Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 795.1. Репрезентативность археологических материалов. Селища и деревни писцовых книг XVI в. Хронология и динамика заселения территории

Под репрезентативностью археологических материалов понимается то, как количество выявленных и исследованных нами селищ соотносится с общим числом поселений, существовавших на данной территории в тот или иной период Средневековья.

Объективные критерии оценки репрезентативности раннесредневековых материалов, зафиксированных в окрестностях Кижей на шести памятниках, подыскать затруднительно. Если исходить из общих археологических данных о плотности расселения на берегах Онежского озера, имеющихся сведений о числе раннесредневековых памятников в центрах некоторых других прионежских погостов, достаточной тщательности археологической разведки, то в окрестностях о. Кижи едва ли можно ожидать обнаружения в будущем значительного количества памятников рубежа I–II тыс. н. э. При этом обращает на себя внимание тот факт, что в ходе разведки не выявлены погребальные памятники при раннесредневековых поселениях – в отличие от центров Челмужского и Шуйского погостов, где в комплекте с селищами представлены курганные могильники Х-ХІ вв. [Спиридонов, 2011. С. 173–176]. Единственный известный в Заонежье курганный могильник располагается на крайнем западе полуострова, у бывшей деревни Кокорино в Уницкой губе [Спиридонов, 1992. С. 29–48].

Что касается периодов развитого и позднего Средневековья, то критерием оценки репрезентативности полученных археологических материалов могут служить данные о сельском стр. 80 расселении в регионе, зафиксированные в древнейшей из дошедших до нас Писцовой книге Заонежской половины Обонежской пятины 1563–1566 гг. [ПКОП, 1930]. По заключению историков, это письмо отразило пик заселенности территорий в бассейне Онежского озера в Средневековье, приводимые в ней данные могут быть интерполированы на конец XV в., финал домосковского периода истории края [Мюллер, 1947. С. 54]. Описание Кижского погоста сохранилось в этой книге не полностью, но может быть восстановлено с привлечением сведений следующей по времени Писцовой книги 1582/83 г. [История Карелии. III. 1993. С. 146–163].

При сопоставлении данных археологии и кадастровых описаний XVI в. надо иметь в виду, что термин «деревня» и даже «починок», употребляемый в писцовых книгах, не тождествен понятию «поселение». Собственно, это в несколько ином смысле отмечал М. В. Битов еще в своей капитальной монографии 1962 г. [С. 102–103]. В нашей практике, при предоставляющейся возможности полного и точного наложения «деревень» на конкретный участок местности, приходится сталкиваться с ситуациями, когда от 2 до 6 «деревень» писцовых книг в реальности сливаются в единое поселение (агломерацию) и в настоящее время представлены одним селищем. Такая ситуация была впервые прослежена в центре Челмужского погоста на северо–восточном побережье Онежского озера [Спиридонов, Чернякова, 1991. С. 32–49; Чернякова, 1998. С. 99–101]. С подобным пришлось столкнуться при археологическом обследовании центра Толвуйского погоста в северном Заонежье [Спиридонов, 2004. С. 291–293, рис. 1], а также в ходе работ в окрестностях Шуйского погоста. Высказанное И. А. Черняковой в упомянутой статье 1991 г. предположение о том, что аналогичные агломерации позднесредневековых «деревень» вполне вероятны и на о. Кижи, тщательная археологическая разведка и раскопки 2000–х гг. подтвердили лишь частично – в центре Кижского погоста «деревни» писцовых книг представляли собой, как правило, отдельные однодворные, максимум малодворные поселения, удаленные друг от друга на более или менее стр. 81 значительные расстояния и не сливавшиеся вместе с хозяйственными постройками на местности. Вероятные исключения составляют лишь две агломерации – селища Васильево 1 и 3 на самом о. Кижи, а также близко расположенные селища Керкостров 2, 4 и 5 в южной части одноименного острова.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Большинство исследованных в Кижах археологических памятников периодов развитого – позднего Средневековья уверенно соотносится с историческими поселениями, упоминаемыми в писцовых и переписных книгах XVI-XVII столетий и в более поздних источниках. Эта часть работы была облегчена для нас имеющимися специальными исследованиями, посвященными отождествлению деревень писцовых книг и более поздних, включая Х?ІІІ-ХІХ вв., поселений, точно локализуемых на карте. Имеются в виду капитальные работы М. В. Витова и М. В. Власовой [Битов, 1962; Битов, Власова, 1974], а также исследования С. В. Воробьевой [1991. С. 86–91], существенно дополнившие и скорректировавшие труды предшественников применительно именно к о. Кижи и его окрестностям. Результаты соотнесения/отождествления селищ и «деревень» писцовых и переписных книг, основанные на картографическом методе с учетом упомянутых работ историков по изучению исторических поселений, приводятся в табл. 11.

