Послевоенное кижское детство. Война в моей жизни и судьбе родного края
@kizhi
Вспоминая события давно минувших дней, перед глазами встают, как верстовые столбы, эпизоды тяжелых военных и послевоенных лет Великой Отечественной войны.
Это самые первые дни войны, когда мой отец Максимов Николай Федорович и два его брата — Александр и Михаил, а также мужчины соседних деревень Кижского сельского Совета по мобилизации уходили на защиту Отечества от фашистских захватчиков, вероломно напавших на нашу страну. Это и те дни, которые невозможно забыть, когда наши родные Кижи были оккупированы финскими войсками, а мы в один из январских дней 1942 года под дулами автоматов были вывезены финскими оккупантами в концлагерь в Петрозаводск.
Наша большая семья — мама, бабушка и пятеро малолетних детей от одного до 11 лет, а также близкие родственники — тетушки с детьми и соседи оказались в концлагере №1, а затем в лагере №3.
Это были годы тяжелой унизительной жизни и потери близких людей от голода. В лагере в полуторагодовалом возрасте умерли моя сестра Валя и двоюродный братик Анатолий.
А вот солнечный день 29 июня 1944 года стал незабываемым днем нашего освобождения из концлагеря моряками Онежской военной флотилии, когда была сброшена колючая проволока, ограждавшая лагерь в несколько рядов. Так сбылась наша многодневная лагерная мечта о возвращении на малую родину — в Заонежье.
Особо памятным остается день конца июля, когда наша семья вместе с другими семьями из окрестных кижских деревень подъезжала на пароходе «Володарский» к причалу со словом «Кижи», написанном крупными черными буквами на деревянной доске, прибитой на стену амбара, который до войны служил на причале складом.
Единственными встречающими пароход у причала были вездесущие чайки и Никита Григорьевич Маньшин с женой Евдокией Ильиничной, родной сестрой моей бабушки, которые все годы оккупации были негласными хранителями шедевра деревянного зодчества — главного Спасо-Преображенского собора Кижского архитектурного ансамбля. Никита Григорьевич помог нам добраться через озеро до родной деревни Ерснево, расположенной на Заонежском полуострове прямо напротив острова Кижи, на своей лодке-кижанке.
Путь в 30 метров от берега до крыльца дома пришлось преодолевать с трудом через заросли густой высокой травы с крапивой и колючками лопуха. Радость, что мы оказались в родных стенах, была неописуемая, а те трудности, которые пришлось преодолевать в первое время, были несравнимы с тем, что осталось позади.
***
Мы, повзрослевшие дети, помогали маме наводить порядок в доме, обкосить траву на участке вокруг дома и по всем другим житейским делам. И как бы ни было трудно, жизнь мало-помалу налаживалась. Упорядочилось снабжение хлебом и другими продуктами питания, которые выдавались по карточкам. Но этого скромного пайка было явно недостаточно.
Основным подспорьем к питанию в этот период была рыба. Поэтому наш с братом рабочий день начинался с того, что, смастерив плот из бревен и досок, отплывали от берега на 20—25 метров и ловили удочками окуней, которых за прошедшие годы у берега скопилось предостаточно. Кроме того, добавкой к питанию было мясо тетеревов и рябчиков, которых при безлюдье и тишине в эти годы на островах развелось довольно много. Ловили мы их в летнее время руками в густой траве.
Наряду с изысканием дополнительных источников питания нам с братом приходилось много трудиться на заготовке дров и на разработке земельного участка под огород для весенней посадки картофеля и других овощей. Это давалось нам с большим трудом, так как участки были покрыты густой травой, а земля насыщена ее корневой системой. Основными инструментами у нас были только кирка, мотыга и лопата.
Нелегок был труд и наших матерей в этот восстановительный период в колхозах, разрушенных войной. Не хватало рабочей силы, лошадей и техники, чтобы разрабатывать под посевы запустошенные земли.
Первое послевоенное поле для посева озимой ржи было разработано к осени 1944 года на Кижском острове в низине юго-западнее кладбища «Круглое поле». Этот участок, защищенный от северных ветров, до войны использовался для посева пшеницы и ячменя. И как приятно было видеть, когда в августе 1945 года на этом поле уже колосилась рожь и стояли снопы в бабках. Это был первый колхозный послевоенный хлеб колхоза «Новое поле», взрощенный руками наших мам и бабушек.
В последующие годы участки под посевы расширялись, так как появился первый трактор «ЧТЗ», который обслуживал сразу несколько соседних колхозов — «Северную искру», «Имени В. Куйбышева» и другие. Заправляла всем этим созданная машинно-тракторная станция (МТС). Неизменным трактористом на долгие послевоенные годы был Алексей Петрович Егоров — коренной житель деревни Речка.
Несмотря на многие сложности послевоенной жизни, и особенно в питании, наша семья почувствовала улучшение с приобретением в конце концов коровы. Молоко стало для нас незаменимым продуктом, хотя часть его должны были сдавать как налог на содержание скота. Приемный пункт этих «госпоставок» в то время находился на острове Кижи (деревня Наволок), и я в летнее время отвозил его туда на лодке. Мне интересно было посмотреть, как после прохождения молока через сепаратор получалось масло.
