Современная народная традиция Кенозерья и Лекшмозерья Vkontakte@kizhi

«Небеса» в часовне Парасковии Пятницы в д. ТырышкиноЕгорьевская часовня в д. Спицыно«Заветы» в часовне Введения во Храм Пресв. Богородицы в д. РыжковоЧасовня Тихвинской Божьей Матери в д. ОрловоА.А. Семенова, д. ЗихновоА.В. Овчинникова, д. ВершининоП.Н. Ножкина, д. ВершининоС.И. Глущевская с сыном, д. ВершининоЧасовня Крест (Успение) в д. Тырышкино Часовня Сошествия Св. Духа в д. ГлазовоЧасовня Иоанна Богослова в д. ВершининоЧасовня Иоанна Богослова в д. ЗихновоНикольская часовня в д. Вершинино

Кенозерье и Лекшмозерье — часть Русского Севера, территория, уникальная и типичная одновременно. В настоящее время она охраняется Кенозерским национальным парком, образованным в 1991 году. Кенозерье располагается в Плесецком районе Архангельской области (северный сектор парка), а Лекшмозерье — в Каргопольском районе (южный сектор парка). Кенозеро и Лёкшмозеро — два самых крупных здесь озера, на которых сохранились древние поселения. Они дают начало рекам Кене и Лёкшме, от которых и были названы. Большее из них Кенозеро, с берегами, сплошь изрезанными глубокими, до десяти километров длиной, заливами, представляет собой три озера, соединяющихся проливами. Лёкшмозеро в отличие от Кенозера имеет обычную овальную форму. Оно славится чистотой воды, изобилием рыбы и тем, что на нем совсем нет островов.

Кенозерье и Лекшмозерье – ближайшие соседи Обонежья, и в их истории много общего. Эту территорию, как и Обонежье, в древности заселяли финно-угорские племена, а позже осваивали новгородцы. Она входила в Обонежскую пятину Великого Новгорода, а после его падения стала частью Московского государства. На рубеже XIX и ХХ века волости Кенозерья и Лекшмозерья были в составе Каргопольского уезда Олонецкой губернии.

При общности исторической судьбы Кенозерье и Лекшмозерье, в отличие от Обонежья — его северной и западной частей, — на протяжении столетий были оторваны от столичных городов. Это способствовало сохранению здесь традиционной культуры и устного народного творчества в наиболее древних формах. Еще А.Ф. Гильфердинг в 1871 году, сравнивая былинную поэзию Кенозерья и Заонежья, отметил ее цветущее состояние в Кенозерье, в то время, как в Заонежье она уже была «близка к вымиранию».

Хорошую сохранность фольклорной традиции этого района можно наблюдать и сегодня. С начала 1990-х годов в эти места было организовано немало фольклорно-этнографических экспедиций. В экспедиционных записях, публикуемых на страницах периодических изданий и монографических сборников, обнаруживается интересный, редкий, самобытный материал.

В 2008 году состоялось две экспедиции в этот район с участием музея-заповедника «Кижи». Первая поездка, в Лекшмозерье, осуществилась по инициативе отдела фольклора, которую поддержало руководство музея. Вторая, комплексная, экспедиция в Кенозерье была организована Петрозаводским государственным университетом и Институтом языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН. Задачей собирателей фольклора в обеих экспедициях была фиксация состояния фольклорно-этнографической традиции в целом и сбор материала по темам.

Экспедиционные базы располагались в крупных деревнях Вершинино на Кенозере и Морщихинская на Лёкшмозере. В Морщихинской постоянно проживает более трехсот человек, в Вершинино около трех тысяч. В той и другой деревнях есть каменные церкви – Успения Божией Матери в Вершинино и Апостолов Петра и Павла в Морщихинской. За время экспедиций были обследованы окрестные деревни, которых на Кенозере в несколько раз больше, чем на Лёкшмозере.

Важную роль в жизни местных деревень играют часовни. Они есть почти везде. В больших селах их может быть даже две-три, своя часовня в каждом конце. Они разные. Среди них как постройки XVII—XIX веков сложных архитектурных форм — островерхие с высокой звонницей (часовни Николы Угодника в Вершинино и Сошествия Святого Духа в деревне Глазово) или с крытыми гульбищами по бокам (часовня Иоанна Богослова в деревне Зихново), так и маленькие клети под двускатной кровлей (часовни Иоанна Богослова в Вершинино и Крест (Успение) в Тырышкино). Внутри часовен отреставрированные расписные удивительной красоты «небеса». В Морщихинской нам показали также часовни, восстановленные силами и средствами жителей на месте прежних сгоревших или разрушенных. С виду это часто ничем не примечательные строения, больше напоминающие хозяйственные помещения, стены толщиной в одну доску. Все их убранство внутри — деревянный крест, подсвечник да несколько домашних бумажных иконок, да многочисленные «заветы» — принесенные кем-то платки, полотенца, рубашки с просьбой об излечении от недугов. За каждой часовней присматривает взявшая на себя такое обязательство старушка. Следы их непрестанной трогательной заботы заметны всюду. В часовнях чисто и в меру сил ведется текущий ремонт: так, крыша одной из часовен была обита изнутри белыми шерстяными платками.