В двух случаях соотнесение селищ и деревень писцовых книг позволило подтвердить поздние (XVI в.) археологические даты основания поселений. По письму 1563–1566 гг. в деревне «В Наволоке» живет некто Фетко Бачурин. Соответствием деревне является селище Бачурин Наволок, названное по одноименной деревне, располагавшейся на северо–западной оконечности о. Кижи еще в XX в. В деревне «На Вигострове» проживал крестьянин по имени Иванко Иванов Малко (соответствие – селище Мальковец на одноименном острове против, к западу от о. Кижи [Воробьева, 1991. С. 90]). В обоих случаях в поименованных насельниках деревень можно видеть их основателей – первопоселенцев или их потомков в первом–втором колене, хотя поселения в Писцовой книге 1563–1566 гг. названы именно «деревнями», а не «починками».

стр. 82Таблица 11. Селища и «деревни» писцовых книг центра Кижского погоста

Исходя из сказанного выше и данных, приведенных в табл. 11, репрезентативность археологических материалов, полученных к настоящему времени в Кижах, можно оценить двояко. стр. 83 Если определить понятие «центр погоста» как территорию в условном радиусе 5 или 10 км от соборной церкви (погоста–места, по М. В. Витову), то репрезентативность собранных в окрестностях Кижей материалов будет невелика и при сравнении со сведениями писцовых книг XVI в. вряд ли превысит 25 %. Однако полагаем, что в данном случае ее корректнее подсчитать не для условной территории, а для конкретных географических объектов. Таковым является прежде всего ядро поселенческой структуры – сам о. Кижи протяженностью около 5,5 км, при максимальной ширине менее 1 км. Писцовая книга 1563–1566 гг. и дополняющее ее письмо 1582/83 г. называют на острове 12 деревень. Археологически на о. Кижи исследованы 7 селищ, причем 2 из них (Васильево 1 и 3) позволяют предположить агломерацию, которой соответствуют не 2, а более «деревень» писцовой книги. Следовательно, репрезентативность археологических материалов в данном случае следует оценить минимум в 60 %. Другой конкретный географический объект – Керкостров (к югу от Кижей, размеры 2×0,3 км), на котором в кадастровых описаниях XVI в. упоминаются 4 деревни; всем им имеются исследованные раскопками археологические соответствия. Репрезентативность – 100 %. При таком подходе утверждаем, что наличные археологические материалы дают основания для исторически достоверных выводов относительно хронологии и динамики заселения территории в Средневековье.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Последние вкратце, при опоре на обоснованные выше археологические датировки, предстают следующими. Колонизация территории будущего центра погоста пришлым, практиковавшим комплексный земледельческий и промыслово–торговый уклад населением с юга начинается около 1000 г. Устанавливаемая лакуна в материале селища Васильево 2 указывает на запустение колонии около 1100 г. Период XII – середины XIII в. характеризуется спадом колонизационного процесса, а возможно, и отсутствием постоянного населения на рассматриваемой территории, что ставит под сомнение непосредственную преемственность со следующим этапом заселения, начинающимся около 1250 г. Период середины ХІІІ-ХІV в. следует определить как начальный (при отсутствии непосредственной, физической связи с предшествующим стр. 84 раннесредневековым) в формировании ядра поселенческой структуры в центре Кижского погоста, а окончательно система расселения в том виде, как она зафиксирована в писцовых книгах 1563–1566 и 1582/83 гг., сложилась на протяжении лишь XV – первой половины XVI в.

Отметим, что полученные в Кижах археологические датировки хорошо соотносятся с гипотезой М. В. Витова и И. В. Власовой [1974. С. 184–190], основанной на наблюдениях за семантическими типами топонимов писцовых книг Заонежской половины Обонежской пятины: массовая колонизации этого района Новгородской земли проходила в относительно сжатые сроки – на протяжении ХIV-ХV вв.

