, и я так запомнила. Там ещё две деревни, другая была маленькая деревенька рядом, через речку такая. Лахта. Скота много держали. Держали по три, по четыре коровы, дак, считайте, по три коровы, и семьдесят дворов, дак сколько? Репу садили, дак в лесу такое репище делали. Нарубят лесу, потом этот лес жгали, и на этот пепел сыпали, вот эту репну, репну семена. Вот это в лесу только репа была, а в деревнях редко в котором огороде есть репочка, это очень редко было. Кажный хозяин так. Редко у кого в лесу не было репища, называлось – репище. Из репы пару парили. А это резали репу в горшок и кладовали тушиться в печку, вот это называлась пара, репная пара. Еще делали такие пироги репны. А капусту… капусту редко садили, потом уж перед самым колхозом стали немножко капусту, а так не садили капусту. А рыба, рыба ловилась всяка. Весной дак ловилось много щук. Зимой ловилось много налима, летом шел окунь хороший. Большинство сушили рыбу, и большинство солили. Дома сушёная рыба хранилась, на печке грядки есть, мешки навешают с сушёной рыбой с этой. А солёную рыбу в чуланах. Щуку солили. Уж в самы последни годы стали ряпушку солить немножко, дак маленькую квашеночку ряпушки посолили. Ягоды были, ягоды толкли. Бруснику вот эту толкли, без песку, безо всего, большие–большие бочки это ягод этых брали. И ягоду эту хранили всё в кладовке. С ягод с этых делали кисель. Тогда ведь морсы–то не варили. Клюквенный кисель варили, брусничный кисель варили. Клюкву, тую брали, морозили всё, тую мёрзлой всё ели. Ни варенья, ничего не делали, не–а. Малину так брали, ели, пока малина есть в лесу. Брали малинник на зиму, эту траву–то эту малинову, где малина–то растёт. Вот это брали как лекарство. Чернику сушили большинство. Сушеную чернику заваривали всё зимой, когда болеют. Дак мало там черники–то было, что наберут, то скорее съедят. Это у нас была семья, я тринадцатым человеком пришла в семью, дак там по пясточке – это тринадцать пясточек! Много там черники насушишь![текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Ещё веников помногу брали. Веников по пятьдесят штук брали. Всю вышку [9] завешают вениками! Рябину последние годы тоже стали немножко делать, знаешь, на палочку насадят, как садок такой сделают, и вешали под крышу, там у нас был чердак такой, дак с чердака с окон. Это кто скаат: «У–у–у! Сколько рябины–то навешали!» Колодцы были, колодцы были чуть не у кажного дома. А на чай всё с берега носили. Хоть мы жили на горы, а далё–ёко берег был, всё равно два ведра, три ведра в день – это нужно было на чай.

Детские игры

Из берестав плели такие мячики, берестяны, как я была девочкой, помню, только и играли так. Внутрь кладовают камешек какой. Вроде как маленько лабайдает там. Ну, гремит немножко так.

Около часовни было место хоро–оше! Можно было танцевать и играть. Ещё ходили, у часовни тут были гумна, называли – гумно, там молотили в этом гумне, дак, в эты гумна ходили ещё гулять. Кадрель там ходили танцевали. Правда, ещё в рюхи, я и забыла. В рюхи играли. И большие играли, и взрослые, и подростки в рюхи играли. Большинство летом вечерамы. Ещё играли по четырём углам. Скаат: «Бабушка–старушка, продай уголок!» Ой, что же на ответ? Ой, забыла, что на ответ–то. Вот, в прятки играют, дак считалочки говорят. Загадки загадывали. Была такая, беседа называлась. Нанимали беседу эту. Там домик такой был маленький, нанимали эту беседу, девочки масло носили за беседу, ребята там деньги платили. Хозяйке беседной, она была маленька очень старушка, дак звали Маулушка. Вот эта беседа, когда с прялочкамы там ходим, договоримся, все там девочки, что давайте с пряличьем завтра придём на беседу, ну, вот. Когда сядем по лавкам, а огонь горит на этой, на полке под потолком. Вот так. Тут и пряличье кладут, тут и потанцуем, а ребята провожать пойдут, прялицы наши понесут. И смеются… Деревня была большая. Весёла! Хороша была деревня.

