ГАЗЕТА «КИЖИ»
первая музейная газета Карелии

Во время подготовки доклада на конференцию «Рябининские чтения» мне часто приходилось пользоваться материалами фольклорной экспедиции, которая была организована Московским государственным университетом на территорию Карельской АССР в 1956—1959 годах.

Это была крупная экспедиция. Ее целью было собирание эпических жанров фольклора – былин, баллад и духовных стихов. Ее участники, студенты и аспиранты филологического факультета, под руководством преподавателя университета Э.В. Померанцевой обследовали места, где во второй половине XIX и первой трети ХХ века записывали эпос известные собиратели: политический ссыльный и губернский чиновник П.Н. Рыбников, ученый-славист А.Ф. Гильфердинг, фольклористы братья Б.М. и Ю.М. Соколовы и А.М. Астахова. За четыре года работы в течение лета экспедиция охватила большую территорию к северу и востоку от Онежского озера, захватив часть Архангельской области. Ею были сделаны этнографические наблюдения над жизнью онежских деревень, записаны биографические сведения о многих исполнителях. Но наиболее ценными ее материалами стали обширные записи фольклорных жанров, главными среди которых были, конечно же, былины. Участники экспедиции зафиксировали их на одном из самых последних этапов бытования, вписав тем самым свои имена в историю изучения русского эпоса, наряду со знаменитыми предшественниками.

Некоторые из участников экспедиции не оставляли своего увлечения былинами и фольклором и после ее окончания и стали впоследствии учеными, чей авторитет в фольклористике сегодня общепризнан. Это В.М. Гацак, Ю.И. Смирнов, Е.А. Костюхин. В числе этих ученых и Юрий Александрович Новиков, профессор Вильнюсского педагогического университета, доктор филологических наук, руководитель университетского фольклорного кружка. Его главные научные интересы – это традиционная культура русских старообрядцев в Прибалтике и былины Русского Севера. За последние десять лет по этим двум темам вышли несколько его монографий.

Начиная с 1995 года Юрий Александрович является постоянным участником «Рябининских чтений». Когда в этом году он вновь приехал на конференцию, я не могла не воспользоваться представившейся возможностью побеседовать с исследователем о его впечатлениях участника той экспедиции.

К началу экспедиции Юрий Александрович был студентом, окончившим первый курс. В беседе он вспоминает ее первые дни и начало своей работы в качестве фольклориста-полевика, рассказывает о методике ведения полевых записей, которой пользовались еще братья Соколовы в экспедиции «По следам Рыбникова и Гильфердинга» в 1926-1928 годах, а затем и ученица Ю.М. Соколова Э.В. Померанцева, обучавшая этой методике студентов фольклорного семинара.

— Юрий Александрович, чем запомнилось Вам начало экспедиции?

— Тогда уже реставрация церквей в Кижах была в полном разгаре. Но там так было: Преображенскую почти закончили и Покровскую, колокольня была в первозданном виде. Там очень симпатичный старичок был, смотритель. Эрна Васильевна Померанцева договорилась, и мы провели два дня и одну ночь в Кижах в доме Ошевнева, который недавно перевезли. И нам его как квартиру дали. Весь состав экспедиции был полностью, мы еще не разделились. Мы еще запись, собственно, не начинали. Старик этот, смотритель, открыл нам – ключи у него были – одну церковь, другую. Кладбище еще не было упорядочено, и ограды не было, просто фундамент остался. «Только, - говорит, - ни в коем случае на колокольню не лезьте». Но если есть запрет – это как сюжет волшебной сказки: он обязательно должен быть нарушен. Залезли на колокольню. Какой вид там открывается! Бог знает, куда видно: эти острова, лодки, кое-где кораблики. Вечером – рыбу ловить. А там мелководье везде возле берега. Ничего, по-моему, не поймали, но воспоминаний! Почти ночь, а мы рыбу ловим.

— Помните ли Вы свой первый опыт фольклорной записи?