5.2. Археология и один социокультурный аспект заселения территории

Рассмотрев тему соотнесения селищ и «деревень» писцовых книг, коснемся еще одного сюжета, связанного с идентификацией древнейшего из исследованных на о. Кижи поселений – Васильево 2. Материалы этого памятника при сопоставлении с данными писцовых книг и более поздних источников позволяют высказать суждения о социокультурном статусе поселения.

Мы считаем обоснованной локализацию С. В. Воробьевой [1991. С. 89] на месте д. Васильево (в XIX – начале XX в. – Лукинщина) одной из пустошей, упомянутой впервые в Писцовой книге 1582/83 г., а именно с пустошью «что была деревня на Кижском ж острове Болшой Двор у часовне» [История Карелии.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

1993. С. 151]. Та же пустошь «у часовни» упоминается в письме 1616 г., а в источниках Х?ІІІ-ХІХ вв., обнаруженных С. В. Воробьевой, имеются уточнения: «на низу [курсив наш. – Авт.] у часовни», что вполне соответствует расположению исторической пустоши, деревень Лукинщины/Васильево и Успенской часовни на прибрежной равнине западного побережья о. Кижи, примыкающей к высокой моренной гряде.

Ныне стоящая на окраине д. Васильево Успенская часовня, под восточную часть которой уходил средневековый культурный слой мощностью до 60 см, была построена в начале XVIII в. Дата строительства основана не только на историко–архитектурных стр. 85 данных. Дендрохронологическое датирование этого памятника архитектуры по семи взятым кернам было выполнено в 1980–х гг. в университете г. Иоэнсуу (Финляндия). Наиболее поздняя из полученных дендродат – 1702 г. [Яскеляйнен, 1998. С. 174]. Часовня, однако, упоминается уже в источниках конца XVI – начала XVII в. В связи с этим напомним, что в северо–западной части раскопа 1 в пределах фундамента современной часовни были расчищены несколько каменных кладок и 2 полосы древесного тлена, ориентированные практически строго по сторонам света (см. раздел 1, «Каталог средневековых поселений центра Спасо–Преображенского Кижского погоста» и рис. 13). Эти остатки можно интерпретировать как следы часовни–предшественницы сохранившейся Успенской, построенной в начале XVIII в.

Стандартное название «Большой Двор» в источниках XVI–XVII вв. однозначно указывает на владельческий характер поселения в домосковское время. Отождествление его с селищем Васильево 2 показывает, что деревня – центр боярской волостки – запустевает к концу XV в., после конфискации владений новгородских бояр в результате присоединения Новгорода и Новгородской земли к Москве. Как показано выше, исключая раннесредневековый комплекс, основание поселения датируется примерно серединой XIII в. Строго говоря, опираясь на изложенные в предыдущих разделах археологические данные, мы не можем утверждать, что деревня с момента основания имела владельческий статус. Здесь следует обратить внимание на необычный, скорее, «городской» характер целого ряда находок XIII – первой половины ХIV в. на селище. Это обломки двух стеклянных браслетов – украшений, которые редко встречаются на Севере вне городских центров (например, на 150 археологически исследованных поселениях Белозерья, датированных Х-ХІІІ вв., – 4 экземпляра на 3 памятниках [Макаров, Захаров, Бужилова, 2001. С. 29, 63]). Это крайне редкий на Севере боевой наконечник стрелы типа 66, по А. Ф. Медведеву (конец XIII – первая половина ХIV в.). Отметим также височное кольцо (не позднее ХІІІ в.), бронзовые перстни (рубчатый – не позднее ХIV в.), бронзовую поясную пряжку. Эти предметы трудно назвать характерными стр. 86 для рядового сельского поселения, что подтверждает версию о необычном, в нашем случае, полагаем – владельческом, статусе деревни с момента начала образования комплекса периода развитого и позднего Средневековья на селище.

По единичным имеющимся письменным источникам новгородское боярское вотчинное освоение земель в Прионежье может быть уверенно отнесено ко времени не ранее середины XIV в. Наиболее древним из сохранившихся актов, фиксирующих этот процесс, является Мировая грамота старосты Вымоченского погоста, шунжан, толвуян и кузарандцев с челмужским боярином Григорием Семеновичем и его детьми о размежевании земель [ГВНП, 1949. №284; Янин, 1991. С. 236–244]. Известна также берестяная грамота № 131 последней четверти ХIV в., повествующая о сборе «празги» на Сямозере, в Шуе, Пудоге (Прионежье) и на р. Оять (Приладожье) [Арциховский, Борковский, 1958. С. 68–71; Спиридонов, 2001. С. 352–359]. Приведенные выше соображения, основанные на археологических данных, в сравнении с письменными источниками позволяют, на наш взгляд, удревнить начало активности новгородских бояр по освоению земель в Прионежье примерно на столетие. Не считая уместным в данном случае развивать эту тему, все же отметим, что приведенный археологически обоснованный факт имеет отношение к давней дискуссии о приоритете боярской или крестьянской колонизации Севера [Платонов, 1924. С. 5–27; Шурыгина, 1948. С. 31–62; Данилова, 1955. С. 15–17, 207–210; Вернадской, 1961].

Писцовые книги конца XVI – начала XVII в. не называют имени прежнего новгородского владельца волостки, центром которой в Кижах была запустевшая в период Московского царства деревня Большой Двор – в противоположность двум другим деревням того же характерного названия, также находившимся на о. Кижи (Леонтьевская и Александра Тимофеева у погоста). Все же есть возможность определиться с бывшим новгородским вотчинником, владельцем интересующих нас волостки и Большого Двора, ставшего «пустошью» к исходу XV в.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В обнаруженных С. В. Воробьевой [1991. С. 89] архивных источниках XIX столетия появляется название деревни Лукинщина (предшественница современной д. Васильево), соотносимое стр. 87 с именем боярина Луки Федоровича, деятельность которого приходится на самый финал новгородской независимости. Обонежские вотчины Луки располагались и на территории Кижского погоста. Например, в Писцовой книге 1582/83 г. в описании Спасо–Преображенского Кижского погоста имеется упоминание «Лукинской трети» [История Карелии. 1993. III. С. 148]; владения Луки известны по кадастровым описаниям XVI в. пограничья Кижского и Шуйского погостов [Чернякова, 1997. С. 32–34]. Разрыв в несколько столетий между деятельностью Луки и первым из разысканных упоминаний д. Лукинщина может смущать, но не является неотразимым аргументом contra. Память об упоминавшемся выше крестьянине Фетке Бачурине, проживавшем около середины XVI в. у северо–западной оконечности о. Кижи (селище Бачурин Наволок), дожила в местной традиции в названиях деревень и урочищ до XXI столетия. Примеры такого рода можно продолжать.

Лука Федорович, сын посадника Федора Яковлевича – личность достаточно известная в новгородской истории. Он впервые был избран на посадничество не позднее 1471 г., был посадником в 1472, 1475, 1476 и 1478 гг. Лука Федорович являлся устроителем одного из двенадцати пиров, данных цветом новгородских бояр после великокняжеских расправ Ивана III конца ноября 1475 г. Земельные владения Луки попали под первые московские конфискации, а сам он в 1481 г. был увезен в Москву [Янин, 1991. С. 266; 2003. С. 406, 416, 507]. Как доказано В. Л. Яниным [1981. Генеалогическая схема 28], Лука Федорович принадлежал к одному из древнейших родов новгородских бояр Михалковичей, генеалогия которого прослеживается по сведениям берестяных грамот и других источников с конца XII в.

5.3. Археология, палинология и хозяйственно–культурные аспекты освоения территории

Некоторые аспекты данной темы уже затрагивались выше в разделах, посвященных топографии, размерам и инвентарю селищ. Для раннесредневековых поселений была констатирована приуроченность к песчаным (Наволок, Керкостров 2 и 4), стр. 88 песчано–гравийным (Волкостров, Сенная Губа 1) и суглинистым с гравием (Васильево 2) невысоким участкам берегов озера. Ландшафтная приуроченность последнего памятника совершенно не характерна для раннесредневековых поселений в бассейне Онежского озера и может быть объяснена тем, что суглинистый, в древности завалуненный участок западного побережья о. Кижи был выбран как предпочтительный населением, практиковавшим агрокультуру. Суглинистые с гравием почвы при всей сложности их расчистки и обработки наиболее плодородны. Особое значение (возможно, уже для раннесредневековых насельников) здесь имеет примесь к таким почвам естественного минерального удобрения – шунгита. Местные жители Заонежья называют шунгитовую землю «черноземом» за ее черный цвет [см.: Битов, Власова, 1974. С. 151–152; здесь же библиография].

Размеры раннесредневековых поселений в окрестностях Кижей в аспекте определения хозяйственно–культурной принадлежности оставившего их населения позволяют сделать двоякие выводы. На селище Наволок немногочисленный раннесредневековый инвентарь встречен в раскопе на площади всего около 30- 40 кв. м. Комплекс в целом аналогичен десяткам подобных, изученных к настоящему времени в бассейне Онего на многослойных поселениях. Они уверенно соотносятся с начальными этапами торгово–промыслового освоения края, когда его естественные богатства (прежде всего пушнина) были вовлечены в систему восточноевропейской и международной торговли [Косменко, 1992. С. 272–285]. Вопрос о связи таких, как правило, скудных по составу инвентаря раннесредневековых комплексов в конкретных случаях с пришлыми или местными коллективами торговцев и промысловиков остается открытым – археология не всесильна. Иные археологические свидетельства торгово–промысловой направленности хозяйства раннесредневековых обитателей микрорегиона представлены единственной находкой на селище Керкостров 2 железного коромысла весов для малых взвешиваний (прежде всего серебра). Это тот случай, когда даже единичный предмет красноречив. Н. А. Макаров, картографировавший и проанализировавший находки торгового инвентаря стр. 89 на селищах Х-ХІ вв. лесной зоны Восточной Европы, обосновывает ими вывод о высокой степени товарности экономики раннесредневековой севернорусской деревни [Макаров, 2008. С. 8- 9, рис. 3]. При этом нельзя не отметить еще раз, что в Кижах не выявлены (по крайней мере, пока) столь же яркие следы устойчивых южных связей, вовлеченности населения в Х-ХІ вв. в систему дальней международной торговли, таких как в центрах Челмужского, Шуйского погостов, в Кокорино (Уницкая губа Онего), ряде других пунктов в Прионежье [Спиридонов, 2011].[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Иные в сравнении с Наволоком выводы можно сделать в отношении селища Васильево 2. Площадь распространения раннесредневековых находок на этом памятнике, как прослежено в раскопах, достигает 1000 кв. м, в центре заселенного участка были изучены следы стационарной отопительной конструкции. Площадь данного поселения в разы превышает стандартные ареалы локализации раннесредневековых находок на многослойных, в Х-ХІ вв. по–прежнему охотничье–рыболовецких и промысловых поселениях южной Карелии. При этом размеры памятника близко соответствуют размерам селищ древнерусского времени в более южных, земледельческих районах лесной зоны [Макаров, Захаров, Бужилова, 2001; Кудряшов, 2006; Макаров, 2008. С. 5–15].

Значительные площади, косвенно указывающие на стационарный, земледельческий характер селищ, можно предположить для раннесредневековых комплексов поселений Керкостров 2 и 4, хотя это не было строго доказано в ходе полевых исследований.

Решающие данные о производящем типе хозяйственной деятельности в комплексном укладе экономики раннесредневекового населения окрестностей Кижей были получены в ходе геолого–палинологических исследований, проведенных в 2002–2003 гг. сотрудниками Института геологии Карельского научного центра РАН Н. Б. Лавровой и И. Н. Демидовым [Лаврова, Демидов, Спиридонов, Герман, Мельников, 2007. С. 194–206]. Отметим, что работы являлись по сути новаторскими для территории региона. Ранее отрывочные геолого–палинологические исследования проводились лишь в двух пунктах южной стр. 90 Карелии – в районе п. Эссойла на оз. Сямозеро, где начало земледелия было датировано 1060+-60 л. н. (ТА-1443) [Экман, Журавлев, 1986. С. 51–54; краткость изложения методов, хода и результатов исследования в этой статье, на наш взгляд, требуют подтверждения приведенной даты] и в районе бывшей деревни Пегрема на крайнем западе Заонежского полуострова, где начало земледелия получило дату около рубежа ХІІІ-ХІ? вв. [Vuorela, Saamisto, Lempiainen, Taavitsainen, 2001. P. 121–138].

Коротко изложим опубликованные ход и основные результаты работ геологов КарНЦ РАН на о. Кижи и в его окрестностях.

В двух выбранных пунктах на о. Кижи и в одном – на близлежащем о. Волкостров было проведено ручное бурение донных озерно–болотных отложений с последовательным послойным отбором проб на споро–пыльцевой и радиоуглеродный анализы. По данным споро–пыльцевого анализа определялся наиболее древний (нижний) горизонт отложений, в котором появлялась пыльца культурных злаков (Сегеаііа), свидетельствующая о начале земледелия на прилегающих к болоту (или водоему) территориях. Пробы из данного горизонта датировались радиоуглеродным методом с целью определения абсолютного возраста образца с пыльцой культурных злаков и соответственно времени начала земледелия.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

На о. Кижи в отложениях болота Мошгуба (на расстоянии около 1 км к северу от селища Васильево 2, рис. 1) пыльца культурных растений появляется в керне с глубины 1,05 м от дневной поверхности. Абсолютный возраст этого горизонта отложений, определенный радиоуглеродным методом, составляет 1140+-50 л. н. (ЛЕ-6531). В вышележащем горизонте (глубина 1,05–0,70 м) отмечено постепенное нарастание количества пыльцы травянистых. При возможных климатических изменениях это с уверенностью может быть объяснено антропогенным воздействием на окружающую растительность. Выше (глубина 0,70–0,40 м) по пыльце фиксируются свидетельства так называемого малого ледникового периода (начало – 700 л. н.), а также и антропогенное воздействие на среду – вырубка ельников и термофильных пород, как произрастающих на наиболее благоприятных местах обитания, в связи с расширением стр. 91 культивируемых земель. Красноречиво увеличение в этом горизонте доли пыльцы культурных злаков и сопутствующих им растений.

Второй керн на о. Кижи был получен на болоте Васильевское (около 400 м к востоку от селища Васильево 2, рис. 1). Здесь наиболее глубокий горизонт озерно–болотных отложений, содержащий пыльцу таких же культурных злаков, как в разрезе Мошгуба, был определен на глубине 0,82 м. Абсолютный возраст предшествующего горизонта 0,79–0,65 м составляет 430+-60 л. н. (ЛЕ-6532). Таким образом, горизонт на глубине 0,82 м образовался несколько ранее, примерно 500–600 л. н. Как показал разрез, вероятно, из–за размывов в периоды слабых трансгрессий Онежского озера на протяжении последнего тысячелетия более древние напластования, содержавшие пыльцу культурных злаков, на болоте Васильевское не сохранились. Особо следует отметить, что по данным споро–пыльцевого анализа разнообразие и количество пыльцы культурных растений из разреза болота Васильевское значительно выше, чем из более древних (примерно на 500 лет) горизонтов скважины на болоте Мошгуба.

На Волкострове было исследовано болото Проточное близ южной оконечности острова (около 2 км к северу, через протоку, от селища Васильево 2 и примерно в 1,4 км к юго–западу от селища Волкостров, см. рис. 1). В разрезе пыльца культурных злаков появляется с глубины 40 см. Абсолютный возраст горизонта торфа на глубине 65–55 см составляет 950+-110 л. н.(ЛЕ–6796), что вместе с результатами палинологического анализа хорошо соотносится с изложенными выше данными по болоту Мошгуба на о. Кижи. С глубины 0,6 м (возраст 950±110 л. н.) наблюдалось резкое возрастание содержания углистых частиц, вероятно, свидетельствующих о начале пожогов леса и подготовки территории для земледелия. Одновременно в разрезе отмечено сокращение пыльцы древесных.

Изложенные выше результаты геолого–палинологических исследований совпадают с итогами археологических изысканий. Science и Humanities пожали друг другу руки на о. Кижи, но остались вопросы. Основной из них: насколько беспрерывно стр. 92 представленное на споро–пыльцевых диаграммах в публикации [Лаврова, Демидов, Спиридонов, Герман, Мельников, 2007. С. 194–206] распространение пыльцы культурных злаков на протяжении Средневековья. Вопрос не праздный, поскольку с археологической точки зрения, изложенной в предыдущих разделах, непрерывность постоянного заселения территории однозначно не доказывается.

Для периодов развитого и позднего Средневековья полученные археологические материалы (прежде всего с селища Васильево 2) не более чем иллюстрируют и без того достаточно очевидный факт комплексного характера хозяйства местного средневекового крестьянского населения. Этот комплексный уклад включал производящие формы (находки серпа, обломков кос, железных спиц для прялок и довольно многочисленных каменных пряслиц, вероятно, грузиков для вертикального ткацкого станка), наряду с охотой (наконечники стрел, из которых лишь один, типа 66, определен как боевой, втоки – скорее, от рогатин) и рыболовством (блесна, рыболовные крючки, возможно, керамическое грузило рыболовной сети). Геолого–палинологические исследования на болотах Мошгуба и Васильевское на о. Кижи, результаты которых кратко изложены выше, также указывают на возрастающее количество и большее разнообразие пыльцы культурных злаков в горизонтах, возраст которых в исторической периодизации примерно соответствует развитому и позднему Средневековью.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]