Надежда Федоровна Лёвичева, 1908 года рождения, родилась в д.Усть–Яндома Яндомозерского прихода, вышла замуж за Бочурина Николая Тимофеевича с о.Кижи, муж пришел в семью «примаком», перешел на фамилию жены. Умерла в середине 1990–х годов.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Свадебный случай

Была у нас эта Таня, девку звали на Пудожской Горы, она ащё будет в другом колене двоюродна сестра, а такая шустрая была! Выдавали замуж за пятнадцать километров, брат ю насилу выдавал за жениха с Пяльмы, и туда придано увезли, и постелю увезли, она говорит, я всё равно убегу, пусть хоть от венца да уйду. А я на маминой родине там гостила, дак она мне говорит: «Вот увидишь, как я уйду!» Взяла, письмо написала… с парнем, с которым гуляла, а у парня было братьев много и жили бедно–бедно, а у ней–то покруту было матерного [10] , мать померла, а матерной покрут весь и остался! Дак парня нарочно вот ёйного, с которым она гуляла, отправили вот за пять километров в Габнево – так называли деревню. Нарочно отправили парня под извоз на три дня! А что–то свадьбой случилось, что отменили свадьбу–то на день вперёд ащё. И, верно, так судьбы–то быть! Она и говорит: «Ой, слава Богу, что свадьба отменяется на день вперёд!» Задержка какая–то, ждали гостей, собирали родственников всих, и ей как раз кстати–то и попало. Она взяла, написала письмо и передала его одному товарищу, и он ей с этим же товарищем послал записку, что если что со свадьбой у вас последует, дак я потом всё равно за тобой приеду, увезу. Только будь наготове кажный час, кажную минуту! Ну, а договорённость у них, что всё равно уйдёт. Дак я говорю: «Ой, Танюха, Танюха, неужели ты сбежишь, если повенчаешься, ведь это страм, стыд и грешно. В церкви венчаться будетя и ты убежишь?!» А церковь–то у нас была под окном, как вот наша байна. Она говорит: «Вот не поверишь, покаюсь я хоть перед Богом, хоть перед тобой покаюсь, не буду всё равно я там жить, не буду! Что–нибудь сделаю, если только меня не свядут с моим парнем, с которым я гуляла! Все равно, – говорит, – я что–нибудь сделаю, что–нибудь сделаю!» – Я говорю: «Хоть не решай себя–то ради этога! Не решай!» – «Но жить не буду всё равно насилу. Как это насилу я буду жить! Брату надо, ну что я брату скажу, если брат меня больше не любит, у него семья, четверо детей, живут бедно». А брат говорит что пока смогу, дак вот хоть небольшую свадьбу сделаю, выходи замуж да и всё! Она такая шустрая была, дак он за ю и боялся. Вот как станет боговенчальная, ему надо скорее ю спихать, пока она не тронута, девушка, повенчать, а то и в церковь не пустят венчаться. А уже стали в народу вроде прогуркивать [11] , вроде говорить стали между друг другом, что Танюха всё равно убежит. А брат торопится скорее венчаться.

Церковь приготовили и свадьбу, стол провели, народу много очень было, свадьба большая была. Ну, ладно, все подарки–то ей надарили, я как своя сидела рядом невесты за столом, она крепко так мне говорит: «Ты виду никакого не показывай, ты сдёрживайся!» Всё меня строжит. А я переживаю. Парня–то нету, нету, нету, нету. К венцу их повезли. Эта вся порода–то ейна, тётки, дяиньки [12] , матери–то не было, дак уж все собрались, народу–то много, все в церковь пешком идут и говорят: «Ой, слава Богу, слава Богу сейчас повенчаются, дак уже уедет с мужем.» Ой, брату–то вси «спасибо» говорят за всё. А она мне сказала: «Может, как–нибудь выйдешь с церкви, посмотришь, приедет ли он к церкви аль не приедет?» Я говорю: «Таня, ну, как я выйду с церкви!? С церквы, пусть не закрыты двери, но всё равно неудобно при людях, не велят перехаживать, если стала на место, стой спокойно». Ой, а уж молодых на ковёр поставили, венцы на голову одели, как у меня слёзы полили вот так, стою рядом ёй почти, а слёзы как полили, она на меня взглянула, у ей слёзы покатились, а сама мне моргает, что всё равно сделаю, как мне надо, настою на своём. А порода вся радуется, те и другие…

А парень ейный с товарищем… в церковь подошли. Уже священник отпел всё свадебное, а только что вокруг налою–то молодых вести. А он подходит, парень–то ёйный, товарищ и парень, кепочки оставили в санях, голымя головами пришли, причёсаны. И сразу подходит рядом и священнику говорит: «Извините, пожалуйста, батюшка священник, извините, пожалуйста, венчайте нас», – говорит. Она тут и заплакала. «Вот, – говорит, – с кем буду венчаться!» Священнику: «Батюшка, венчайте нас!» – говорит. Вся церковь полна народу, все взволновались, прямо удивление такое было, дак Боже упаси, какое волнение было! А этот жених стоит под венцом, а другой подошёл, говорит: «Мы будем венчаться», а священник–то говорит: «Обождите, ну, как, – говорит, тут соблюдать? С одним начал венчать, а второй подошёл!»

Ну, как оплёванный вышел жених. Свадьба сделана, всё придано невестино увезено, даже шуба отправлена была туда, даже шуба отправлена и платок атлазный, и перчатки, и всё–всё–всё туда отправлено было. Жених вышел как оплёванный. Вышел с товарищем, товарищ иль братан аль брат, аль кто, не знаю, дак вышли и так и поехали без невесты домой в Пяльму. И поезд, который раньше ушёл. И, помню, двенадцать или тринадцать лошадей было, так все уехали туды, невестино приданое увезли, а невесты нет. Брат ушёл с церквы, и сродники ушли, и она повенчалась. Повенчались. Священник не имеет права венчать, священник спрашивает в первую очередь жениха: «С охотой женитесь?» Если он скажет, что с охотой, значит, он венчает, а если он скажет, что с неохотой, священник прикрывает венец. Так и девушку спрашивает: «Обневоляно под венец встали?» Если она сказала обневоляна, всё, закроют венец, не венчают. Если обневоляна, что силой не имеет права священник венчать. Надо венчать с любви. А она тут в открытую сказала: «Я неволей иду!» Ну, а тут с этим женихом–то охота, да и повенчали их, повенчали. Он ю в сани, дак он с себя раздел, тужурка была, жили бедно, дак он на ю тужурку одел, и на ю какая–то женщина бросила платок через народ, ей на голову. «Что ты без платка, — говорит, — Таня!» И так он за пять километров домой увёз. Той же ночью оны уехали в Повенец. У него в Повенце работать было поступлено, у парня–то у этога, у ейного. И в Повенце и сейчас живут. Вот Таня наша как выходила замуж![текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Клинова Анна Викторовна (в дев. Вавилина) родилась в д.Телятниково 17.12.1909 г., вышла замуж в 1928 году. Умерла в середине 1990–х годов в Петрозаводске.

Праздники

В Спасов день все ездили в церковь. У нас в деревне с каждого дома ездили. Утром, рано утром, обедня всегда начинается в восемь часов, в девять или в половину. Обедня пройдёт вот в этой в большой церквы, эта маленька–то Покровска, а эта Спасовска. На людях самое красивое одето. И особенно красивые платки были! Одевали всякие сарафаны, коротки казаки оны.

И кто сможет, дак тот съедет. Ведь не у каждого ещё лодка была. Но тогда лодки у всех были, у всех лодки. И всегда на гребках ехали. А там, у Кижей, останавливались у церкви. Да, это у церкви тут пристань была. С нашей деревни лодки четыре приедет, от Жарниковых приедут лодки, от Воробьёв приедут … с Сибова. С друга берега. С каждого берега идут лодки. Иногда приставали в самом начале острова, а потом пешком шли туда. Чтобы грести меньше. Тут ильмы раньше были, была рожь такая, вот дорога, и сейчас дорога есть, дорога широкая, по одну сторону рожь, по вторую рожь. Поповские поля. И вот рожь там, там и идёшь по полям, в церковь идёшь летом. Красиво! Вот теперь нету красоты–то такой. Нет. Настроено всего, а что, всё уж старо, дак. А в церкви–то было золото! Церковь–то была большая такая, красиво–то как! Ой, я любила, так красиво там!

А на Пасху мы ездили, дак у попа останавливались. Да, на острове. Такой большой дом был, кухня большая. Вот мы приедем, дак они собираются, вот эта Мария Михайловна да Анна Михайловна, да Клавдия Михайловна – дочери были, потом Николай Михайлович, Михаил Михайлович, потом Пётр Михайлович — вот эти все, они ходили в церкви, пели. Вся семья пела. В два голоса пели. А исповедались ещё. Вот, до Пасхи–то исповедались, ребят–то гнали. Нас пригонят туда, значит, исповедоваться вечером, и пока оны на церквы, а мы дома там расшалимся, ужас один, как расшалимся. Он придёт, но не ругается, говорит: «Дети, вы же исповедались, надо скромнее вести, нельзя ругаться. Ложитесь спать». Ой, много, много всех детей было: наши дети, кижски, там жарниковски, приезжали…[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Отжин

Справляли. Пироги скали. Это и сейчас делают, но сейчас больше из белой муки, а мы с ржаной муки делали. Такой тонкий пирог. Творог сушили, потом с маслом, с толокном замешивали, и вот жарили. Уже в деревне слышно: «А, вот такие–то отжали!» Потому что запах по всей деревне шёл. Это, когда отжал всё, когда кончил жатву ржи, тогда это было.

