Змея в русском фольклоре
@kizhi
Какие представления возникают у нас при слове «змея»? Существо, несущее опасность и вместе с тем не лишенное своеобразной красоты и изящества. Передвигающаяся или лежащая неподвижно змея способна приковывать внимание. По-видимому, благодаря этим природным особенностям она получила столь множественное отражение в мифологии и мировом фольклоре. Мифологическая змея представляет не менее интересное явление, чем ее реальный «двойник». Это персонаж сложный, двойственный, который одновременно соединяет в себе положительное и отрицательное начала. Воспринимаясь как источник зла, змея в то же время способна наделять человека чудесным даром. Существо вредоносное, она служит личным оберегом и покровителем дома. Принадлежа нечеловеческому миру, змея обладает способностью к оборотничеству и может появляться в виде человека. Она одновременно связана с двумя противоположными стихиями, огня и воды, а также со стихией земли. Эта связь змеи наиболее очевидна.
Само слово «змея» этимологически восходит к слову «земля» — основному месту ее обитания. Змея как мифологический персонаж — не просто живущее в земле существо, но и обитатель и хозяин подземного мира.
Змея — популярный персонаж в фольклорной традиции славян. Свое место она заняла и среди образов русского фольклора, где она встречается в сказках и заговорах, в мифологических рассказах и легендах, в поверьях и приметах.
Наиболее полно образ змеи представлен в волшебных сказках, хотя число сказочных сюжетов, где действует этот персонаж, ограничено. В фольклористике они объединяются в сюжетные типы под названиями «Чудесный предмет», «Чудесная способность», «Чудесный супруг». Есть и другие, более редкие, сюжеты.
Сюжет «Чудесный предмет» встречается в русском сказочном материале чаще других. Он был известен и на территории Карелии (сборники «Сказки и предания Северного края в записях И. В. Карнауховой», «Сказки Карельского Беломорья» (сказки М. М. Коргуева), «Русские сказки в Карелии: старые записи»). В начале сказки «Волшебное кольцо» из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки» герой избавляет от смерти собаку и кошку, покупая их у мучителей, а затем спасает из костра девушку-змею, которая оказывается дочерью «подземельного царя», обладателя сокровищ. В благодарность царь дарит герою «чудодейное» кольцо, исполняющее желания, предупреждая: «Никому про кольцо не сказывай, не то сам себя в большую беду втянешь!» С помощью волшебного кольца герой строит дворец, собор и мост и женится на королевне, которая выпытывает секрет его всемогущества, а затем крадет кольцо. По ее пожеланию герой лишается богатства и попадает в тюрьму. Из беды его выручают собака и кошка: они добывают у королевны кольцо и возвращают его хозяину.
Основная интрига и «мораль» этого сюжета связана не со змеей, которая появляется только в первой части сказки, а затем исчезает. Тем не менее здесь ясно проступает мифологическая основа этого образа — оборотническая природа змеи-прекрасной девушки и дочери владыки подземного царства. Это ее постоянная черта, она присуща змее и в «Сказке про перстень о двенадцати винтах» из того же сборника.
В сказке прослеживается и связь змеи с огнем. В момент встречи с героем змея горит в костре, то есть видимо гибнет, хотя из повествования следует, что огонь скорее комфортная для нее стихия: «Среди леса поляна, на поляне огонь горит, в огне девица сидит, да такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать…». В свете этого ее встреча с героем предстает как бы подготовленной: ситуация мнимой гибели змеи в огне нужна для того, чтобы вознаградить доброго героя.
Однако герой данного сюжета добр не всегда. В сказке «Царевна-змея», получив за спасение змеи из огня чудесный бочонок, герой выменивает его на меч-саморуб у некоего старичка — и тут же убивает его этим мечом, чтобы вновь завладеть бочонком. Да и сам змеиный дар оказывается не только благом. Нарушение условий обладания приносит герою сказки несчастья.