— Полкилометра севернее собора отдельный дом стоял с хозяйством. И Эрна Васильевна взяла меня и Женю Костюхина: «Пойдемте за молоком, мальчики». Мы пошли, приходим. Молодая женщина качает ребенка, поет колыбельную песню. «А мама как раз сейчас корову доит, подождите немножко». Она качает, поет колыбельную песню. Эрна Васильевна на нас один раз посмотрела грозно, второй раз грозно. Мы ничего не понимаем. «Писать!» В натуральной обстановке. А у нас ни карандашей, ни бумаги нет. «Надо быть при оружии!» И достает два карандаша, какой-то блокнотик, разорвала. Мы записали эту колыбельную песню.

— В этой экспедиции Вы ориентировались исключительно на эпос?

— У нас экспедиция была целевая все эти годы. Прежде всего, эпическая поэзия. За былинами охотились, конечно, но их было мало, в силу того что Заонежье после войны было так развоевано — здесь живого места не было. Кого в концлагеря, кого расстреляли, кто снялся и уехал, кто в армии был и не вернулся. Потом тут только записали пару текстов, которые чудом уцелели. Если с записью былин ничего не получается, то записывали сказки и сказочную прозу. За преданиями охотились. Свадебный обряд, заговоры, духовные стихи, — они же долгое время были под негласным запретом, вот мы и писали их. Дальше, по убывающей, — песни. Разные: кадрильные, утушку, хороводные, плясовые, протяжные, лирические, бытовые. Городских романсов почти не записывали — просто даже времени уже не хватало. Конечно, в идеале надо записывать всё. Потому что это репертуарный контекст для исполнителя. И вот в конце частушки пошли, пословицы, загадки.

— Какие из этих жанров, на Ваш взгляд, записывать сложнее?

— Пословицы вообще невозможно записывать: «Бабушка, давай пословицы». Я в Литве нашел староверку Колесникову, которая записывала сама всё, что знала. Она записала более тридцати тысяч пословиц, поговорок, фразеологизмов. И вот она говорит, что она помнит только одну: «Волка ноги кормят». Потому что пословица приходит в речевой ситуации. И тогда они летят одна за другой. Загадки тоже хорошо, потому что загадки одна в другую переходят. Одна бабушка про помело или про горшок загадку сказала, а у другой другая совсем загадка. Вот, мол, а у кого лучше? Тем более если из другой деревни вышла замуж, то и традиция немножко другая… Очень хорошо было, когда удавалось исполнителей собрать вместе. Свадебный обряд сколько ни записывай – всегда будет по-разному, даже в той же деревне. Потому что каждая рассказывает о своей личной свадьбе или о свадьбе сестры или подруги. Свадьбу можно было растянуть на семь дней, если семьи богатые, и можно было в один-два дня уложиться, чтобы расходов поменьше… Очень было интересно, как у людей, особенно при рассказывании сказки, совсем другой настрой, когда есть аудитория. Когда есть соседи, члены семьи, особенно дети. Тут исполнитель уже на нас и внимания не обращает. Вот перед ним горящие глаза, вот кто-то свои эмоции высказывает. И тексты тогда гораздо более полные. Он тогда уже себе не позволит делать того, что иногда делали сказочники. Волшебная сказка, там повторы: те же самые формулы, те же самые сцены повторяются два-три раза. И исполнители начинают спрессовывать при записи тет-а-тет с собирателем. А когда аудитория более-менее представительная, надо блеснуть мастерством, показать все, на что он способен — он уже «выдает» в идеальном варианте. И надо фиксировать все реплики, ремарки. Не только исполнителя, а вот эти, что аудитория говорит. Потому что это тоже одна из граней жизни, функционирования фольклора. Тогда понятно, для чего он нужен.

— Расскажите, пожалуйста, о методике записи, которой Вы пользовались.