Как нанимали жней

Жней у нас не нанимали, у нас мало нанимали. А вот я вам расскажу, жней нанимали в Деревянном, Деревянное знаете? Там один нанимал жней. И он, как приходят жнеи, он садит за стол и чтобы ели досыта, а одна женщина пришла, но молоденькая такая, она, может быть, стеснялась, и сидит так и не ест, а он подошёл к ней да говорит: «Марья, а, Марья, пой домой, не жнец ты, ешь мало, надо есть хорошенько!» Вот, чтобы люди наелись и чтобы жали, да! А мы когда ещё не было этих… колхозов, ничего, у нас была молотилка своя, деревенская. Общественная молотилка. И мы, девочки, все собирались, у одного отмолотим, идём к другому молотить, и вот друг другу помогали, просто помогали. Кажному обмолачивали.

Знакомства

Познакомились с мужем у Сычёв на бесёды. Танцевали парочкой. Приехала, а мама как раз встречала, мы приехали, хохотали. А мама говорит: «Аннушка, не дело ты делаешь!»

Ведь, бывало, ходили иногда и по два года с друг другом. У меня брат двоюродный женился [13] . Из Серёдки на Клоповой Анне, а он у Маньшиных жил, у братьёв. Они долго ходили с ним. Отцу он не нравился — бедный. Они, как побогаче были, а у наших–то бедный да и ребят много было, да он старший был. Вот, значит, Клопов–то говорит: «Время идёт, не малина, не высыплется» – про дочь, про невесту–то. А они честные были, очень честные такие. Ну, и поехали свататься, приехали они, а Клопов ходит: «А, не малина, не высыплется, поспеет, поспеет, поспеет». Не хотел. А потом вышли, дак они всю жизнь жили хорошо! Да. Жили до старости.

Староверы

При нас уж красильни в деревне не было. При нас уж староверы в Романовском доме жили. Они одевались не так особо, как они ели особо. Они в маленьких чашечках отдельных ели. Каждый со своей. Богу молились, они постоянно Богу молились. Иконы у них такие большие, икон много, и они молились, и никто к ним не ходил в это время.

Когда молились, дак у них было, как называется… чётка какая–то, как–то называлась. Как цепочка. И они молились Богу, и вот это… переставляли. У них батюшка был, вот. Он приезжал к ним. С Вертилова. Они всё также как мы делали. Всё! Но только вторая вера у них была. Наша вера христьянска, а это была…старая вера.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Они местные были, Теленковы да Романовы, как жили все тут, у них двадцать человек в семье было, ухаживали за коровами, девять коров было. Все родственники были. Хозяин у них был один. Здесь не было таких, как эта большая семья. Называли Телёнковы. Ему было тридцать два года, а ей шестнадцать. Вот так. Один раз от Сычёв ехал, пришёл лодку просить, на Керкостров переехать… В шестнадцать лет уж венчали.

И мой крёстный, ему было тоже тридцать два года, а ей было шестнадцать лет, вот тоже просватали. Из Питера как приехал, а потом чего–то и отдумал жениться. Дедка Данила смотрит в окно и говорит: «Ой, кто это к нам?» А мать ея пришла, говорит: «Вы что над моей дочерью смеяться будете?!» Ну, пришлось жениться.

Василий Иванович Ольхин, родился в д.Ямка 22.04.1909 г., умер в декабре 1995 г. в Петрозаводске.