Неоднозначная природа дара змеи подтверждается и другим сказочным сюжетом — «Чудесная способность». Этот сюжет менее характерен для русских сказок. Действие здесь развивается подобно тому, как и в предыдущем типе. Герой освобождает из-под камня змею, а змея наделяет его способностью понимать язык зверей и птиц с условием никому не рассказывать об этом под угрозой смерти. Благодаря этой способности герой из разговоров животных узнает то, чего не мог знать раньше. Жена героя допытывается о причинах его всеведения, и он решает рассказать ей и умереть, лишь бы положить этому конец. Тут герой слышит насмешку петуха, который упрекает хозяина за то, что тот не может сладить с одной-единственной женой. Герой избивает жену, и с тех пор та больше ни о чем его не спрашивает.
В этой сказке дар змеи, способность понимать язык животных, восходит, как отмечают исследователи, к мифологическому образу змеи-хозяйки леса и всякой лесной твари. Но и здесь владение им едва не ввергает героя в беду, хотя в данном сюжете этот мотив носит почти комический характер.
Еще один сказочный сюжет со змеей, «Чудесный супруг», существенно отличается от двух предыдущих. Он бытовал и в Карелии (сказка «Парень-гад», сборник И. В. Карнауховой «Сказки и предания Северного края»). Однако два рассмотренных сюжета объединяет один и тот же мотив дара змеи, помогающий прояснить функции этого персонажа.
Змея в сказках о змеином даре хотя и играет в судьбе героя ключевую роль, все же является персонажем одного эпизода. На ее эпизодическую роль указывает то, что иногда она и вовсе пропадает из сказки, сохраняющей все прочие сюжетные звенья (сказка «Кольцо» из сборника «Великорусские сказки. Великорусские загадки» И. А. Худякова; «Три дворца и подземельное царство» из сборника «Великорусские сказки Вятской губернии» Д. К. Зеленина; «Про перстень» в сборнике «Сказки и предания Северного края в записях И. В. Карнауховой»; «Собака и кошка» в сборнике «Сказки Карельского Беломорья»). Змея выступает как посредница между миром людей, где действует герой сказки, и миром подземным, часть свойств которого она передает герою в виде чудесного дара.
Кроме сказок змея фигурирует в заговорном жанре. Этот жанр имеет как устную, так и письменную форму бытования и поэтому находится на пересечении фольклорной и книжной рукописной традиции. Его назначение — воздействие на природный мир и человека с помощью магических словесных формул — отразилось и на образе змеи, который предстает здесь совсем иначе, нежели в сказке.
Заговоры, где упоминается змея, еще более редки, чем сказки со змеей. Это касается не только русской заговорной традиции,— притом что на Севере и в бывшей Олонецкой губернии, современной Карелии, она была богатой и хорошо развитой — но и заговорной традиции соседствующего с русскими народа, вепсов. В сборниках «Русские заговоры из рукописных источников XVII — первой половины XIX вв. «и „Русские заговоры Карелии“, где вместе содержится около тысячи заговорных текстов от XVII до ХХ века, заговоров со змеей менее двух десятков.
Змеиные заговоры делятся на две разновидности: лечебные («на обклевание змeя»), профилактические (для защиты от укуса) — и любовные («присушки»). В отличие от присушек, заговоры лечебного и профилактического характера имеют дело с реальными змеями — с последствиями неудачной встречи с ними или с опасностью, которую они несут. Привязкой к реальности лечебных заговоров служат также сопутствующие им инструкции по обработке раны. Приведем пример одного из лечебеных заговоров (в орфографии источника): «На мори, на Кияне, на острови на Буяни, стоит частый ракитовый куст. В том частом ракитовом кусту лежит змея-шкурапей. „О змей-шкурапей, собери всих своих змей-змеевичев межных, подрубежных, подколодных, моховых и лесовых, змею-шкурапею и змею-переярую, летучих и ползучих. А не соберешь ты всих змей-змеевичев… я пойду к самому Гавриилу да святому Николаю да попрошу их напустить грозного грому, грозну тучу, чтобы громом побило да молнией сожгло“.— „О раб Христов, человек, не ходи к самому Христу, не пускай на меня грозного грому да грозну тучу, не бей меня ни громом да ни молоньей“…».