Наряду с часовнями здесь почитаются поклонные, или обетные, кресты, поставленные при дорогах или других значимых местах, родники, древние, оставшиеся со времен ледника, камни и «рощи». Рощами здесь называют участки хвойного леса, а не лиственного, как можно было бы ожидать из названия. Часовни часто стоят в окружении таких рощ.

Традиция отношения к рощам как к священным запрещает собирать в них грибы, ягоды, цветы. Сломать здесь ветку, не говоря о том, чтобы срубить дерево, считается большим грехом. В связи с этим в Кенозерье во множестве бытуют рассказы о нарушениях этих запретов и последовавших за этим наказаниях.

Помимо наблюдений за обычаями кенозерских и лекшмозерских деревень мы постоянно вели продолжительные, по три-четыре часа, беседы с жителями в возрасте от тридцати трех до девяноста четырех лет. Анализируя сделанные от них записи, интересно отметить следующее. Традиционный фольклор сегодня продолжает свое бытование не только в устной, но и в письменной форме. Во время расспросов о тех или иных фольклорных жанрах наши собеседницы часто обращались к объемистым изрядно потрепанным тетрадям, которые содержали ценные фольклорные коллекции — записи по собственной памяти или со слов односельчан. Такие тетради мы без устали снимали на фотоаппараты, отмечая про себя, что носители фольклора в современном селе сами становятся его собирателями.

Среди зафиксированного на фотоаппарат и записанного на диктофон фольклорного материала первое по количеству место принадлежит песенным жанрам. Это частушки, любимые за краткость и остроту. Только в одной из упомянутых тетрадей их было обнаружено около девятисот! Среди множества частушек, посвященных любви:

Кенозёрушко-озёрушко, Серёдочка волной, Не придется ягодиночке Смеяться надо мной, — или дружбе: Мы с тобой, товарочка, Вовеки не расстанемся. В одну деревню не возьмут — Девками останемся. Редко, но встречаются частушки «политического» содержания: При царе при Николашке Ели белые олашки. Началась советска влась — Вся солома притолклась. Записано от А.В. Овчинниковой в деревне Вершинино

Весьма популярны у исполнительниц поздние, авторские, песни и романсы. Именно романсы составляют основную часть их песенного репертуара. «Главные песни у нас были — “Златые горы” или “Когда были юные годы”», — говорит одна из информантов, шестидесяти девяти лет, живущая в деревне Спицыно. Романсы — жанр, возникший поздно, но сами народные певицы считают их «старинными песнями». В общей сложности песен и романсов было записано более двухсот.

Из обрядовых жанров в Кенозерье и Лекшмозерье удивительно живуча заговорная традиция. Этот архаичный жанр не теряет своей актуальности в сельском быту. Среди записанных заговоров больше всего лечебных: «от золотухи», «от грыж», «на родимец», «на призор», «на ураз», «от прица» — и хозяйственных: «скот выпускать», «скот становить», «на продой».

Широко распространены в деревнях, особенно в Кенозерье, былички — полуфантастические рассказы о домовом, баенном и овинном хозяевах, о лесовом, водяном и русалке; о том, как в лесу пропадали люди или скот и об их поисках с помощью ворожбы. Эти рассказы так и сыпались из уст наших собеседников при каждом удобном случае. Их обилие здесь, по-видимому, не случайно: сам этот край с его изгибистыми заливами, таинственными темными рощами и огромными валунами служит благодатной почвой для неистощимой народной фантазии.

Встречается здесь и столь ценный для собирателя жанр, как духовные стихи. Лучше всего среди них известен «Сон пресвятой Богородицы». Его списки есть во многих домах. Этот духовный стих выполняет функцию универсальной охранительной молитвы. В одном из его вариантов есть такие слова: «Аще кто сон Твой при себе в чистоте в дому держать будет, к тому человеку не прикоснется ни огонь, никакой злой человек… Аще кто сон пресвятой Богородицы возьмет с собой в путь, тот раб Божий в пути иметь будет счастье, и к тому человеку не прикоснется ни зверь, ни разбойник». Одна из наших собеседниц, С.И. Глущевская, показавшая нам рукопись этой «молитвы», сказала, что, идя куда-либо, всегда берет ее с собой.