Христославы и ряженые

После Рождества, конечно, ходили, как Новый Год ходили. Всяко одевались: и медведем, и волком, и в шубе заворачивались. Всяко, всяко! Кто, как мог придумать. Плясали обычно танцы. Вот русская наша кадрель – это обязательно было. Ну, хозяин мог угостить, если самостоятельный хозяин. Если он знает, что свои пришли, дак, конечно, и самоварчик поставит, после узнаваемых гостей поит чаем. Например, вот пришли ряженые сейчас в данное время, если бы я двух–трёх человек назвал, может, «Марья!», она бы сразу мне откинула платок, что я угадал, значит, правильно. А кого не отгадал, тот так маски с себя и не снимал.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Несколько человек ходили Христа славить. Приходилось этим делом заниматься. Например, самая это малая группа – три человека. А то и пять человек ходило ребят. С вечера ходили. Ну, например, часов до двенадцати, до часу ночи – это было самое малое, а то и больше некоторые ходили. Мы пели только в своей деревне, в свою деревню только и ходили, по своей. Была сделана звезда. Из бумаги разноцветной. Она … само основание круглое, а вокруг лучи или как их назвать. Вот мчался в этот дом: «Христа можно прославить?», хозяин или хозяйка говорит: «Пожалуйста, можно». Вот, зажигаешь эту звезду внутри и перед иконой становишься и поёшь эту заповедь всю «Христос рождается…». Ну, и хозяйка потом, знаете, тебе даёт там деньги или что–нибудь такое.

Мария Николаевна Биканина, в замужестве Воронина. Родилась 27 декабря 1912 года на Волкострове, в деревне Насоновщина [14] .

Свадьба

В одной деревне, так считай, жили, рядом, дак познакомились. Гуляли долго. Год целый, а потом уж мне годов не хватало. Я молодая была, мне шестнадцать лет было. Он немного старше меня был. Воронин Василий Иванович. Тогда ведь в сельсовет ездили, не было венцов. Съездили на санках. Санки подарил папа мне, знаешь, разъездные. Ой! Лаком крытые! Тут цветы на переднице–то были. Приехал Вася к нам, у него был конь беговой. Тогда на бег ездили, слыхали, наверное, ездили на бега, кто хотели, зимой на праздниках. Коня привели. Папа говорит: «Пусть ведёт Василий Иванович!» Боевой был конь, и поехали мы с Василием Ивановичем, да ещё с шафером, братан был Иван Яковлевич. Съездили да не записали нас, что маленькая ещё… Обратно приехали и свадьбу играть стали.

Я по любви вышла. И никогда не расстраивалась. Это, как по любви, дак это хорошо. А если человек тебе, как медведь кажется… Свадьба была небольшая у меня. Тогда не было ничего, ни венцов да ничего. А я желала повенчаться в церкви, так мне нравилось. У меня двоюродная сестра венчалась, я шаферицей была у ней. Дак так я хотела! А потом прикрыли всё, и не было ничего, не работала церковь, колокола были увезены, всё–всё–всё, разруха только… Так мне страшно хотелось венчаться, а вот не пришлось![текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Замужество тетки Шуры

У меня у тётки Шуры, она в Ленинграде жила, Коренева фамилия. А Коренев, он сам был тогда из Вороньих. Иван Васильевич Коренев его звали. Он приехал к нам из Ленинграда, бывало, когда мою тётку брал замуж, эта тётка ещё была молодая. Приехал и говорит: «Агафья Васильевна (бабушку мою звали), я к тебе приехал, я у тебя Шуру увезу!» Она: «Да, ты что, Иван Васильевич! Как это, я только одну девку выдала замуж, я с чем её выдам, голую что ли?! Где мне взять, всё это купить, да достать?» – «Ничего, мамаша, отдавай мне Шуру голую, в одной рубашке, увезу, одену, как куколку!» Так и дело сделал. В Ленинград увёз, правда, как куколкой была закручена, приехала, дак не узнать нашу Шуру.

Праздники

Спасов — это же наш праздник! Местный. Мы всегда ездили туда к празднику. А как справляли? Съездим в церковь, а потом приезжаем домой, вот настряпано всего было. Садимся за стол дома, семьями, кто как, у кого есть ещё родня, дак приглашали, и угощаемся. А больше так не было ничего. Торговцы были и всякие гостинцы продавали, сладкое. Конфеты да яблоки, вот в Успенье, праздник Успения, вот тогда уж яблоков навезут, везде торгуют. Игрища были в деревне летом, а как же! Были. Гармони играли. И молодёжь собиралось летом, у нас в деревне Посад, там в деревне на горы, такая поляна, хорошо было… Кадриль и ланцы танцевали, вальс и коробочку, и все танцы знали мы. Бывало, ходишь в кадрели, а потом ланец. Я по гостям не ездила никогда, не любила я ездить. Только в Кургеницы. Мы у Привалихиных, у Титовых гостили. В Кургеницы ездили, гулянья были. Приедут с гармонью да соберутся на площади, гуляют. Теперь это уже всё отошло. Теперь этого не танцуют ничего. Одевали сарафаны старые, пожилые женщины, а мы сарафанов не носили. Казаки носили до нашей мамы, была мода такая, мы их тоже не носили. Чёрненькая юбочка, кофточка беленькая. Было, было всё. Всё оно улетело у нас!

