Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Статья выполнена в рамках проекта РГНФ № 03-01-00056а.

Селище Наволок находится на юго–восточном берегу о. Кижи, в 1 км к северо–востоку от ансамбля Кижского погоста, и занимает основание небольшого песчаного мыса (местное название – Наволок, в XIX в. – д. Дудкин Наволок) высотой всего 0,5–1 м над уровнем воды в озере. Площадка памятника занята огородами, в западной части – домом крестьянина Яковлева, входящим в экспозицию музея–заповедника «Кижи». На протяжении 1990-х гг. на распахиваемой части памятника неоднократно производились сборы подъемного материала. В основном он состоял из фрагментов гончарной посуды периода развитого средневековья и Нового времени, индивидуальные находки были представлены вислой свинцовой печатью и обломком раннесредневековой спиралеконечной фибулы из бронзы. Суммарно собранный материал указывал на неоднократность заселения данного участка на протяжении последнего тысячелетия. В 2000–2002 гг. на селище было вскрыто 136 м². Раскоп охватил свободную площадку, которая распахивается в настоящее время или еще недавно была занята огородами (Рис.1). Культурный слой мощностью 35–45 см был снят тремя горизонтами, отдельно выбирались заполнения уходивших в материк ям.

Памятники многократного заселения, в культурном слое которых смешан инвентарь разных эпох, иногда от мезолита до средневековья – не редкость в археологии Севера. Накопленный десятилетиями опыт позволил к настоящему времени выработать достаточно эффективные методы раскопок и последующего источниковедческого анализа материалов таких памятников, в итоге – расчленять смешанный материал на типо–хронологические комплексы [1] . Для смешанных комплексов сельских поселений средневековья – Нового времени такая задача является сравнительно новой вследствие общей слабой археологической изученности поселений этих эпох во многих районах Севера, в частности, в Карелии.

Проведенные раскопки на селище Наволок поставили перед авторами именно такую задачу. Как выяснилось при раскопках, культурный слой памятника практически повсеместно перемешан при позднейшей застройке и распашке на всю глубину за исключением уходивших в материк ям. Многократная переотложенность слоя сделала малоэффективным на данном памятнике обычный методический прием привлечения данных послойной статистики для хронологической дифференциации материала. Выделение разновременных комплексов находок, прежде всего керамики, в их привязке к остаткам сооружений было возможно в этой ситуации лишь при опоре на какие–то внешние эталоны. Имеющиеся типо–хронологические шкалы средневековой керамики северорусских городов пригодны в качестве таких эталонов далеко не в полной мере, поскольку для эпохи средневековья более чем вероятны нетождественность и различия в динамике развития материальной культуры в городских центрах и на далекой северной периферии Новгородской земли. Также надо отметить, что типо–хронологические шкалы городских материалов Нового времени вообще отсутствуют. Во всяком случае, очевидна желательность корректировки городских шкал древностей какими–то местными эталонами. Таковыми для нас послужили материалы раскопок на рубеже 1980–90-х гг. нескольких средневековых поселений с «чистыми» комплексами коротких хронологических периодов в окрестностях с.Толвуя. Коллекции, собранные на этих селищах, впервые в Прионежье представили местную колонку древностей (в том числе керамики) с середины XIV по середину XIX вв. [2] При выделении комплекса находок Нового времени селища Наволок привлекались также материалы раскопок Петровской слободы XVIII в. в исторической зоне г. Петрозаводска.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Слой первого горизонта представлял собой однородную пашню – серую гумусированную супесь с галькой, осколками кирпича, отдельными обожженными камнями и массой близкого к современности бытового мусора (см. таблицу). Во втором и третьем горизонтах пахотный слой постепенно сменился более плотной темно–серой супесью с галькой и отдельными обожженными камнями, местами нарушенной перекопами. Количество близких к современности находок с этом слое (особенно в третьем горизонте) сократилось. Во втором горизонте на границе кв. А, Б–2,3 отмечены пять некрупных валунов размерами в среднем 30х40 см, лежавших в ряд и, возможно, трассирующих стену какой–то постройки; на кв. А–5 и Б, В–5 были расчищены разрушенные основания печей – развалы обожженных камней или битых кирпичей в углистом слое; в предматерике в нескольких местах проявились контуры ям, заполненных слоем более темной серой супеси. Однако в основном остатки разновременных сооружений открылись в раскопе только на уровне желтого материкового песка, в который уходили 12 западаний слоя (Рис.2). Ямы №1, №6 и №10 практически не содержали находок; их возраст и характер неопределимы. Остальные западания хронологически группируются следующим образом.