— Методика у нас, в общем-то, была неоригинальная. А та, которую использовали братья Соколовы. То есть. Обычно работали парами. Песенные жанры – просто: один записывает одну строку, второй другую. Хотя бывали иногда накладки: оба пишем вторую строку или оба пишем первую. Сложнее было с прозой. Я пишу и слушаю, и слово, которое я слышу, я напарнику шепчу, и он с этого слова начинает писать. Иногда, когда бывали втроем, тогда третий человек тоже слушал и записывал вот эти стыки. Напряженно работали, с утра до вечера. Пары постоянные, как правило. C нами были и такие «зубры» как Нина Савушкина, Виктор Михайлович Гацак, уже аспирант последнего года обучения. И вот нас «состегивали» с кем-то, первокурсников с опытными. И мы потом тоже. (На третий год экспедиции, в 1958 году, Юрий Александрович был руководителем одного из двух отрядов экспедиции, работавших на Пудоге, Кенозере и в Каргополье).

— Был ли у Вас с собой магнитофон?

— У меня был вот такой большущий синий чемодан, магнитофон «Эльфа». Весил он не знаю сколько. Я его протаскал пол-экспедиции. И выяснилось, что кроме Сенной Губы в деревнях нигде нет электричества. Значит, он оказался не нужен.

— Запомнился ли Вам кто-то из исполнителей в этой или следующих экспедициях?

— В основном, женщины, конечно, были хранителями традиций. У мужиков все быстро выветривалось, потому что они гораздо более мобильные, они подвержены влиянию и СМИ, и грамоты, и всего прочего... Однажды нашли почти девяностолетнюю старушку, Михеева, кажется, ее фамилия. Великолепная сказочница! В ее репертуаре около семидесяти сказок, причем разные жанры: и детские прибаутки, и классические волшебные сказки, и бытовые. Потом на Пудоге мы в шестьдесят девятом году нашли великолепного сказочника. Все на него указывали: «Сходите к нему». Ему уже за девяносто лет было. И мы к нему четыре вечера приходили. И только по одной сказке волшебной записывали за вечер, но такой стройной! Как-то я мимо проходил и хозяйку спрашиваю – а она все вокруг дома крутится:
— Что вы, чего в избу не идете? — А она говорит:
— Иван выгнал.
— ???
— Сказку репетирует.
Которую мы сегодня вечером должны от него записывать. Он восстанавливал! Он относился как профессионал к этому, прямо как в театре, когда готовят постановку. Конечно, далеко не все так относились, особенно уже в советское время, когда традиция разрушалась.

— Каково было Ваше общее впечатление о деревнях, людях, которых Вы встречали?

— О людях самые приятные воспоминания. Приходим, шесть человек: два парня, четыре девчонки, где-то к девяти вечера. Бабушка, одна живет. «Ой, бажоные, ой, бажоные, проходите!» Если печка горячая, сразу нас раздевает, какие-то балахонишки, всё это кладет сушить. Если нет, она тут же растапливает, самовар на стол, и пока не напоит чаем с калитками, не задаст вопроса: «Кто вы и зачем идете?» Вот такое чисто восточное гостеприимство. Но что меня еще удивило, и не только в Заонежье. Где-то на Тамбичозере, по-моему, хозяин подарил нам маленькие грузила, голыши. Причем не просто голыши для тяжести, а как будто бы отобранные художником – он, может, из двадцати один выбирает – разноцветные такие. Сверху оплетены берестой. А поскольку это уже чуть ли не сто лет назад делалось – так как будто единое целое. Пожалуйста, грузила.

***

Такой получилась беседа с Юрием Александровичем. Сведения, которыми он поделился, ценны не только как эпизод из автобиографии – первые встречи с фольклором будущего известного ученого. И не только потому, что из его уст звучат замечания, где обобщен его последующий многолетний экспедиционный опыт – об условиях бытования тех или иных фольклорных жанров и наиболее полного проявления творческих возможностей исполнителя. Рассказ Юрия Александровича интересен также и как своего рода «документ эпохи». В нем отразились, с одной стороны, особенности работы фольклориста в то время, когда архаичные жанры можно было встретить в деревнях в достаточном количестве произведений, а записывающая техника сильно отставала от потребностей собирателя. С другой, в нем запечатлены некоторые реалии жизни деревень середины ХХ века и их жители.