Беседки

На бесёдках мы и пропадали! А мы ходили, у Шуеных бабушка жила, нету того дома сейчас. Бабушка Паша, старенькая такая, Титова ей фамилия была. Вот мы идём, ребят у ней много было, знаешь, идём когда, несём стряпни. Кто из девок идёт на бесёду, тот и несёт. Пускай она проживёт целую неделю на этом всём! А платёж – это был отдельно… Платёж парни платили за бесёдную фатеру. Сразу нанимают квартиру на зиму и платят деньги. Бывало, в Благовещенье нельзя ведь танцевать было. Сидят, сидят парни, играют гармонь да всяко дудят там. Вдруг кто–нибудь: «Бабка Паша, разреши нам кадрель сходить». «Да, подьте, уж, известно, что пойдите, пойдите!» Она так по–деревенски скажет. И тут пойдёт веселье, тут забыли, что Великий Пост. И ещё только в Благовещенье, в тот праздник завязывали глаза, в «Имушка» играли. Завяжут глаза, бегают по углам. Ой, поймают всё равно!

Мельница Биканиных

Как же, круглый год и работали мельницы! А остановки летом только, летом мало и ветра веют, и люди косят, спешили всегда смолоть раньше. Сколько платили, не помню. Кто не может деньгами, тот мукой, а с Кургениц сюда к нам всегда рыбы привезут хорошей. За помол привезут рыбу. Якова Егоровича Рогачева помню, у него тоже мельница на Еглове была. Мы гостились с ними. У Рогачёвых много было мастеров своих, сами ставили мельницу, их семья. Ну, а лодки? Папа мой шил тоже лодки. У нас мастера все лодочные. Лодки шьют иногда такие мастера, что поедешь и опрокинешься, а наша лодка никогда не опрокинулась. Папа славился. Нигде он не учился. Самоучка, сам по себе. С отцом они делали все дела. Отец и научил его, Яков Кузьмич. Помню, продольной пилой они доски пилили, дедушка стоит внизу, пилу дергает, а папа наверху на бревне стоит. Вот как нам доставалось, дедушке… А кулаком сосчитали.

Дом

Дома две иконы у нас были большие. Лампадка была. А на лампадке яичко висело, «Христос Воскресе» написано золотыми буквами. В каждый день она не горела. А вот в праздники… Цветы у нас были. Дорогие, хорошие. Был и такой цвет у нас, фикус большой в горнице. Очень даже хорошая была посуда. Она в буфете стояла да ещё в шкафу чайном. Какая у нас была посуда, да, век не видать больше! Куплена да дарена, привозили гости. На каждый день у нас которые чашки, с которых пили, были отдельно. А которая хорошая, чистая фарфоровая – для гостей. Часы были, с боем часы. И обои в доме были. А как же! Дом такой крашеный дак. У нас всё крашено было – потолки, и полы, и всё–всё было крашено.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Песни

Замужние женщины, они не на бесёды, на работе поют. Жнут, песни закатят. Пели да ещё как пели! В свадьбу пели на ужине, конечно. Эти песни уж забыла я все, не могу вспомнить. Папа пел, на гармони играл. Дед пел «Раздивья тому на свете жить». Это свадебная песня. Когда с невестой ездят, катаются, вот едут к венцу. Хорошая жизнь была. Пели всё время. И дедушка, бывало, колотит, дак поет. Он любил у нас на гармони играть, ой! Играли на гармонях, тогда была мода. Как в песне–то: «Певай, гармонь моя, сегодня тихая заря. Сегодня тихая заря, услышит милая моя!» Папа у нас любил играть. Самоучка. Тогда самоучкой и грамоты учились. Я самоучкой тоже научилась писать. В школу не ходила.

Хозяйство

Без пастуха коров пасли, вывозили на Сумской, остров рядом тут у нас был большой. Туда вывозили с Волкосторова все. Там были такие стайки, там летом закрывали скот. Никто и не смотрел. Вечером приедем, подоим коровушек да молоком увезём. Утром приедешь, подоишь опять. У нас мама ездила и я ездила, помогала. Вдвоём поедем, целая лодка, сядем женщины, девочки, песни поем. У нас четыре коровы было, две лошади было. Вот скотина наша. А овечка одна была, держали только для шерсти. Негде было держать овечку. Бывало, скотина терялась, блуждала. У нас, папа, правда, искал лошадь. Потерялся конь у нас, а в это время надо было сеять рожь. Поехал папа, искал два дня коня на материке. Потом на второй день приходит, медведь съел, медведей было много. И сейчас есть.

Вера

Папа в Бога верил, мы все верили в Бога. Маленькая была, дак мы ездили в церковь, вот, ко Спасову дню. И не работали в праздник, стряпали дома, на службу ездили в Кижи, потом ходили на кладбище.

Верили, Богу верили и этому верили всему. А как веровать не стали, вот тут–то и беда! Вера–то кончилась. Но поверят всё равно. Я сама верю, вот у меня крест всегда.

Русанова Мария Михайловна, родилась в д. Погост Кижского прихода в 1911 году, умерла в Петрозаводске 2 мая 1994 года. Дочь кижского священника Михаила Александровича Русанова (1874–1943 гг.) Её дед — Русанов Александр Андреевич — был учителем, прадед — Андрей Иоаннович Русанов — священником в Кижах. Дед Андрея Русанова — Иоанн Феодулов — стал священником в Кижских церквях в 1815 году.

Отец

Окончил в Петрозаводске Духовную семинарию и сразу был направлен в Кижи. Служить в церкви Кижской. До двадцать девятого года (1929 г.) он служил. Церковь работала, потому что крестьяне съездили к Калинину Михаилу Ивановичу с просьбой, чтобы церковь не закрывали. Поэтому служба продолжалась. Потом отца отправили на лесозаготовки, одного. Ключи от церкви он передал в сельский совет. Очень жаль, что он не взял с них расписку и не сделал описи, в которой указал бы ценности этой церкви. В церкви были серебряные позолоченные чаши, кресты позолоченные серебряные, небольшие чашки для причастия, паникадило было серебряное. Много икон было в серебряных ризах, но точно я всего, конечно не знаю. Отец не доехал до лесозаготовок, заболел воспалением легких, и в Медвежке его уложили в больницу. Там в это время работал мой брат, его сын Николай. Когда он с больницы выписался, пожил немного у Николая, а потом переехал в Петрозаводск. Мама осталась в Кижах, в старом своем доме. Был это январь месяц, колхозники отобрали дом и стали пилить на дрова. Маму выселили в деревню Мальково. Перевез ее крестьянин Маркелов Иван. Она была одна до пароходного движения. Когда вскрылось озеро, Петр – это сын, мой старший брат, съездил и привез маму в Петрозаводск.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Семья

Восемь человек ребят было, 2 коровы, лошадь. Всё заготовляли летом. Например, уезжали парни, у меня ведь 5 братьев было, на сенокос, отцу выделено было место в Копаницах, там за Сычами… Здесь, на острове, нечего косить. Тут поля. Вот только напротив–то был Поповский остров. Там мы ставили сено тоже, ставили. Так это на первое вот время, на начало зимы. Пока не замёрзнет дорога. А потом туда ездили, в Копаницы, сено возили. А кто косил? Сами косили.

Праздники в кижских церквах

Пока церковь работала, по праздникам, по большим ходило очень много народу. Добираться до церкви летом надо было на лодках, а зимой – на лошадях, в распуту – меньше было. Но вот в такие праздники, как Крещенье, люди купались, на озере была сделана большая прорубь — йордан. На йордан ходили с крестным ходом в Крещенье. Прям в озере делали. Обкладывали досками, большую прорубь делали тут у пристани сразу. И там всегда были купающиеся. Меньше 5 человек не бывало. Дмитрия Степановича Богданова мать всегда купалась. Как только три раза опустит крест священник, они поют: «Крещайтеся тебе, господи, тройческая явися поклонение, и дух в виде Голубени». И тут иногда раньше голубей пускают. Три раза окунают крест. И сразу прыгают. Бабы, старухи эти… у всех привязаны кушаки. Длинные, большие такие пояса. Прыгали, их на кушаках держали, а потом быстро выскакивали, ноги в валенки и бегом в сторожку переодеваться. Ой, я всё боялась, бывало, маленькая, ведь стоишь тут, ой, как они туда – бух!