Яма №5 имела прямоугольные очертания в плане, углублялась в материк примерно на 30 см и была заполнена светло–серой супесью, в которой найдены два фрагмента красноглиняных круговых сосудов, три – белоглиняных и 11 крупных черепков грубого лепного горшка. Яма, очевидно, имеет раннесредневековый возраст, ее заполнение было нарушено в развитом средневековье.

Яма №12, округлая в плане, углублялась в материк на 30 см и была заполнена плотной темно–серой супесью, в которой встречались отдельные обожженные камни и кусочки печины. Находки: 14 фрагментов красноглиняных горшков, два – белоглиняных, две кости и сланцевый точильный брусок. Назначение ямы неизвестно. По керамике она относится к эпохе развитого средневековья.

На месте ямы №4 во втором–третьем горизонтах слоя на площади около 5 м² был расчищен бесформенный развал некрупных сильно обожженных валунов вперемешку с кусками обожженной глины. Выявленная под ними яма №4 углублялась в материк до 50 см и была заполнена серой супесью с обожженными камнями, угольками, кусочками печины и вкраплениями сырой глины. Среди камней найдены несколько черепков чернолощеной керамики. В заполнении ямы встречены по два фрагмента поливной миски и поздней «рейнской» фляги, два десятка мелких осколков фарфора и фаянса, около 70 черепков бело–и красноглиняных горшков, кованые гвозди, кости животных, боле 100 осколков винных бутылей и штофов и обрезок оконной слюды. По находкам чернолощеной керамики и общему облику инвентаря из заполнения ямы остатки печи можно датировать XVIII – первой половиной XIX вв. Яма №8 углублялась в материк до 50 см. Верхняя часть заполнения представляла собой темно–серую супесь с примесью угольков, в которой встречались отдельные обожженные камни, кусочки печины и осколки кирпича. На глубине около 20 см от поверхности материка в центре ямы была расчищена кладка из некрупных обожженных валунов прямоугольной формы размерами 90×60 см, вытянутая в направлении запад–восток. Ниже кладки яма была заполнена плотным суглинком с отдельными камнями. На дне западания лежала обработанная каменная плита, отмечена прослойка истлевшей щепы. Находки в заполнении: более 20 черепков бело–и красноглиняных горшков, 6 осколков бутылей, 18 расслоившихся пластинок слюды, кованый гвоздь, несколько костей. По этому инвентарю остатки печи, как и предыдущие, следует датировать XVIII – первой половиной XIX вв. Яма №7 также углублялась в материк до 50 см. Она была заполнена темно–серой супесью с отдельными обожженными камнями, на дне ямы зафиксирована прослойка истлевшей щепы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В заполнении найдены более 120 фрагментов в основном красноглиняных горшков, две пластинки оконной слюды, железный шлак и три десятка костей. Назначение ямы не вполне ясно; возможно, она также представляет собой след разрушенного основания печи. Возраст данного западания, судя по облику керамики, вероятно, несколько старше, чем две предыдущие. Яма №9, уходившая в восточную стенку раскопа, была забита обломками кровельного шифера и явно связана с современным хозяйственным освоением этого участка. Судя по находкам в заполнении обломков фабричных кирпичей, близка к современности и яма 11, уходившая в северную стенку. На месте ямы №3 у южной стенки раскопа во втором–третьем горизонте в углистом слое было зафиксировано бесформенное пятно битого кирпича площадью около 3 м²; формат целых экземпляров составлял 25×13×7 см, что несколько меньше фабричных стандартов. Сама яма, углублявшаяся в материк на 30 см, также была заполнена углистым песком с обломками кирпичей. В заполнении найдены фрагменты поливного рукомойника, два десятка черепков белоглиняных и красноглиняных горшков, кости, кованый гвоздь, а также осколки оконного и бутылочного стекла фабричного производства, датирующие печь второй половиной XIX – первой половиной XX вв. Тот же возраст на основании находок можно предположить для ямы №2.

Число находок в раскопе уменьшалось от первого горизонта к материку, прежде всего, за счет сокращения количества разного рода близкого к современности бытового мусора в культурном слое – осколков оконного и бутылочного стекла, фарфора, фаянса. Несмотря на нестратифицированный характер памятника, перемешанность культурного слоя и инвентаря в раскопе, послойная статистика все же отражает некоторые хронологические изменения в составе инвентаря, в частности, технологических групп керамики. В первом горизонте доминирует белоглиняная и поливная посуда, во втором – существенно увеличивается процент фрагментов красноглиняных горшков, а в предматерике последние преобладают. Типологически, с опорой на указанные выше эталоны, в коллекции селища Наволок выделяются следующие комплексы находок и сооружений, которые соответствуют последовательным этапам заселения площадки, занятой памятником.

I. К раннесредневековому комплексу относятся 16 фрагментов от 3 грубых лепных сосудов с обильной примесью дресвы и песка к глиняному тесту, не орнаментированных, из которых 14 связаны с ямой 8, исследованной на кв. В–4, еще 2 фрагмента найдены в 4–6 м к востоку и юго–востоку от нее. Примерно на этом же участке в 1996 г. на пашне был подобран обломок бронзовой спиралеконечной фибулы с треугольным сечением дуги (рис.4:1). В Новгороде этот тип фибул встречен преимущественно в слоях X–XI вв., отдельные экземпляры бытовали до конца XII в. [3] Не исключена принадлежность к раннесредневековому комплексу калачевидного кресала с язычком (рис.4:11). По новгородским материалам этот тип датируется X – серединой XIII в. [4] Однако калачевидные кресала такой же формы вновь вошли в употребление в XVII–XVIII вв., что доказывается рядом находок на памятниках этого времени, в том числе в Карелии [5] . Также возможно (но не может быть строго доказано) отнесение к наиболее раннему комплексу поселения единичных находок обломков бронзового листа, на одном из которых сохранилась заклепка (Рис.4:10). Фрагменты бронзовых котлов нередко входят в состав раннесредневековых комплексов на многослойных поселениях Прионежья [6] . Судя по малочисленности перечисленных находок и их планиграфии, можно заключить, что раннесредневековый комплекс на памятнике занимает площадь не более 30–40 кв. м и представляет собой следы кратковременной остановки людей. Датировка этого комплекса наиболее вероятно определяется X–XI вв.

II. Комплекс эпохи развитого средневековья представлен в основном черепками красноглиняной и белоглиняной посуды. Белоглиняная средневековая керамика сравнительно легко вычленяется в находках по характерным технологическим признакам – она толстостенна, содержит примесь дресвы, изготовлена на медленном гончарном круге или подставке, сильно, но неровно обожжена. По этим признакам в коллекции выделяется не менее 140 фрагментов, находки которых в целом тяготели ко второму–третьему горизонтам культурного слоя. Судя по верхним профильным частям, большая часть из них происходит от примерно 25 горшков, относящихся к известному типу с грибовидным венчиком (рис.3:1–4). В Новгороде такие белоглиняные сосуды отнесены Г.П.Смирновой к типу IIIГ, появляющемуся в находках в слоях с конца XIII в. [7] В древней Кореле в слое 1360–1380-х гг. этот тип составлял около 35% всей керамики [8] . Судя по материалам крепости Орешек и Валаамского монастыря, поздние варианты типа бытовали в Приладожье и в XVI столетии [9] . Что касается территориально более близких аналогов, то на селище Царевка II в Толвуе, датированном серединой XIV – началом XVI вв., данный тип посуды абсолютно доминировал в керамическом наборе, составляя до 70% всех горшков. К технологической группе белоглиняной керамики относятся также черепки минимум от шести кувшинов с ручками и трех крышек сосудов, изготовленных на быстром круге, с примесью мелкого минерального отощителя к более качественной, чем у горшков, беложгущейся глине, ровно и сильно обожженных (рис.3:5–7). Кувшины такой стандартной формы имеют полные аналогии из слоев XV–XVI вв. Валаамского монастыря и XVI в. крепости Орешек. На селище Царевка III в Толвуе (вторая половина XV–XVII вв.) встречено девять подобных кувшинов и пять крышек к ним. Средневековые белоглиняные горшки и кувшины украшены скупым узором из одной–двух параллельных бороздок, часть горшков вовсе не орнаментирована. Среди красноглиняной посуды к комплексу эпохи развитого средневековья можно уверенно отнести, по типологическим признакам, лишь группу из 11 венчиков горшков – все они слабо отогнуты наружу, по внутреннему краю среза проходит характерное утолщение (рис.3:8–10). Во фрагментах распознаются поздние варианты типа II (по Г.П.Смирновой) керамики Новгорода. В слоях второй половины XV в. крепости Орешек к этому типу отнесено 63% горшков. Производство такой керамики в южных районах бывшей Новгородской земли прекращается лишь в XVI столетии [10] . На селище Царевка II этот тип посуды был представлен лишь единичными фрагментами. В той же технологической группе красноглиняной керамики относится серия из примерно 25 венчиков горшков иных типов (рис.3:11–13). Судя по толвуйским материалам, хронологически они точно неопределимы и могут относиться как к средневековому, так и к комплексу Нового времени селища. Только на двух красноглиняных фрагментах стенок сосудов присутствует орнамент – однорядная волна и параллельные бороздки.

Индивидуальные датирующие находки периода развитого средневековья представлены в материалах селища вислой свинцовой печатью (рис.4:3), бронзовым перстнем (возможно, двумя) и янтарным крестом–тельником (рис.4:2,4,5). Происходящая из случайных находок на огороде в 1980-х гг. свинцовая булла имеет на одной стороне изображение креста и надпись «Печать Игната Михайловича». Она была атрибутирована В.Л.Яниным как печать владычного наместника в Обонежье; Игнат Михайлович упоминается в качестве послуха в одной купчей грамоте середины XV в. [11] Найденный в раскопе перстень относится к разряду щитковосрединных, изготовлен из медного сплава серебристого цвета, дужка кольца не сомкнута. Круглый плоский щиток перстня украшен циркульным орнаментом в центре и растительными завитками по краям (рис.4:4).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

По М.В.Седовой, в Новгороде щитковосрединные перстни с круглыми щитками встречены в слоях второй половины XII – начала XIV вв. [12] ; по Ю.М.Лесману, заново обработавшему новгородские ювелирные изделия, этот тип появляется в слоях середины XIII в. и бытует по крайней мере до конца XV столетия [13] . Второй перстень с напаянным на проволочное кольцо сложным фигурным щитком, на котором располагается крепление для отсутствующей вставки (рис.4:5), точно не датируется. Его принадлежность к комплексу периода развитого средневековья на селище не исключена: в Новгороде подобные украшения встречены в слоях с середины XII до конца XIV в. [14] Однако, известны и значительно более поздние аналогии перстням такого типа [15] . Плоский янтарный нательный крест с отверстием для привешивания (рис.4:2) относится к типу 1, по М.Д.Полубояриновой, и надежно датируются по многочисленным новгородским аналогиям временем от последней трети XII до третьей четверти XV вв. [16] Описанные находки, отнесенные к комплексу периода развитого средневековья, в целом равномерно распределялись по вскрытой площади, не образуя заметных скоплений. Картирование находок средневековой керамики показывает их слабое тяготение к западной части раскопа. Среди исследованных сооружений к данному комплексу можно уверенно отнести только яму №3 на кв. Д–2.

III. Комплекс находок Нового времени количественно превосходит более ранние и значительно более разнообразен по составу. При этом для некоторых массовых категорий вещевого материала возникают понятные трудности при отделении материалов данного выделяемого нами комплекса от хронологически смыкающихся с ними, но еще более поздних, близких к современности находок (см. таблицу). Это касается большей части железного инвентаря, а также сильно измельченных обломков виной тары, фарфоровой и фаянсовой посуды. Среди последней лишь в нескольких фрагментах фарфоровых чайных блюдец и чашек, украшенных характерной подглазурной росписью в так называемом «китайском» стиле, опознаются подражания продукции мейсенских фабрик. Из общей массы осколков винной тары к этому комплексу по морфологическим и технологическим признакам следует отнести фрагменты минимум 30 бутылей и штофов. Они имеют стандартные формы, изготовлены преимущественно из зеленого стекла (рис.6:1–4). Почти всю поливную керамику, собранную в раскопе, можно датировать лишь суммарно XVIII–XX вв. Исключение составляют фрагменты поздней «рейнской» фляги из заполнения ямы №4; такая импортная аптечная или винная тара часто встречается в слоях XVIII в. городов Северо–Запада России и Прибалтики. Среди черепков поздней столовой керамической посуды в коллекции уверенно датируются временем не позднее XVIII в. также фрагменты чернолощеной керамики московского производства, происходящие минимум от четырех сосудов. Более определенно выделяются материалы Нового времени в массе черепков грубой кухонной керамики. В технологической группе белоглиняной керамики это, прежде всего, большая серия фрагментов, происходящих, судя по венчикам, от более чем 100 тонкостенных горшков (около десятка изготовлены из красножгущейся глины).

Более точно количество сосудов данной серии подсчитать затруднительно, поскольку фрагменты в массе сильно измельчены. Горшки изготовлены на быстром гончарном круге из глиняного теста с мелкими отощителями, как правило, сильно и ровно обожжены. Размеры, определяемые по диаметрам устьев, и профилировка верхних частей сосудов этой серии различны (рис.3:14–19). В коллекции из раскопок Толвуйской земской избы XVIII – первой половины XIX вв. такие горшки составляли более 40% всей керамики [17] . Эта серийная посуда, по–видимому, получает широкое распространение в Прионежье только с XVIII в., поскольку в коллекциях селища Царевка III и Палеостровского монастыря, включающих материалы XVII в., она практически отсутствовала. Указания на слабую представленность белоглиняных горшков данной серии в керамическом наборе первой декады XVIII столетия получены и при раскопках Петровской слободы, где в целом этот тип также является ведущим. Среди красноглиняной керамики к Новому времени, судя по имеющимся аналогиям, относится серия из примерно 45–50 довольно грубых толстостенных горшков с покатыми плечиками и отогнутыми короткими венчиками, по внутреннему срезу которых проходит валик; у вариантов этого типа горшков изгиб венчика и валик обозначены желобком (рис.3:20–24). По материалам раскопок в п.Толвуя и на Петровской слободе в Петрозаводске данный тип горшков может быть датирован XVII–XVIII вв. Как уже отмечено, к комплексу Нового времени может принадлежать также часть из примерно 25 иных хронологически точно не определимых красноглиняных горшков в коллекции.