Редкой находкой в кенозерской экспедиции стала запись осколка древнего эпоса. Признаки окончательного упадка этого жанра отмечались собирателями как повсеместное явление еще в 1950—1960-е годы. Жительница деревни Зихново А.А. Семенова, родом из семьи священников, вспомнила начальные строки былины «Женитьба Алеши» и кратко пересказала ее сюжет. Он был известен ей от родственников, занимавшихся былинным исполнительством.

Одной из задач в экспедициях был целенаправленный поиск календарного фольклора — песенных и прозаических произведений, связанных с календарными праздниками: песен, закличек, поговорок, заговоров. С одной стороны, его собирание в северных районах представляет определенную сложность. Земледелие не играло на Севере такой роли, как в средней полосе и на Юге, здесь не было яркой и красочной земледельческой обрядности, отсутствовали многие весенние и летние календарные праздники более южных областей. В то же время собирать календарный фольклор — процесс увлекательный, поскольку этот пласт устного народного творчества очень разнообразен. Среди жанров календарного фольклора интересны в первую очередь те, которые сохраняют наиболее тесную связь с обрядом. В наших записях это святочный фольклор и скотоводческие заговоры, имевшие привязку к календарным праздникам.

Рассказывая о святках, информанты без труда вспоминают многочисленные обряды гаданий и вместе с ними заклинания, обращенные к суженому. «Суженый-ряженый, приходи коня поить!», «Суженый-ряженый, приходи жита жать!» — произносили во время гадания «на сон». «Я полю-полю снежок, полю беленькой, где собачка залает — там мой миленькой», — говорили, гадая на росстани (перекрестке дорог). Многие наши собеседники хранят в памяти тексты праздничных стихов, с которыми в детстве ходили по деревне «славить» — поздравлять хозяев с Рождеством. Эти стихи представляют собой церковные песнопения, измененные в народной традиции:

Христос рождается — славите, Христос — не безрящите. Христос на земле, возноситеся. —

И завершающиеся обычно требованием-просьбой об угощении: Большушка, большачок, с праздничком! Ломком не ломайте, челком подавайте, Крох не трусите — греха не творите. Аминь! Записано от П.Н. Ножкиной в деревне Вершинино

Что касается скотоводческих заговоров, их здесь было найдено достаточно много. Скотоводческая обрядность на Севере была особенно развитой, и Кенозерье — яркий этому пример. Многие из женщин, с которыми мы беседовали, еще недавно держали скот, поэтому весь комплекс обрядовых предписаний, без которого правильный обиход скота считается невозможным, был хорошо известен им. Как сказала об этом одна из наших собеседниц: «Скот держать – так всё надо знать!».

Отношение к домашнему скоту было ласково-уважительным. В заговорах к корове обращаются так: «Стой, матушка, зоренька, стой… Хвостиком не махай, ножками не переступай, головкой не махай».

В крестьянском календаре было два важных праздника, к которым были приурочены скотоводческие заговоры. Это Егорьев день (6 мая н.с.) или Николин день (22 мая) — начало пастбищного сезона, когда скот впервые после зимы выпускали на пастбище, и Покров (14 октября) — его окончание, когда скот ставили в хлев.

В отличие от обряда постановки в хлев, обряд первого выгона был более сложным и детально разработанным. В деревнях, где нанимали пастухов, он проводился дважды: сначала хозяйкой на своем дворе, затем пастухом со всем деревенским стадом на поскотине за деревней.

Домашние заговоры на первый выгон, читавшиеся хозяйкой, здесь распространены, и их запись не требует больших усилий, в отличие от заговоров пастушеских. Пастухи хранили свое знание в тайне, поэтому найти его следы в современных деревнях не так просто. Среди записанных в двух экспедициях заговоров есть только один отрывок пастушеского заговора, сообщенный вдовой пастуха (А.В. Овчинниковой).

Завершая краткий обзор поездок в Кенозерье и Лекшмозерье, не близкий, но родственный Обонежью край, хочется сказать, что за время экспедиционной работы удалось посмотреть и записать немало, а в целом – узнать, что и сейчас на Севере остаются районы с самобытной и мощной традицией, которая по-прежнему продолжает жить собственной жизнью в разных и ярких проявлениях.

Дарья АБРОСИМОВА, ст. научный сотрудник отдела фольклора музея-заповедника «Кижи»
Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф