Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Исследование выполнено при поддержке РФФИ в рамках проекта №19-312-60001 Искусство средневекового Новгорода в контексте старообрядческой культуры XVIII - XX вв.: предметы из собрания общин старообрядцев Северо-Запада в коллекции Новгородского государственного объединённого музея-заповедника.

Аннотация: В статье анализируется неизвестный памятник старообрядческого искусства – лубок «Описание новгородских чудотворцев». Демонстрируются возможные источники памятника, которые могли послужить его прямым прототипом. Особое внимание уделяется связи лубка с сетью паломнических «святых мест» Новгорода и его окрестностей, а само изображение рассматривается как вторичная святыня, призванная транслировать действенную силу оригинальных святынь.

Святыни и святые места занимают важное место в христианском культе. Их можно рассматривать, как орудия производства чудесного и вместилище чудодейственной силы. В практиках присвоения благодати не меньшим функционалом наделяются так называемые вторичные святыни. К ним могут относиться многочисленные списки с чудотворных икон, изображения почитаемых объектов, земля со святого места, штукатурка от врат обители и т. д., которые используются верующими в целях защиты от злых духов, исцеления болезней и прочих подходящих случаях [1] . Социальная роль святого места также велика – оно служит объединению верующих, а также может являться средством контроля и распространения влияния церковных институтов [2] .

В дореволюционной России доступ к святым местам контролировался государственной церковью, что не могло устраивать представителей альтернативных христианских направлений, также почитающих церковные реликвии. В настоящей статье речь пойдет об одном из способов преодоления старообрядческим сообществом образовавшегося «дефицита» благодати, которая, с точки зрения верующих, физически содержится в почитаемых объектах. В частности, интересный пример являет старообрядческий рукописный настенный лист «Описание новгородских чудотворцев», хранящийся в Новгородском государственном объединенном заповеднике [3] . Это произведение можно рассматривать, как попытку староверов не только символически осмыслить, но и в прямом смысле транслировать благодать, содержащуюся в паломнической инфраструктуре Новгорода.

Уже в средневековье возникают предметы, которые мы могли бы назвать вторичными святынями. Они представляли своеобразный мистический слепок почитаемого объекта, который в виде благословения уносился с собой паломниками. Тема вторичных святынь (в Византии их называли «евлогии») соответствовала основной идее иконопочитания о распространении божественной благодати через череду видимых образов и объектов от первоисточника – Бога. В качестве таких сакральных образов Божества могли выступать и останки святых [4] . Священным статусом также наделялось пространство, вмещающее почитаемый объект, которое, в свою очередь, воспроизводилось в той или иной форме вторичных реликвий. К таким святыням, производным от пространства, например, можно отнести каменные иконки Гроба Господня, которые получили хождение среди паломников в XII – XIII вв. [5] Подобная же связь с изображением просматривается в установлении новгородским архиепископом Евфимием II в сер. XV в. празднования владыкам и князьям, погребенным в Софийском соборе. Особенности возникновения празднования отражены в поздней иконографической традиции, в соответствии с которой эти святые изображались рядом [6] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Таким образом, изначально изображения реликвий входили в спектр вторичных святынь, связанных не только с почитаемым объектом, но шире, с практиками паломничества и соответствующей инфраструктурой. Настоящий переворот в паломнических практиках, в том числе и в России, происходит во вт. пол. XIX в. Прежняя труднодоступность святынь устранялась благодаря сетям железнодорожного транспорта, что привело к распространению массовых путешествий по святым местам и феномену приходских паломничеств [7] . В этот же период очень широко распространяется массовая паломническая продукция: иконки, пузырьки с освященным маслом, четки и прочие атрибуты, претендовавшие на роль вместилища благодати святого места. Большим почитанием пользовались и лубочные изображения святых мест. Считалось, что они обладают равной с оригиналом чудотворной силой. Новгородскому житийному циклу, в частности, приписывалась способность отгонять злых духов [8] .

Государственная церковь, оценив новые инфраструктурные возможности, стремилась использовать силу паломнической сети в целях укрепления своего вероучения и борьбы с «неправославными сектами и деноминациями» [9] . Таким образом, появлялась угроза идентичностям тех религиозных сообществ, которые не принадлежали к государственной церкви, но продолжали почитать православные святыни. Именно к таким сообществам относились старообрядцы. Смешение на время с иноверцами и проникновение в старообрядческую среду массовой паломнической продукции неизбежно приводило к размыванию конфессиональных границ. Особенно это касалось регионов, насыщенных узлами паломнической сети, которые создавали предпосылки к наибольшему воздействию духовенства государственной церкви на паству. Неслучайно вопрос о том, можно ли поклоняться и «лобызать» мощи и чудотворные иконы в иноверческих храмах рассматривался на Первом всероссийском соборе старообрядцев-поморцев в нач. ХХ в. [10] Эта проблема актуальна для последователей старой веры до сих пор [11] .

Одной из форм преодоления такой ситуации были попытки старообрядцев создать собственные вторичные реликвии, которые не только подтверждали бы преемственность от дореформенного православия, но и транслировали благодать святого места, находящегося в руках у «еретиков». К подобным реликвиям, на мой взгляд, и относится упоминавшийся ранее настенный лист «Описание новгородских чудотворцев» кон. XIX в. (Рис. 1). Несмотря на то, что ему уже была посвящена работа Г. П. Герова, ее автор, к сожалению, не обратил внимания на более чем вероятное старообрядческое происхождение этого листа [12] . Однако стилистика изображения отсылает нас к образцам рукописных лубков, создававшихся в Выговской пустыни. Он выполнен чернилами и акварелью на листе большого формата, все пространство которого занимает дерево с вписанной в него информацией о наиболее почитаемых святых и святынях Новгорода. Сам принцип размещения текстов в картушах, изображенных на ветвях дерева, был очень распространен на Выгу (Рис. 2). Киноварное название новгородского листа, размещенное вверху, также имитирует заглавия выговского письма. Наконец, старообрядческое происхождение лубка выдает написание имен в соответствии с дореформенной традицией (Миха́ил, Со́фия, Сава).

Как название лубка, так и лаконичная подача информации о местночтимых святых отсылают нас к популярной у старообрядцев «Книге глаголемей Описание о российских святых» [13] . Особенное почитание северных святых, собирание информации о них, также было своеобразным трендом в беспоповских сообществах «соловецкого корня» [14] . Однако непосредственное влияние на составление подобного листа, на мой взгляд, оказали ближайшие аналоги, в тот же период создававшиеся в Новгороде государственной церковью и предназначавшиеся для многочисленных паломников.

Лубочные изображения святынь Новгорода в описываемый период не были редкостью. В собрании Новгородского музея, помимо видов новгородских монастырей, есть гравюра «София Премудрость Божия» [15] XIX в. (Рис. 3), литография «Собор всех святых новгородских угодников» [16] нач. ХХ в. (Рис. 4). Существовали также лубочные вариации на тему чудотворного изображения Спаса Пантократора в куполе Софийского собора (Рис. 5). Но наиболее близки к рассматриваемому старообрядческому произведению таблицы-указатели «Краткое сказание о святых угодниках почивающих и о чудотворных иконах, имеющихся в Новгородском Софийском соборе и в других храмах и обителях новгородских», которые имели хождение во вт. пол. XIX в. Информируя паломников, они также являлись своеобразной симуляцией святынь и вторичной реликвией, которую поклонники приносили с собой из путешествия. [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В собрании Новгородского музея-заповедника есть два листа подобного рода: один был выпущен в 1870-х гг. в Литографии П. Дамье и А. Жозефи в Санкт-Петербурге (Рис. 4), а другой в 1891 г. в Типографии Новгородского губернского правления [17] . На них в виде таблицы, которая сопровождается небольшими изображениями, представлены наиболее почитаемые святыни Новгорода с разъяснением их местоположения. В этих таблицах упоминаются новгородские владыки Никита, Иоанн, Григорий, Иоаким, Лука, Герман, Аркадий, Мартирий, Антоний, Василий, Симеон, Феоктист, Моисей, Евфимий и Иона, князья Владимир Ярославич, Мстислав Ростиславич, Федор Ярославич и княгиня Анна, преподобные Антоний Римлянин, Варлаам Хутынский, Ксенофонт Робейский, Михаил Клопский, Савва Вишерский, Ефрем Перекомский и Арсений, а также блаженные Харитина, Гликерия, Федор Блаженный, Никола Кочанов, Иоанн и Яков Менюшские. Кроме того, указывается ряд почитаемых новгородских икон. Информация включает обязательное описание места нахождения реликвий (мощей и икон).

Вероятнее всего, анонимный автор-старообрядец, составляя свой лубок «Описание новгородских чудотворцев» либо его протограф, ориентировался на эти расхожие печатные таблицы-указатели для паломников, переводя их на изобразительный язык, принятый в старообрядчестве. В виде отдельных медальонов, вписанных в ветви дерева, представлена информация о святых, мощи которых почивают в обителях Новгорода и ближайших окрестностей. Примечательно, что каждая святыня обязательно локализована, причем иногда указывается расстояние в верстах от города до места ее расположения. Композиционно изображение также четко ориентируется на топографический контекст: «верхушку» дерева венчают 7 святых, мощи которых можно было увидеть в Софийском соборе. Большинство угодников, чьи останки хранились в удаленных от Новгорода обителях, сгруппированы в левой части листа, в то время, как в правой расположены в основном святые и святыни в пределах Торговой и Софийской стороны, а также ближайших слобод.

Однако далеко не все святые и святыни в печатных таблицах и рукописном лубке совпадают. Так, старообрядческий мастер проигнорировал 8 новгородских владык, чьи имена имеются в печатных листах, зато добавил в свой список святынь мощи Иакова Боровичского, праведную Ульянию и «пять братов» Сокольницких. Также отличается и список новгородских чудотворных образов. В рукописном лубке их значительно меньше, чем в печатной таблице. Сюда вошли считавшиеся чудотворными икона Спаса в Софийском соборе, круглая икона Николы Чудотворца, фреска с изображением Николы на стене башни «крепости», иконы Богоматери Умиление в Троицкой Ямской слободе, Знамение в Знаменском соборе, две Тихвинские иконы на Торговой и Софийской сторонах, Симеона Богоприимца в Зверином монастыре и Софии в Софийском соборе.

Особо выделена купольная фреска Пантократора – знаменитого Спаса со сжатой десницей. Летописное сказание об этом ныне утраченном изображении, которое можно было увидеть в куполе Софийского собора, создатель лубка выписал отдельно в нижней части композиции. Он сопроводил его двумя оранжевыми кругами, вписав часть текста в один из них, а другой превратив в излюбленный старообрядческой и народной изобразительной традицией солнечный лик. Цитируемое «Сказание о церкви премудрости Божии Софии иже в Великом Нове Граде» также попадало в старообрядческие рукописные сборники. Так, оно было включено в состав сборника, написанного федосеевским иноком Киприаном, подвизавшимся в Новгородском уезде в 1890-х гг. [18]

Несмотря на разночтения, очевидна связь старообрядческого лубка с печатными таблицами. Это касается не только схожего принципа подачи информации, но и более чем вероятного функционала изображения – служить своего рода путеводителем в пространстве новгородских святынь и одновременно транслировать благодать в форме вторичной реликвии. [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Таким образом, становится очевидной связь этого изображения с паломнической инфраструктурой Новгорода, за которую старообрядцы идейно конкурировали с государственной церковью. Вынужденно смирившись с тем, что святыни находятся в руках оппонентов и используются ими в борьбе с «древним благочестием», старообрядцы пытались создавать свои вторичные реликвии, отсылающие к почитаемым объектам дореформенной Руси. Подобно усиленному почитанию местночтимых святых, такую форму осмысления сакрального пространства можно рассматривать, как попытку трансляции благодати «древлего благочестия» в лишенном иерархии сообществе беспоповцев. В этой работе старообрядцы не чуждались и заимствований, хотя и корректировали их в соответствии со сложившейся старообрядческой изобразительной традицией.

• [1]  Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. СПб, 1903. С. 264-265.
• [2]  Ead J., Sallnow M. J. Introduction // Contesting the Sacred. The Anthropology of Pilgrimage. Eugen, 1991. P. 10.
• [3]  НГМ КП 25987/46. ГК 4204849.
• [4]  Шалина И. А. Реликвии в восточнохристианской иконографии. М., 2005. С. 13 – 16. (536 с.)
• [5]  Беляев Л. А. Пространство как реликвия: о назначении и символике каменных иконок Гроба Господня // Древнерусское искусство. СПб., 2002. С. 539-553.
• [6]  Пивоварова Н. В. Икона «Образ новгородских чудотворцев» из собрания Русского музея: вопросы иконографии // Новгород и новгородская земля. Искусство и реставрация. Вып. 4. – Великий Новгород, 2011. С. 247, 249.
• [7]  Greene R. H. Bodies in Motion: Stream-Povered Pilgrimages in Late Imperial Russia // Russian History. 39 (2012). – P. 247 – 268.
• [8]  Воронина Т. А. Русский лубок 20-60-х годов XIX века: производство, бытование, тематика // Российский этнограф. №5. М., 1993. С. 109, 111-113.
• [9]  Greene R. H. Ibid. P. 250, 256.
• [10]  Деяния Первого Всероссийского собора христиан-поморцев, приемлющих брак, происходившего в царствующем граде Москве в лето от сотворения мира 7417 маия в дни с 1 по 12. – М., 1909. С. 39 перв. сч. (470 с. разд. паг.).
• [11]  Можно ли заходить в храм РПЦ для прикладывания к мощам? [Электронный ресурс. Режим доступа: https://ruvera.ru/vopros/poklonenie_mosham].
• [12]  Геров Г. П. Древо новгородской святости // София. №1, 2015. – С. 24 – 30.
• [13]  Книга глаголемая Описание о Российских святых / Подг. изд. М. В. Толстого. М., 1887. 289 с.; Романова А. А. Святые Обонежского края в «Книге глаголемой Описание о российских святых…» // Святые и святыни Обонежья. Материалы всероссийской научной конференции «Водлозерские чтения-2013». Петрозаводск, 2013. С. 59-65.
• [14]  Юхименко Е. М. Агиологические изыскания выговских старообрядцев и образ Всех Святых Российских чудотворцев // Чтения памяти И. П. Болотцевой. Ярославль, 2010. С. 152-167; Романова А. А. Источники русской агиографии: святцы поморского наставника Ф. П. Бабушкина // Genesis: исторические исследования. 2016, №5. С. 174-180.
• [15]  НГМ КП 25987-56.
• [16]  НГМ НВ 19308-17.
• [17]  ОПИ НГОМЗ. Ф.11. оп.1. ед.хр.141.
• [18]  НГМ КП 38189. КР-439