Среди индивидуальных датирующих находок с комплексом связана большая часть найденных мелких медных монет номиналами от полушки до двух копеек. Всего из раскопок и сборов их происходит 28 экземпляров. Определимые монеты из коллекции распределяются по датам чеканки следующим образом: 1718, 1719, 1734, 1735, 1740, 1749, 1750(2), 1757, 1767, 1768, 1769, 1771, 1775, 1797, 1815, 1819(2), 1840, 1860, 1861, 1884, 1931, 1970. Приведенные даты чеканки монет довольно плотно покрывают интервал с 1710-х по 1860-е гг. К этой серии следует добавить 4 сильно стертых монеты, по типу относящихся к чекану XVIII в. Монеты с датой выпуска после 1861 г. единичны, что примерно определяет верхнюю хронологическую границу выделяемого на памятнике комплекса Нового времени. Следует отметить также обломок стебля (чубука) белоглиняной курительной трубки (рис.4:7), который уверенно датируется XVIII – первой четвертью XIX в. [18] Возможно отнесение к данному комплексу точно не датируемых обломков костяных шахматной фигурки и кочедыка для плетения сетей (рис.4:8,9), а также упомянутого выше бронзового перстня с отсутствующей круглой вставкой из стекла или камня (рис.4:5). Среди железного инвентаря в Новому времени, вероятно, относится часть предметов дверного снаряда (рис.5:1–6), подковка сапога или башмака (рис.5:7), поясная пряжка (рис.5:8), железный нож с «горбатой» спинкой (рис.4:12), рыболовный крючок из сборов (рис.4:6), а также калачевидное кресало (для последнего, как уже указано, не исключена и раннесредневековая дата). Находки Нового времени равномерно распределялись по вскрытой площади. С комплексом связаны ямы №2,7,9. При этом в яме №2 на кв. В–1,2 тонкостенная белоглиняная керамика первой из упомянутых выше серий отсутствовала, что может свидетельствовать о ее относительно раннем возрасте (ориентировочно XVII в.).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Проведенные на памятнике раскопки с учетом материалов из сборов позволяют предложить следующую историческую интерпретацию изложенных выше археологических данных о последовательных этапах заселения участка. Около рубежа I и II тыс. н.э. о.Кижи использовался для кратковременных остановок небольших коллективов. Следы кратковременных, вероятно – сезонных, становищ людей в X–XI вв., подобных исследованному в раскопе отчетного сезона, зафиксированы к настоящему времени в целом ряде пунктов на побережье Онего и в его бассейне. Они связываются с начальными этапами торгово–промыслового освоения края, когда его естественные богатства (прежде всего пушнина) были вовлечены в систему восточноевропейской и международной торговли [19] . Этнокультурная принадлежность участников торгово–промысловых операций на территориях вокруг Онего в раннем средневековье далеко не всегда поддается однозначному определению на материалах конкретных (зачастую очень бедных находками) памятников. Имеющиеся археологические данные в целом позволяют назвать среди внешних участников таких операций выходцев с древневепсской территории в Юго–восточном Приладожье и Северном Верхневолжье (стационарные колонии – селища и связанные с ними курганные могильники X и XI вв. – исследованы в Кокорино в Уницкой губе, в Челмужах на северном побережье, в низовьях р.Шуи на западном берегу Онежского озера), а также торговцев и воинов из северно–русских городских центров или из региона Балтики (находки в среднем течении р.Водла). Описанные выше немногочисленные раннесредневековые вещи из раскопа и сборов можно уверенно связать с этой, шедшей с юга, волной торгово–промыслового освоения территории. При этом весьма бедный по составу комплекс X–XI вв., исследованный на селище Наволок, на равных основаниях может быть интерпретирован и как след временной стоянки пришлых торговцев и промысловиков, и как остатки сезонного промыслового становища местного, предположительно саамского населения Прионежья, втянутого в систему дальней торговли и испытавшего в связи с этим сильное влияние южных соседей. Вполне характерна топографическая ситуация, в которой располагается эта раннесредневековая стоянка. Повсюду в Прионежье подобные памятники привязаны к песчаным боровым местам. Наволок – один из немногих песчаных мысов в Кижских шхерах.

Следующий этап заселения острова связан с земледельческой крестьянской колонизацией территории из более южных районов Новгородской земли. Полученные в ходе раскопок материалы позволяют датировать основание поселения на мысе Наволок временем не ранее XIV в. Судя по относительной малочисленности средневековых вещей на селище (фрагментами представлены не более 50 сосудов), верхняя хронологическая граница средневекового поселения, очевидно, не выходит за пределы XV в. Это подтверждают и индивидуальные датирующие находки. Наличные средневековые материалы не дают возможности высказать какие–либо предположения об этнокультурной принадлежности насельников первоначальной деревни. При этом ряд находок указывает на определенную социально–культурную специфику поселения. К таким находкам относится, прежде всего, найденная на огороде в 1988 г. свинцовая вислая печать новгородского владычного наместника Игната Михайловича, датированная примерно серединой XV столетия. Булла первоначально была подвешена к какому–то акту и вряд ли могла быть утеряна на рядовой крестьянской усадьбе. Другие индивидуальные находки из раскопок явно являются продукцией профессиональных городских, а не кустарных деревенских ремесленников: янтарный нательный крест, бронзовые перстни, средневековая дата одного из которых бесспорна. Среди керамического материала, собранного на селище, обращают на себя внимание фрагменты минимум шести серийных кувшинов, изготовленных из качественной белой глины – также продукция скорее городских, а не деревенских гончаров. На памятниках развитого средневековья в Прионежье серия таких кувшинов встречена лишь на селище Царевка III, определенном как резиденция посельского – наместника новгородского Вяжищского монастыря, владевшего в XV–XVII вв. большей частью деревень Толвуйского погоста. Суммируя эти данные, можно высказать предположение, что селище Наволок является не рядовым сельским поселением, а, возможно, связано с владельческим освоением территории Кижского погоста в XIV–XV вв.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В писцовых книгах Заонежской половины Обонежской пятины XVI столетия владельческие поселения, центры бывших новгородских вотчин носят стандартное название Большой двор. На острове Кижи книги 1563 и 1583 гг. называют три таких поселения [20] . Идентификацией поселений острова, упомянутых в писцовых книгах, специально занималась С.В.Воробьева, однако ни один из Больших дворов не был соотнесен ею с местом, где в XIX в. располагалась д.Дудкин Наволок: на этом месте ею локализована д.Окуловская писцовой книги 1563 г. и последующих описаний. Основанием для такого отождествления послужило исправление, внесенное в список кижских деревень 1851 г., где название д. Окуловской зачеркнуто и сверху написано новое – Дудкин–наволок [21] . Нам представляется, что предложенная локализация д.Окуловской небесспорна. В описаниях 1563, 1583, 1616–1617, 1646–1647, 1678 гг. деревня последовательно именуется «на Кижском острове Окуловская у погоста(выделено нами – авт.)» [22] , в то время как мыс Наволок находится в километре от ансамбля церквей. Материалы XVI столетия на селище четко не выделяются, что также входит в известное противоречие с локализацией в этом месте д.Окуловская, в которой по письму 1563 г. насчитывалось три крестьянских и один бобыльский двор.