***
Вспоминая послевоенные школьные годы, следует отметить, что, на мой взгляд, становление учебного процесса шло несколько лучше, чем все хозяйственное возрождение. Однако и тут были свои отрицательные стороны. Особенно для нас — кижских детей. Если в первый год нашего возвращения была открыта Жарниковская начальная школа, то самая ближайшая средняя школа была только на Большом Клименецком острове, в Сенной Губе, за 8 км от дома, да еще по воде.
Мне, по стечению различных обстоятельств, начиная с 4-го класса, пришлось учиться в отрыве от домашнего очага. В четвертом классе я обучался в Космозерской школе и жил у маминой сестры А.И. Масляковой в деревне Артово Космозерского сельского совета, за 30 км от родного дома. Там же я встретил долгожданный День Победы 9 мая 1945 года.
В пятом и шестом классах обучался в Сенногубской неполной средней школе, а седьмой - окончил в Великогубской средней школе, в 20 км от дома, так как седьмой класс в Сенной Губе из-за малочисленности был закрыт.
Из своих школьных учителей мне больше всего запомнилась первая учительница Анна Петровна Кипяйкина — внимательная, добрая, красивая. А в последующих классах — плеяда Ржановских: Василий Васильевич, Виктор Васильевич, Елизавета Васильевна, Парасковья Васильевна.
Единственным транспортом, чтобы добраться до школы и обратно в весенний и осенний периоды была лодка-кижанка. А зимой – лыжи. Вспоминая о школьных днях, невольно возвращаешься к войне, которая стала причиной невозможности учиться рядом с домом, а именно в Жарниковской школе.
***
В мае 1946 года был демобилизован из рядов Советской Армии отец, который на фронте был ранен и контужен, а в последний год служил в одной из подмосковных частей. Он был награжден орденом Отечественной войны и медалями. А два его брата погибли на полях сражений, защищая родную землю.
С возвращением отца, хотя здоровье его было подорвано, жизнь наша значительно улучшилась, так как с июня 1946 года он вышел на работу и стал бессменным председателем Кижского сельского Совета, а затем после объединения с Сенногубским сельским Советом — его председателем.
На этой должности отец проработал 18 лет до выхода на заслуженный отдых. Но как бывший воин, после выхода на пенсию, не мог сидеть без дела и возглавил пожарную службу по охране музея «Кижи».
Закончил же свою трудовую деятельность в возрасте 73 лет, работая последние годы матросом по приему теплоходов на кижском причале.
***
Единственными культурными мероприятиями для молодежи кижских деревень в эти годы были танцы и «немое» кино по воскресным дням.
Поскольку специального помещения для этих целей не было, то первое время танцы для молодежи устраивались в нашей деревне в доме Б.Ф. Елупова. Мне запомнились его слова: «Матушка, убирай половики, мы с Володей (автор этих строк) будем учиться танцевать!»
С открытием несколько позднее клуба и библиотеки в деревне Боярщина в доме Семенова танцы и кино устраивались там. Мы, еще малолетние пацаны, чтобы посмотреть кино бесплатно, помогали киномеханику крутить вручную динамик, тем самым получать электроэнергию для просмотра кинолент. На эти мероприятия собиралась почти вся молодежь кижской округи.
Особенно мне запомнилось, как летом на лодках с песнями приезжали ребята из деревень всей кижкой округи — Волкостров, Маньшино, Кургеницы, Ямка, Середка, Корба и других. Их песни и поскрипывание уключин в тихую погоду летних белых ночей были далеко слышны среди множества островов.
Так в первые послевоенные годы шло становление мое и моих сверстников, на глазах которых менялась жизнь к лучшему благодаря усилиям наших бабушек, мам и отцов.
***
В это время росла и наша семья. В начале 1946 года она состояла из 6 человек, в том числе детей — четыре человека, а к маю 1969 г. генеалогическое древо от родительских корней увеличилось до 23 человек.
Однако приходится с сожалением отметить, что в 60—70 годы по разным причинам, в том числе и из-за развала колхозов, из родных кижских деревень в города начался резкий отток населения, в основном молодежи.
Не стала исключением и наша семья. Отпочковавшиеся от нее семейки, словно пузырьки от кипящей воды, разлетелись в разные годы в разные стороны.
Только за четыре военных года и в первые послевоенные исчезли частично или полностью деревни Пустой Берег, Подъельники, Босарево, Бачурино, Бишево, Княжево, Липовцы, Клиново, Потаневщина, поселки Олений остров, Пески, Узкие Скалы, многие из жителей которых не вернулись после эвакуации и лагерей в свои дома. Так война прошла своим катком по кижским деревням.
И теперь в кижских деревнях насчитываются единицы коренных жителей. И не будь там музея-заповедника «Кижи», этот мой опустевший, но благодатный уголок Заонежья остался бы только местом затишья и воспоминанием выходцев из этого края.