Любовных заговоров, где призывается змея, еще меньше, чем лечебных. В сборнике «Русские заговоры из рукописных источников…» таких заговоров нет, а в «Русских заговорах Карелии» есть лишь один подобный заговор. Начало его звучит так:
«— Змея лютая, куда плывешь? — Плыву синее море разбирать, раскаморье разбирать. — Не лети, змея-пламя, синее море разжигать, раскаморье разбирать. Лети, змея, к рабу такому-то…». Далее следует подробное указание змее: «Разбери и разожги… ретливое сердце, триста семьдесят жилок…» и т. д.
И в лечебном, и в любовном заговоре змея выступает в качестве участника ритуального, разыгрываемого диалога. В первом заговоре она, как и в сказке, предстает хозяйкой лесного царства. В своеобразной иерархии змей она властвует над другими змеями — лесными созданиями. В качестве противостоящей змее могущественной силы упоминаются архангел Гавриил и особо почитаемый народом святой Николай. Во втором приведенном заговоре о самой змее сказано очень мало. Она присутствует в заговоре и в то же время как бы остается за пределами словесного текста. Единственный эпитет «змея-пламя» является не столько метафорой, сколько отсылкой к ее мифологической связи с огнем. Еще одно напоминание о другой ее мифологической характеристике — принадлежности потустороннему миру — заключено в комментарии, которым исполнительница предваряет заговор: читать его нужно на росстани — перекрестке, который считается в поверьях местом пребывания нечистой силы.
Помимо сказок и заговоров образ змеи есть и в других фольклорных жанрах. Одни из них, былички и поверья, согласно которым человек, отведавший змеиного мяса или змеиной «ухи», начинает понимать язык животных и растений или говорить на разных человеческих языках, возвращают нас к сказке. Другие, напротив, тяготеют к реалистичному изображению. Это рассказы о нарушении запрета ходить в лес в день Воздвиженья (Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня, 27 сентября) — иначе увидишь много змей, так как это «змеиный праздник», когда змеи собираются вместе, свиваются в клубки и уходят под землю на зимовку.
Когда мы говорим об образе змеи в жанрах русского фольклора, на память приходит другой его персонаж, змей. Носящие одно и то же имя и схожие обликом, как соотносятся между собой змей и змея? В связи с этим можно вспомнить еще один фольклорный текст — пудожскую легенду о зарождении змей, восходящую к духовным стихам, согласно которой змеи произошли из пепла сожженных останков Змея-дракона, усмиренного святым Егорием.
При возможном общем происхождении в глубине мифов змей и змея в фольклоре имеют больше отличий, чем сходств. Первое их отличие — жанры, где каждый из этих образов проявляется с большей полнотой. Для змеи это повествовательный жанр, сказка, для змея это классические эпические жанры былин и духовных стихов. Другое отличие — в тех функциях, которые змей и змея выполняют в фольклорных сюжетах. У змеи их не так много, как у змея. В своем основном жанре она выступает как чудесный помощник героя, тогда как змей чаще всего является его противником. Правда, в одной из функций змея и змей сближаются — в роли подземного существа, хранящего некие сокровища или чудесные дары. Но в целом их образы слишком разные. Типичный змей — персонаж демонический, чуждый и устрашающий, типичная сказочная змея — расположенный к герою и куда более привлекательный.
Подходит к концу Год Змея-дракона, и наступает год, посвященный Змее. В ожидании этого можно традиционно пожелать: пусть будет он добрей и лучше года уходящего настолько, насколько сказочная змея добрей и лучше былинного змея-дракона.