Участок вновь заселяется в Новое время, причем собранные на селище материалы XVIII–XIX вв. опять указывают на «не стандартный» социально–культурный характер поселения на мысе Наволок. В культурном слое памятника отмечена явно повышенная концентрация монет. При этом нужно учесть, что в коллекции музея из сборов попали лишь монеты, найденные на пашне в течение 1990–х гг., а более ранние находки на огороде (они, несомненно, были) просто «разошлись по рукам» и оказались утрачены. Даты чеканки монет плотно охватывают период XVIII – первой половины XIX в., более поздние – единичны. Для Заонежья с его суровыми старообрядческими устоями по меньшей мере необычными выглядят находки в комплексе Нового времени значительного количества осколков винной тары – бутылей и штофов, а также обломка стебля (чубука) голландской белоглиняной курительной трубки и сломанной костяной шахматной фигуры. Вряд ли можно признать характерным для быта заонежских крестьян XVIII в. использование импортного немецкого фарфора (в осколках распознаются подражания продукции мейсенских фабрик) и парадной чернолощеной керамической посуды московского производства. Необычный для рядовой деревни состав комплекса находок Нового времени на селище находит ближайшие аналогии в коллекциях, собранных при раскопках земской избы в окрестностях Толвуи и Петровской слободы в исторической зоне г. Петрозаводска. Памятники Толвуи и Кижей связывает такой важный показатель, как исключительно высокая для сельских поселений концентрация монет в культурном слое. Эти аналогии подводят к объяснению состава комплекса: в Наволоке с начала XVIII по примерно середину XIX в. располагалась Кижская земская изба – местный административный и фискальный центр в составе Олонецкого горного округа, подчиненный Канцелярии Олонецких Петровских заводов в Петровской слободе, а позднее – губернской администрации в Петрозаводске. Система управления и сбора налогов, низовым звеном которой были волостные правления/земские избы, просуществовала в крае до 1860-х гг. [23] Как видим, это точно совпадает с верхней хронологической границей комплекса Нового времени памятника, намеченной по монетным находкам. Упоминания земской избы, располагавшейся где–то на острове Кижи, встречаются в документах, относящихся к Кижскому восстанию 1769–1771 гг. В годы восстания земские избы являлись не только местными центрами администрации и фиска, но также местами крестьянских «суемов» (собраний), а выборные старосты, возглавлявшие такие волостные правления, нередко выступали в роли руководителей крестьянских волнений. [24] Сведения о деятельности Кижской земской избы имеются также в документах конца 1770-х гг., связанных с изменением сословного состояния приписных крестьян [25] . Возможно, отголоском прежнего особого статуса поселения (местное волостное правление) стало то, что именно здесь летом 1871 г. кижские крестьяне разместили А.Ф.Гильфердинга, прибывшего на остров для записи былин.

Таблица: Селище Наволок. Вещевой материал раскопа

• [1] Косменко М.Г. Многослойные поселения Южной Карелии. Петрозаводск. 1992. С.6-14.
• [2] Частично опубликовано: Спиридонов А.М. Археологические исследования на усадьбе Палеостровского монастыря // Вестник Карельского краеведческого музея. Петрозаводск. 1994. Вып.2. С.55-61; Толвуйская земская изба ХVIII-XIX вв. // Вестник Карельского краеведческого музея. Петрозаводск. 1995. Вып.3. С.152-174.
• [3] Седова М.В. Ювелирные украшения древнего Новгорода (X-XV). М., 1981. С.86; Лесман Ю.М. Хронология ювелирных изделий Новгорода // Материалы по археологии Новгорода. М., 1990. С.75.
• [4] Колчин Б.А. Хронология новгородских древностей // Новгородский сборник: 50 лет раскопок в Новгороде. М., 1982. С.163, рис.4.
• [5] Завьялов В.И. Изделия из черного металла // Очерки история освоения Шпицбергена. М., 1990. С.150; Спиридонов А.М. Толвуйская земская изба... С.165.
• [6] Косменко М.Г. Поселения охотничье-рыболовецких культур // Археология Карелии. Петрозаводск. 1996. С.281.
• [7] Смирнова Г.П. Опыт классификации керамики древнего Новгорода // МИА. №55. М., 1956. С.242-244.
• [8] Кирпичников А.Н. Историко-археологические исследования древней Корелы ("Корельский город" XIV в.) // Финно-угры и славяне. Л., 1979. С.71–73, рис.31.
• [9] Кирпичников А.Н. Древний Орешек. Л., 1980. С.98-99, рис.31; Spiridonov A.M. Archaeological Data on the Early History of the Valamo (Valaam) Monastery // Fennoscandia archaeologica. Vol.IX. Helsinki, 1992. P.97, fig.4:1,2.
• [10] Кильдюшевский В.И. Об одном из типов керамики XIV–XVI вв. крепости Орешек // КСИА. Вып.164. 1981. С.111–116.
• [11] Янин В.Л. Новгородские акты XII–XV вв.: хронологический комментарий. М., 1991. С.246–247.
• [12] Седова М.В. Указ. соч., С.132.
• [13] Лесман Ю.М. Указ. соч., С.52.
• [14] Седова М.В. Указ. соч., С.140-141.
• [15] См., например, Порфиридов Н.Г. Предметы прикладного искусства // Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII века: Археологические находки на острове Фаддея и на берегу залива Симса. Л., М., 1951. С.153.
• [16] Полубояринова М.Д. Полудрагоценные камни и янтарь в древнем Новгороде // Новгородские археологические чтения. Новгород. 1994. С.81.
• [17] Спиридонов А.М. Толвуйская земская изба... С.171.
• [18] Зурабян Н.М. Об истории распространения белоглиняных курительных трубок в Санкт–Петербурге // Труды Государственного музея истории Санкт-Петербурга. Исследования и материалы. Вып.II. Спб., 1997. С.88-106.
• [19] Косменко М.Г. Поселения... С.272–285.
• [20] Витов М.В., Власова И.В. География сельского расселения Западного Поморья в XVI-XVIII веках. М., 1974. С.66-67.
• [21] Воробьева С.В. Опыт идентификации исторических поселений о. Кижи и его окрестностей по писцовым материалам и документам XVIII-XIX столетий // Вопросы изучения и издания писцовых книг и других историко-географических источников. Тез. докл. Петрозаводск, 1991. С.86–90.
• [22] Витов М.В., Власова И.В. Указ. соч., С.66.
• [23] Балагуров Я.А. Приписные крестьяне Карелии в XVIII-XIX вв. Петрозаводск. 1962. С.28–49.
• [24] Балагуров Я.А. Кижское восстание 1769-1771 гг. (очерки истории восстания олонецких приписных крестьян). Петрозаводск. 1951. С.27–71.
• [25] Набокова И.И. Из истории волкостровских крестьян Щепининых (начало XVIII - начало XX века) // Кижский вестник. №6. Петрозаводск, 2001. С.33–41.