Второй день Пасхи ходили с крестным ходом по Кижскому острову. На Нарьину гору. Там служили молебен. Вот это я помню. Приходили мужики из деревень, забирали хоругви, иконы забирали и несли туда. Весь народ туда с церкви шел. Прямо после обедни. Там часовенка–то стояла.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Самый главный праздник Преображенской церкви – это Спасу Преображение. Он празднуется 19–го августа. Народу очень много всегда было. Приезжали с Петрозаводска, даже архиерей приезжал служить службу. Его встречали с колокольным звоном, только покажется пароход из–за Керкострова. С большого собора из Петрозаводска приезжали, значит, он с целой свитой приезжал: там дьякона с собой брал и других там помощников архиерея. Была торжественная служба. Народ весь гулял в этот день на погосте. У нас в доме были в трех помещениях накрыты столы. Любой человек приходил, всех кормили и поили в этот день.

Преображенская церковь работала по времени: с Пасхальной ночи и до Покрова. Эта церковь считалась летней, в ней не было ни печей, ни отопления никакого. В Пасху служба вся переходила в Преображенскую церковь из Покровской церкви. И лето все до 14 октября служба была в Преображенской церкви. На зиму переходили уже в Покровскую.

Гражданская война в Кижах

Во время Гражданской войны однажды обстреливали весь погост. Военный корабль стоял около Кузнецов и стрелял прямо по погосту. Наш это Красной Армии корабль, потому что накануне были белые на погосте. Обстреливали, чтобы узнать, есть ли тут белые или нет, а белые уже накануне удрали к себе восвояси. Однако около сорока снарядов было выпущено по погосту. Один из снарядов попал в церковь Преображенскую, в купол. С левой стороны купол был разбит. Сразу отец позаботился о том, чтоб отремонтировать этот купол. И ремонтировал его из деревни Мальково крестьянин. В Гражданскую войну наш остров был как передовая позиция. Причем нас возили туды–сюды в разные деревни. Красные придут, нас увезут в Подъельник, белые — увезут в Подъельник. Далеко нас увозили — в Подъельник! Смешная была война! Красные придут, у них не было ни красного флага, ничего, придут к маме просить тряпку какую–нибудь. У нее был фартук большой красный, повесят на колокольню – здесь красные. Красные побудут, побудут, опять белые наступают, тогда нас везут в Середку, потому что мы все были мал–мала меньше у отца, детей–то полно. Утихнет когда всё – опять мы домой.

Приезд И.Э.Грабаря

Помню, я была еще девочкой, к нам приезжал, отец говорил, очень знаменитый человек, архитектор и художник. Он работал тогда в Москве в художественно–архитектурном институте, на кафедре архитектуры. Вот он приезжал, неоднократно приезжал летом со своими студентами. Их очень заинтересовала церковь наша и постройки. Наш дом, например, он говорил, одна сторона — поздней архитектуры, а другая сторона — ранней, крыша на два ската. Всё они это рисовали. «Михаил Алексаныч, — отцу он говорил,? собор ваш будет поставлен на государственную охрану и надо его под стеклянный колпак поставить!» Вот прямо так и сказал. Я слышала это своими ушами. Действительно после его слов, когда он снова вернулся, было вывешено охранное свидетельство на дверях церкви. Мы ведь тогда и не ценили природу — ту, которая окружала нас. Ведь это было настолько всё естественно, мы родились при этом, при всей этой красоте, и ведь только при советской власти люди стали такие появляться, как Грабарь, заезжали и с отцом беседовали. Отец очень–очень заботливо охранял церковь. Он присматривал за каждой досочкой, дранкой–то, которой покрыты были купола. Это дранкой называлась черепица деревянная, по–нашему, по–крестьянски.

• [1] Петр Осипович Агапитов из д.Воевнаволок.
• [2] Сделают полынью в виде креста.
• [3] Сетки-поднизи, девичьи головные уборы.
• [4] "Обложейно ( это первый ряд на фундамент брёвна положены. Раньше выбирали камни, копали яму глубокую такую. Камень на камень ставили. А потом на эти камни брёвна уложат." (М.Е.Широкова).
• [5] С северной стороны.
• [6] Дом до сих пор стоит в д.Серёдка.
• [7] Шафера, дружки жениха ездили верхом на лошади.
• [8] Двоюродный брат.
• [9] Чердак.
• [10] Материнской одежды.
• [11] Поговаривать.
• [12] Дяинка - жена дяди.
• [13] Дмитрий Владимирович Маньшин и Анна Андреевна Клопова.
• [14] Мать (Евдокия Ивановна Буркова, д. Шуеных, Волкостров).